Что означает кадровое решение Путина по Глазьеву

Как стало известно, советник президента по экономическим вопросам академик Сергей Глазьев покидает свой пост и переходит на должность министра по интеграции и макроэкономике в Евразийскую экономическую комиссию. Утверждение кандидатуры Глазьева всеми главами государств ЕАЭС планируется на 1 октября.

Такая смена формата отношений Владимира Путина с Сергеем Глазьевым внешне выглядит как демонстрация позиции президента к проблеме выхода из существующего экономического и следующего за ним политического кризиса. Однако это ошибочное представление.

Несмотря на то, что по информации ряда ТГ-каналов, в АП были в последнее время претензии к тому, что делал Глазьев, его переход на позицию на порядок ниже той, которая у него была в статусе советника, не означает крах его политической карьеры.

Дело в том, что нынешнее назначение Глазьева, по информации ряда источников, лоббировал Михаил Бабич, а это совершено меняет дело. В таком случае новое назначение Глазьева выглядит выводом в резерв с концентрацией сил для работы через голову российских системных либералов на поле ЕАЭС.

На данный момент дальше находиться рядом с Глазьевым для Путина не просто бессмысленно. Даже формальный статус Глазьева как советника Путина утратил свою политическую целесообразность, так как экономическим дискурсом полностью владеют либералы. В качестве символического противовеса либералам Глазьев Путину сейчас не нужен.

Нахождение рядом с ним Глазьева на определённом историческом этапе имело смысл в качестве знака открытости левоцентристским силам в период их популярности и знаком готовности к контактам с ними. Контактам, но не следованию их советам. Путин всегда был верен политике системы сдержек и противовесов, и то, что отныне Глазьев удалён из окружения Путина, говорит о том, что отныне эта система строится по-другому.

Делается это в ситуации, когда у власти есть необходимость активно участвовать в борьбе двух либеральных течений в элите: радикального и умеренного. Левых рецептов в будущем не предвидится, и потому всё внимание сейчас уделено собирающим силы либералам.

Политика разделения сил, участвующих в борьбе за власть, и недопущение их блокирования — это необходимость выживания политического центра. Сейчас центр сместился вправо. Левого центра больше нет.

Произошло это по причине полной неспособности левых как-то влиять на текущую политику в условиях кризиса и резкой активизации правых. Левые полностью «слиняли» из политики после возвращения Крыма, их патриотическая повестка рухнула. Они дискредитированы не только длительным творческим бесплодием и утратой всякого влияния в обществе, но и полной политической импотенцией.

В таких условиях держать Глазьева рядом с собой для президента не просто не нужно — это вредно. Нет той силы, которой нужно было бы что-то транслировать, держа рядом с собой Глазьева.

А вот на правом фланге такие силы есть, и они накануне трансфера набирают силу. И с ними необходимо работать, где-то идя на компромисс и уступки, а где-то не допуская их усиления и консолидации. Отношения с МВФ по-прежнему критически важны для российской банковской системы. Отход от критериев МВФ, когда ему пока не создана альтернатива, поставит российскую финансовую систему в полную изоляцию, намного превышающую санкции. Даже Китай считает для себя безумием идти сейчас на это.

Для Владимира Путина никогда не было возможности следовать советам Глазьева. Ни один его рецепт не был воспринят всерьёз и реализован. Не потому, что они были спорны экономически, а потому, что они толкали Путина на лобовой конфликт с российскими и мировыми элитами. Тот конфликт, победить в котором Путин был бы не в состоянии, попади он в политическое одиночество.

Именно в недоучёте политической невозможности реализации своих рекомендаций и состоит главный недостаток Глазьева как советника. По сути, он постоянно толкал Путина на невозможные решения, забыв, что политика — это не академический спор об истинном и ошибочном, а искусство возможного. В политике выбирают не между истиной и заблуждением, а меньшее из всех возможных зол. Тут совершенно другие критерии рациональности.

Предложения Глазьева были политическим романтизмом, без оценки их экономического содержания. Политическая нереализуемость превращала их в утопию. Ведь коммунизм тоже в теории вполне хорош, беда оказалась в том, что общество не может существовать на его принципах. Наличие даже самых усечённых товарно-денежных отношений в социалистическом обществе постоянно генерирует капитализм и убивает коммунистические цели и методы. Ну, и, естественно, свою роль и тогда, и сейчас играет качество человеческого материала — человечество пока не готово к социализму.

Глазьев предлагал увеличить дефицит бюджета, зафиксировать курс рубля, пойти на мощную денежную эмиссию, стимулируя спрос, снизить процентную ставку и поставить ЦБ под контроль правительства, дав последнему возможность пополнять бюджет за счёт эмиссии. Это выглядит привлекательно, но Глазьев не сумел убедить верховную власть в том, что вслед за этим не последует обрушения базовых экономических параметров, и, главное, критического столкновения интересов ключевых элитных групп, от которых зависит существование страны.

И дело тут вовсе не в навязанных власти предрассудках Кудрина и Грефа. Глазьев действительно не дал исчерпывающего обоснования своей экономической правоты. Путин, упрощённо говоря, пока не видел, где здесь решение проблем, но точно видел, где они здесь возникают вдобавок к имеющимся, равно как и то, что это напрочь отказывается видеть сам Глазьев.

На новом поприще Глазьев получает шанс реализовать то, что у него не было возможности реализовать в России. В Союзном государстве России и Белоруссии, чем занимается Михаил Бабич наряду с интеграцией с Казахстаном и Киргизией, не нужно ломать устоявшуюся финансовую структуру, как в России, а нужно строить новую с нуля.

Это значительно облегчает дело и создаёт возможность потом менять российскую систему для встраивания её в интеграционную. Это другая повестка, где экономическая платформа Глазьева в соединении с политическим ресурсом Бабича уже не только дают возможность реализации интеграционной концепции под эгидой России, но и создают некую платформу для консолидации нелиберальной контрэлиты, о необходимости которой так долго говорили политологи.

Преодолеть сопротивление Лукашенко к финансово-экономической интеграции на условиях общей валюты ЕАЭС, того мотора, который сам превратит СНГ в общее экономико-политическое пространство, выгодное всем местным элитам, усилиями одних Бабича и Глазьева, конечно, невозможно. Без Путина этот процесс гарантированно заглохнет. Только Путин имеет ресурс подключения всех российских ресурсов и институтов на стимулирование интеграционных тенденций у партнёров по ЕАЭС.

И пока либералы заняты Россией и борьбой за трансфер, на направлении ЕАЭС образовалась ниша, свободная от либералов, где стали концентрироваться отторгаемые либеральными российскими элитами силы. Пока их никто не принимает всерьёз, считая их дело безнадёжным, они имеют реальную возможность значительно усилить свои позиции. Это означает, что в изменённой системе сдержек и противовесов Путина противовес российским либералам выстраивается на надгосударственном уровне.

Действуя на разных этажах политического пространства, либералы и их противники пока избегают столкновения. Если российские консерваторы смогут выстроить работающую на пространстве ЕАЭС общую неоконсервативную систему, она поглотит то, что выстроили в России либералы. Воздействовать на систему можно только другой системой, созданием которой сейчас и заняты Бабич и Глазьев.

Если центральная власть в лице Владимира Путина с участием Совета безопасности и заинтересованных министерств и ведомств смогут поддержать эту политику, успех её может быть так же неожиданно феноменальным, как и Крымская весна. Или Белорусская стратегическая наступательная операция «Багратион», организованная маршалом Рокоссовским. Концентрация и наращивание сил на тех направлениях, где тебя не ждут — это главный элемент любой стратегии победы.

Если это делать последовательно и правильно, успех придёт так же естественно, как восход наступает вслед за уходящей ночью. Формальные должности в официальной системе не имеют никакого значения — то, что Глазьев будет министром, а Бабич — замминистра, похоже на распределение ролей в резидентуре на базе посольства, где резидент может быть шофёром, а его агент — вторым помощником посла. Главное — места в неформальной системе, в контуре которой осуществляется общая координация.

В таком контексте факт ухода академика Глазьева на должность министра по интеграции и макроэкономике в ЕЭК выглядит назначением на пост начальника оперативного отдела штаба фронта по просьбе начальника штаба с утверждением назначения Верховным Главнокомандующим. Теперь успех операции будет зависеть от способности нового командования развивать инициативу на своём оперативном направлении.