Саша Соколов стал культовым писателем после выхода в издательстве «Ардис» (США) его «Школы для дураков». Взлету популярности несомненно поспособствовал не только уникальный талант автора, но и отзыв патриарха русской литературы Владимира Набокова, назвавшего роман «обаятельной, трагической и трогательнейшей книгой».

Палисандрия Саши Соколова. Издание 1992 года

«Палисандрия» — третий роман живущего в Канаде писателя — сначала, опять же, издан был в США, но пришел к российскому читателю позже, после снятия запрета цензуры, двумя публикациями: Соколов Саша. Палисандрия. «Октябрь». — 1991. — № 9−11; Соколов Саша. Палисандрия. — М.: Журнал «Глагол», 1992. И сразу снискал репутацию «Лолиты наоборот» из-за фокусировки на амурных развлечениях с геронтологическим уклоном. Если Набоков литературно тяготел к бутонам юности, что почитатели трактуют исключительно в ключе символизма, то Соколов — к палым листьям поздней осени.

«Простите, — изобразила она фигуру смущенья. — Я думала, вам безразлично».

«Мне было бы безразлично, если бы вы не годились мне в бабушки. Ибо вы вряд ли себе представляете, как тревожит меня возрастная пропасть, которая пролегла между нами».

В центре романа — Палисандр Дальберг, внучатый племянник Лаврентия Берии и по совместительству внук Григория Распутина, а «растлившая маленького Палисандра» Агриппина — «не просто няня его, а родная прабабушка — А. А. Распутина-Книппер». Дамы, попадающие в чувственный плен к герою, нередко из той же серии известных имен, одна из них, к примеру, Фанни Каплан…

Поэтому легко догадаться: «Палисандрия» — не лишенный черного юмора политический памфлет и пародия, причем пародия широкого спектра, вобравшая в себя политическую сатиру, черты философских, исторических и мемуарных романов, детективную интригу, эротический (опять же пародийный) и куртуазный колорит и так далее. «Палисандрия» интересна как раз стилистической селекцией жанров, вербально-семантической многослойностью и литературным диапазоном: от С. Есенина до Э. Лимонова, от Л. Стерна до А. Солженицына, от архаики XVIII века до модерна. И, конечно, образованному читателю вспомнятся Джойс, Пруст, Беккет (он здесь и персонаж), Миллер и даже… Л. Кэролл.

Вот промельк автора «Алисы в Стране чудес»: «Вы когда-нибудь обращали, — сказал нотариус, — обращали ли вы, — он сказал, — вы внимание, — выговаривал адвокат, — на собственное, — подчеркивал он, — отражение в зеркале? Или еж елакрез в еинежарто еонневтсбос ан еинаминв илащарбо ен адгокин ыв?». И этот промельк, как вектор, точно указывает на столь любимое в постмодернизме слово «игра».

Даже имя главного героя — игровая пара: Палисандр — «розовое дерево», а Дальберг — его же родовое наименование. Постмодернизм, к которому многие литературоведы относят творчество Саши Соколова, — любитель цитат, самоцитат, аллюзий (интересно, что Пушкин этим тоже грешил), а также всевозможных имитационных приемов, как бы создающих повествовательный хаос. Но в «Палисандрии» иронический хаос столь парадоксально отточен, что, на первый взгляд, рождает впечатление дискурса, отрицающего все романные правила, вводя в заблуждение читателей и критиков иллюзией «конца романа» как жанра.

Bubba73
Шахматные фигуры из палисандра

Однако это именно иллюзия, созданная с поразительной виртуозностью. Если вглядеться, «Палисандрия» точно следует романным правилам: в книге есть наделенный психологией герой и прослеживается четкий сюжет: отрочество кремлевского отпрыска, его карьера («ключника»), втягивание его в заказное политическое убийство, провал операции, отправка исполнителя из отчизны со шпионским заданием («Я приехал сюда не только в качестве потенциального внука, но и как матерый шпион»), прошение «политического убежища», перипетии эмиграции, муки совести героя (от вливания в «труппу странствующих проституток»), ностальгия, показанная с самозащитной иронией героя, иногда капитулирующей перед эмоцией («Ответьте, Биограф, в чем фокус? За что мы столь возлюбили Россию, что и оставив ее пределы — оставив надолго, если не навсегда, — все никак не можем о ней не терзаться, не маяться…»). И, наконец, по-солженцынски триумфальное возвращение.

Конечно, и главный герой, и романные ходы, и стилистические изыски, всё это литературно-философское богатство: использование полисемии, архаизмов, варваризмов, салонной лексики XVIII в., каламбуров, и пр, — не для читателя Донцовой, но любитель Донцовой и ее литературных братьев-сестер Саше Соколову и не нужен, этот читатель для него мертв, поскольку с ним невозможен процесс коммуникации: обнуляется коммуникативность художественного текста самого Саши Соколова, даже юмор которого требует культурологического ключа: «Выглядел он угловато, сурово, несимметрично, словно только что от Пикассо». Или: «Я, может быть, толерантнее самого Талейрана…». Впрочем, это самые простые примеры.

Точно с популярным когда-то кубиком Рубика Саша Соколов поступает и с романным хронотопом, то есть с пространственно-временными параметрами: сначала романное время как бы точно обозначено: «Стоит Лето Господне две тысячи тридцать шестое. На кремлевском дворе — жара». Однако «реинкарнационные» перемещения постоянно смещают временные пласты и место действия, что блестяще явлено в стилистике, незаметно перетекающей в психологическую констатацию субъективности времени и относительности места проживания: «Даже и там, в непочатом краю свобод, сызнова мы выбираем русские судьбы, сызнова возвращаемся на родные круги: кто на каторгу, кто в присутствие, кто на паперть, а кому положено править — в Сенат. Ибо русскость есть онтологическое качество наших душ, которое неиссякаемо».

Кубик Рубика

Конечно, «Палисандрию» можно назвать и антироманом, поскольку писателем разрушаются социальные мифы и мифологемы. Однако это будет не совсем верно: книга Саши Соколова, скрывающая под маской Палисандра Дамберга некоторые штрихи собственной авторской биографии (которая лишь материал для писателя) и вуалирующая затаенные чувства (живую энергию текста), превращая драму в фарс, горечь в ерничество — по образцу подросткового нигилизма или интровертной застенчивости, выходит за пределы определения антиромана, поскольку, кроме тех черт, которые выше уже отмечены, имеет еще одну: автор не только разрушает, но и создает миф: «Я — в силу обратности исторической перспективы — несравненно выше любого меня, пусть даже и вознесенного, мрамореющего уже при жизни. Я — миф. И Вы творите его».

Удивительно тонкая и поэтичная «Школа для дураков» вызывала у читателя восхищение и сострадание. Жизнеописуя Палисандра Дамберга, Саша Соколов, возможно, желал вызвать к нему отвращение. Но, несмотря на многослойную вуаль иронии, есть пронзительные строки и здесь: «Воззри, о Господи, на Твоего Палисандро. Се человек, пораженный сиротством, лишенный надежд на увнученье, родины и свободы, реноме и невинности, юности и багажа. И все это — в самые сжатые сроки. Воззри на него, Господи, и призри».

Смерть романа? Нет, ни в коей мере. «Палисандрия» не традиционный, но и не антироманный текст, а настоящий роман, который с иронией поднявшись над постмодернизмом, по сути, превращает его как спектр приемов в явление уже второстепенное по отношению к вечному и главному — слову, служащему мысли, чувству и обязательно — самому себе. «Проза должна завораживать с самого начала до конца, чтоб мне было неинтересно, о чем этот роман», — как-то заметил Саша Соколов. И с ним трудно не согласиться.

Об авторе книги.Саша Соколов (Александр Всеволодович Соколов) родился 6 ноября 1943 года в Оттаве, где его отец служил помощником военного атташе в советском посольстве. В 1947 семья Соколовых переехала в Москву.

В 1962 поступил в Военный институт иностранных языков, но через три года ушёл оттуда. 12 февраля 1965 года стал участником литературного объединения СМОГ. В 1967 году поступил на факультет журналистики МГУ, на 3-м курсе перевёлся на заочное отделение. С 1969 по 1971 работал корреспондентом в газете «Литературная Россия», затем егерем в заповеднике на Волге. Там написал свой первый роман «Школа для дураков». В 1980 и 1985 годах в издательстве «Ardis» вышли его романы «Между собакой и волком» и «Палисандрия».

Лауреат премии Андрея Белого (1982), премии имени А. С. Пушкина Германской академии искусств (1996).