Потомок святого, защитник Каргополя, вернувший России Великий Новгород

Шел 1612 год, казалось, Великой смуте нет конца. Распад страны шел по всем направлениям, перекинувшись с госуправления и воинских дел на повседневность. Христианские заповеди отодвинула борьба за выживание, а звериная жестокость проникала во все уголки. Людей мучили, казнили ужасными казнями, бросали непогребенными на растерзание собакам и волкам.

Не успели православные порадоваться сведению с трона непопулярных Годуновых, как в Кремле оказались поляки с Дмитрием Самозванцем и Маринкой Мнишек. Свергли их, на престол взобрался слабый и хитрый Василий Шуйский. Вскоре царь увяз в восстании Ивана Болотникова, обескровившем центр страны. Авторитет власти пал «ниже нижнего», а недограбленное имущество населения, как мед, привлекло тысячи авантюристов из Польши, Швеции и всей Европы.

Пленив Василия Шуйского, поляки снова обосновались в Кремле. Первое русское ополчение в 1611 году пыталось отбить столицу, но погрязло в дележе власти и развалилось. Летом 1612 года в Кремле сидел польский гарнизон, население присягало «царю Владиславу» — старшему сыну короля Речи Посполитой Сигизмунда III, московские бояре пособничали оккупантам. «Хрестьяне» бежали от ужасов интервенции и гражданской войны на Север — на Мезень, Пинегу и в Сибирь. Шведы захватили северо-запад России, Новгород, Псков, Орешек, с помощью новгородских пособников пытались овладеть Кемью и Соловками. Московская компания в Лондоне, в условиях распада русской государственности, обсуждала принятие Русского Севера под английский протекторат.

Адриан Селин, историк: «5 июня 1612 года, когда в Новгороде со дня на день ожидали прибытия шведского принца Карла Филиппа, в Заонежские погосты была отправлена грамота…: «А то б волостным людем говорили, чтоб они… дали с выти по яловицы да по борани х королевскому приезду с великою радостью, а как королевич Карла Филип Карлович будет в Новегороде, и их пожалует…»

10 июля 1612 г. Неплюев и Змеев (новгородские воеводы — пособники шведов — прим. автора) получили указание из Новгорода урегулировать отношения с каргопольцами: «…Посылали вы… для данных денег праветчиков… в Водлозерские волости… тех детей боярских из волости выслали и денег на себе править не дали, а сказали, что оне платят в Каргополь… и к вам ис Каргополя писал Олексей Зюзин… буттоса вы с Каргополем задор чините и… посылаете для денежных доходов понапрасну» (1).

Варвара Корсакова, историк: «Зюзин, Алексей Иванович (или Зузин)… В 1610—1611 гг. Зюзин был воеводой в Устюге Великом, а в 1612 г. в Каргополе. 22 июня каргопольцы, с Зюзиным во главе, послали в Новгород отписку начальникам шведских и русских военных отрядов о запрещении новгородским сборщикам являться за податями в каргопольские волости… В отписке от 22 июня 1612 г. в Новгород Зюзин и каргопольцы решительно вступились за свои права и спокойствие: «А будет вы, господа, забыв свои души, учнете с нами рознь чинить и кровь крестьянскую проливати, и на каргопольские места войною приходити, или какой задор чинити, и мы против вас стояти рады, сколько милосердый Бог помочи подаст, и которая кровь крестьянская вашим задором прольется, и тое крови взыщет Бог на вас…» (2).

Адриан Селин, историк: «30 июля 1612 г. в Андомский погост Обонежской пятины пришли кормовые сборщики из войска воеводы Алексея Зюзина, чей восьмитысячный отряд угрожал из Каргополя Ладоге и Новгороду. Появление этого отряда вблизи заонежских рубежей напугало посланных для кормового сбора в Заонежские погосты новгородцев… которые остановились… не переходя Свири…» (3).

Каргополь, получивший от Ивана Грозного монополию на соляную торговлю, был не захолустьем, а оживленной торговой площадкой и перекрестком многих дорог, а воевода Алексей Зюзин имел древнюю родословную, византийские корни и предка — святого мученика.

Светлана Ярославцева, историк: «Зюзины вели свое родословие от черниговского боярина Федора, убитого в 1246 г. в Золотой Орде при царе Батые вместе со своим князем Михаилом Всеволодовичем Черниговским… Михаил Черниговский и его боярин Федор были причислены к лику святых… в Чернигов Федор прибыл из Италии: «Властодержатель Греческого града Сардиния иже Средиц нарицается именем Феодор в древнейшие времена по случаю завоевания сего города Болгарским царем Иоанном Асаном переселился… в Чернигов… и почтен боярскою почестью».

Сын Федора Михайло Шетен, и сын Михайлы Константин Шетнев, и сын Константина Иван Шетнев… У Ивана… были сыновья: старший Андрей, по прозвищу Зуза…

В славянском божественном пантеоне известен белорусский бог зимы Зюзя… низенький длиннобородый старик в белой одежде… Это тот же Мороз… Зюзя порой помогает людям, предупреждая о грядущих морозах.

В январе 1570 г. Василий Григорьев сын Зюзин был во главе передового полка, когда Иван Грозный шел подавлять «измену» в Великом Новгороде… стольник Василий Зюзин… в его обязанности входила охрана безопасности царя… «ночевать у государя в стану и в головах быти».

Во время присутствия в 1581 г. в Москве папского посла Антония Поссевина Иван Васильевич принимал его в Старице… Думные дворяне Василий Григорьевич Зюзин и Роман Михайлович Пивов встречали посла… Выслушали посла те же думные дворяне В. Г. Зюзин и Р. М. Пивов… Они же сообщили государю обо всем услышанном от посла, после чего государь «указал ему ответ учинить Дворяном Ближния Думы Василию Григорьевичу Зюзину да Роману Михайловичу Пивову…»

…в «дворовом» списке «разделенной» (боярской) Думы значатся думные дворяне А. Ф. Нагой, Б. Я. Бельский, В. Г. Зюзин…» (4).

В августе 1612 года появилась надежда, что второе народное ополчение положит конец оккупации Москвы и Смуте. Отряды князей Д. Пожарского и Д. Трубецкого осадили Китай-город и Кремль, где засел польский гарнизон и боярское правительство — Семибоярщина. Осажденные рассылали в уезды отряды фуражиров, отнимающих продовольствие любыми средствами. С тех пор среди оккупантов появилась идея похода на неразоренный Русский Север. Когда ополчение перерезало осажденным связь со страной и отбило гетмана Я. Ходкевича с обозом продовольствия, польскому гарнизону пришлось есть крыс, кошек и человечину.

26 октября 1612 года Кремль пал, и только небольшая часть сдавшихся выжила. Выплата жалования из царской казны польским отрядам прекратилась. Поляки перешли на самообеспечение и в поисках добычи отправились на Север. 20 августа были разграблены окрестности Кирилло-Белозерского монастыря, 22−25 сентября поляки внезапно «изгоном» захватили и разорили Вологду. 5 декабря отряды полковников Песоцкого и Бобовского (вероятно, того Бобовского, который разгромил войско князя Мосальского под Звенигородом (5)) безуспешно осаждали Кирилло-Белозерский монастырь, после чего ушли к Каргополю, который штурмовали 12−15 декабря. Походы на Север оставили у поляков воспоминания, передаваемые из поколения в поколение и ставшие подобием рыцарской поэзии:

Вацлав Потоцкий, рыцарь герба Шренява (1670 г.):

Минув Москву, пошли они вглубь, преодолевая этот мир:За ними осталось уже Белое озеро и пороги,Уже прошли рифейские горы, укрытые снегом,И Ингра, и Пермя, где на длинных саняхЛетают люди по снегу стремительнее сокола,Где вести войну приходилось уже не с людьми,Не вынесшими их вида, а с медведями и с суровыми турами,С морскими чудовищами; без соболей, без хлеба,Питаясь одной вяленой рыбой.Они до тех пор продирались в дикие и пустынные места,Пока грудью не уперлись в северные льды» (5).

Русские воеводы на Севере отнеслись к угрозе нашествия на удивление беспечно. Каргополь, Емецк, Холмогоры, Турчасово и Усть-Моша не имели острогов, и только известие о разорении Вологды подтолкнуло к их строительству. Укрепления возникли в последний момент — в Холмогорах за несколько дней до прихода оккупантов, в Емецке острог сделали из разобранных стен мужского монастыря.

Михаил Мильчик, искусствовед, историк: «Острог в Каргополе впервые был срублен в 1612 году после захвата польскими и литовскими отрядами в сентябре Вологодской крепости… Острог представлял собой квадратное в плане, строго регулярное укрепление, причем весьма значительное, ибо длина его стен по периметру превышала километр (2670 м х 4 = 1080 м)…за его стенами находились съезжая изба, воеводский и дьячий дворы, кладовая палатка, острог (тюрьма) и четыре церкви — Спаса Нерукотворного, Всех Святых, Владимирская и Параскевы Пятницы. Кроме них… там еще стояло 128 посадских, церковных и бобыльских дворов… в которых обитала четвертая часть всего населения Каргопольского посада» (6).

Иван Суворов, историк: «…В ночь на 11 декабря на Кириллов монастырь напали разбойники, но после многих приступов отошли от монастыря и прошли дальше на север к городу Каргополю, посад которого и сожгли 15 декабря… удалось взять у литовских людей языка…: «приходил-де под Кириллов монастырь полковник пан Кристоп Песотской… а с ним-де было всяких людей человек с 700, а того-де полковника пана Кристопа… на приступе убили… а из-под Кириллова монастыря пошло их человек с 600… к Каргополю, а под Каргом-де полем стоят… а идти-де им к Великому посаду, что на Двине близко моря…» (7).

600 прошедших десятки сражений военных профессионалов против небольшого стрелецкого гарнизона, немногочисленных дворян и сотни-другой вооруженных посадских — соотношение крайне неблагоприятное. Каргополь спасло отсутствие у поляков крупной артиллерии, пестрый состав и, очевидно, слабость командования. Грабительские цели похода вынуждали не задерживаться там, где встречалось сопротивление, заставляя искать поживу в беззащитных селениях. Для ослабления сопротивления Бобовский придал разбою видимость законности, выступая от имени провозглашенного царем королевича Владислава.

«Воровская грамотка» на Каргополь от имени «царя всеа Руси» Владислава: «…Воеводе Олексею Ивановичю… царь и великий князь Владислав Жигимантович всеа Русии… послал послов о своём царском приходе на великое государство царём и великим князем; а нас от собя послал со многою ратью… к вам, в Каргополь и в Поморские городы… вас воевати, что вы ему государю, крест целовав, изменили… и мы… посады ваши, и уезды все до основания разорим и выжжем, а вас посечём… а толко вы нам денежные доходы заплатите… и в уезде не будем палити и грабити…» (8).

Но «грамотка» не произвела впечатления, судя по тому, что переговоры не состоялись. Зато полякам удалось достигнуть внезапности, хотя от Кириллова монастыря они двигались через село Тихманьгу по населенной местности. Некоторые разбредшиеся каргопольские жители были захвачены. Ценою жизни и имущества они невольно отвлекли атакующих от острога, позволили вовремя закрыть ворота и расставить защитников по стенам.

Отписка Кирилловских игумена Матфея… белозёрцам, о походе литовцев… к Каргополю… (21 декабря 1612 г.): «…Декабря-де в 9 день пришли-де к ним из-под Кирилова монастыря Литовские люди… и пришли-де они под Каргополь в субботу в ночи, и было-де дело у них с Каргополцы великое, и Каргополцы-де от них отбилися, и они-де стали у Спаса в монастыре за рекою… что-де Литовские люди под Каргом полем у Спаса за Онегою, а иные-де стоят в Тихмоньге… а к Каргу-де полю Литовские люди к острогу часто приходят, и из острога-де на них на вылазку выходят и с ними дерутца, и посады-де ещё в Карге поле целы…» (9).

Отписка каргопольцев белозёрцам о приступе к Каргополю Литовцев… (15 Декабря 1612 г.): «Белозёрским Посадцким и уездным старостам… Олексей Зузин… и Каргополские посадцкие и уездные выборные люди… челом бьют… в нынешнем, в 121 (1612) году, декабря в 12 день, с пятницы против субботы в ночи за два часа до свету, Польские и Литовские люди и Руские воры пришли в Каргополь на посад, и которые посадцкие люди в ту пору были на посаде, для своих хлебных нужд, а в острог не поспели, и тех людей они всех посекли, а иных в полон поимали, а на свету приступали с щиты к острогу, накрепко: и Божиею милостью, и пречистыя Богородицы помощию и заступлением, и всех святых молитвами, тех воровских многих людей побили, языков поимали, и те языки с пытки в роспросе сказали, что тем ворам приступати под острог накрепко и, взяв острог, людей посечи, И весь Каргопольской уезд до конца разорити.

А назавтрие, воскресенье поутру, те же воры приступали под острог накрепко: и мы, прося у Бога милости, против тех воровских людей высылали на вылазку голову Ивана Радилова, с конными и с пешими людьми, и многих воров побили и языков поимали, а наши люди с того бою сошли, дал Бог, здорово.

А на третей день, в понедельник, те же воры по своему воровскому умыслу, с нарядными щиты, с огнём и с зельем и смолою, приступали к острогу накрепко: и милости в Троицы славимого Бога, и пречистыя Богородицы помощию и заступлением, и всех святых молитвами, на том приступе от щитов тех воров отбили, и щиты поимали и сожгли, и многих людей у них побили и языков поимали, и те языки с пытки сказали, что им, не взяв Каргополя, в Поморские волости не хаживати…

А во вторник поутру те же воры, зажегши Каргополь посад, пошли на низ, в Каргополской уезд… И вам бы, господа, жити бережно, чтоб те воры изгоном какого дурна над вами не учинили… иные хотят итти на Двину, а иные опять назад в Белозёрской уезд и под Кирилов монастырь…» (10).

Воевода А. И. Зюзин был крайне смелым командиром. За три дня трижды делать вылазку, не имея численного и качественного преимущества перед осаждающими, — большой и, казалось бы, неоправданный риск. Скорее всего, А. Зюзин водил защитников крепости в атаку по крайней нужде — деревянный острог поляки могли сжечь. А. Зюзину приходилось ломать передвижные щиты врага, уничтожать польские осадные припасы. Из всех описаний защиты северных острогов в 1612—1613 гг. действия Алексея Зюзина выглядят наиболее блестяще. Разослав полученную от пленных информацию о планах оккупантов, А. Зюзин предупредил защитников Севера о надвигающейся угрозе, лишив неприятеля внезапности.

Героических военачальников, незапятнанных сотрудничеством с самозванцами, поляками и шведами, было немного, молодой царь Михаил Федорович Романов в них особенно нуждался.

Варвара Корсакова, историк: «Весной 1613 г. Зюзин находился в Троице-Сергиевом монастыре при царе Михаиле Феодоровиче, остановившемся там по пути в Москву» (11).

Избрание царя Михаила Федоровича родило надежду у населения страны. Но сохранялась угроза со стороны «царя» Владислава и Речи Посполитой, а северо-запад оставался «под шведом». В разоренной России ресурсов для продолжения борьбы практически не осталось. Оставалась надежда на внешнюю помощь. Но европейские державы с гораздо большим интересом готовы были поучаствовать в присвоении богатств и территорий России. В том числе и Англия, к которой в 1611 году обратился ряд двинских купцов, торговавших с Лондоном, предложивших установить над Русским Севером английский протекторат. Но вариантов у Москвы не было, приходилось работать с теми «партнерами», которые имелись в наличии.

Алексей Зюзин отправился в Англию за помощью. Он и раньше контактировал с представителями английской Московской компании, прославился как защитник Севера — лучшего переговорщика было трудно найти.

Варвара Корсакова, историк: «7 июля того же 1613 г. Зюзин отправлен был послом в Англию к королю Иакову… 29 августа посольство выехало из Архангельска на кораблях, 26 октября прибыло в Лондон, а 7 ноября представилось королю. Зюзин должен был рассказать королю про «неправды» поляков в Москве и просить у него помощи казною, товарами, зельем, свинцом, серою и другою «воинскою казною» приблизительно на 100 тысяч рублей, а «по самой нужде» на 50 тысяч. За такую помощь Михаил Феодорович «своею любительною и братственною дружбою и любовью будет воздавать и свыше того».

Зюзин был прекрасно принят королем, обещавшим вести с царем Михаилом дружбу «свыше» прежних королей. «Мне известно, — говорил он, — какое зло поляки наделали в Москве, и мы короля Сигизмунда за то укоряем и с ним ни о чем не ссылаемся; и шведского короля неправды нам известны же». Король и сын его королевич Карл во все время приема московского посольства не надевали шляп; королева тоже присутствовала на приеме. Король настаивал, чтобы послы надели шапки, и получил от них такой ответ: «Видим к великому государю нашему твою братскую любовь и крепкую дружбу, слышим речи ваши государския, великаго государя нашего царское имя славится, а ваши королевския очи близко видим, и нам, холопям, в такое время как на себя шапки надеть?..»

Вследствие посольства Зюзина приехал в Москву в августе 1614 г. английский посол Джон Меррик… В 1615 г. царь Михаил Феодорович и шведский король Густав-Адольф решили приступить к мирным переговорам и избрали посредниками… — находившегося в Москве английского посла Джона Мерика… Посольство составляли: окольничий кн. Дан. Ив. Мезецкий, дворянин Ал. Ив. Зюзин…» (12).

А. Зюзин убедил англичан в невозможности северного протектората в связи с избранием царя Михаила Федоровича. Судя по последующим событиям, Алексей Иванович направил интерес англичан к Северу в переговорное русло и посулил торговые льготы. Д. Меррик по приезде в Москву обсуждал получение земель в Вологодском уезде Московской компанией в концессию. Используя интересы англичан и играя на их противоречиях со шведами, А. Зюзин настолько замотивировал английскую сторону и лично посла Д. Меррика, что Лондон, во-первых, подключился к переговорам со шведами, а во-вторых, сделали это не как третейский судья, но своим международным авторитетом усилил позиции Москвы.

Из «Книги называемой Новый летописец»: «360… послал государь послов своих на съезд с немецкими людьми: окольничего князя Даниила Ивановича Мезецкого да Алексея Ивановича Зюзина… и посольство у них тут не состоялось, и разъехались… Еще больше стали делать новгородцам утеснение великое.

361… Пришел к Москве из Английской земли посол князь Иван Ульянов… чтобы государю примириться со свицким королем, а ему бы быть между послами третьим. Государь же его пожаловал, отпустил к свицкому королю…» (13).

Варвара Корсакова, историк: «27-го февраля 1617 г., после многих споров, подписали наконец так называемый Столбовский договор о вечном мире, при посредстве Джона Мерика… шведы возвратили… Новгород… Старую Руссу, Порхов, Ладогу и Гдов с уездами… Новгород был очищен, и 14 марта князь Мезецкий и Зюзин вошли в него с чудотворною иконою Божией Матери… Митрополит Исидор с крестным ходом, при большом стечении народа, встретил икону за полверсты от города; многие от умиления плакали… По возвращении в Москву кн. Мезецкий был пожалован в бояре, а Зюзин в окольничие» (14).

Из «Книги, называемой Новый летописец»: «362… Новгород и иные города немцы государю отдали… Посол же английский пришел к Москве. Государь же его пожаловал, и воздал ему честь великую, и отпустил его в Английскую землю» (15).

К сожалению, Алексею Ивановичу не удалось послужить России еще многие годы. В 1619 году он скончался.

Светлана Ярославцева, историк: «…На кладбище (Златоустовского в Москве) монастыря… похоронены… окольничий Алексей Иванович Зюзин и жена его Федора Григорьевна… Последний раз он упомянут в Разрядах осенью 1618 г. — «за Яузою острог ставил». А на Крещение (6 января) 1619 г. жалован был в бояре известный военачальник князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, за которого в августе 1620 г. сговорила Елену Алексеевну Зюзину — уже без мужа — вдова Алексея Ивановича Федора Григорьевна… дом Никиты Алексеевича Зюзина… стоял на Лубянке при повороте к Кузнецкому мосту… В правление царевны Софьи Алексеевны (1682−1684) при подаче родословных род Зюзиных вошел в первый разряд — боярских родов» (16).

В 2016 году от имени фонда сохранения исторического наследия «Император» автор статьи направил на имя министра иностранных дел России Сергея Лаврова письмо с предложением увековечить в Каргополе память выдающегося русского дипломата и военачальника Алексея Ивановича Зюзина. Директор информационного департамента МИД Мария Захарова, с которой я связался в фейсбуке, помогла, и письмо получило благоприятную резолюцию. Через некоторое время оно оказалось в Россотрудничестве, чиновник которого сообщил, что архивных сведений об Алексее Зюзине «не обнаружено». Это меня удивило, так как в научных монографиях о Столбовском мире 1617 года и отражении польской интервенции на Севере в 1612—1613 гг. А. И. Зюзин упоминается часто. Тем не менее контакт прервался.

Примечания: