Тезисы от генсека ООН как лейтмотив глобализации

Пленарное заседание прошедшего Петербургского экономического форума оказалось настолько знаковым и важным событием, что, подобно вспышке в темноте, смогло не просто раскрыть некоторые глобальные тренды, но и продемонстрировать мотивацию заинтересованных в них сторон. Вспоминать и возвращаться к нему будем еще долго.

Сосредоточившись на докладе Владимира Путина и речи Си Цзиньпина, экспертное сообщество упустило такой важный документ, как выступление генерального секретаря ООН Антониу Гутерреша, в котором он так рьяно защищал эти тренды и их мотиваторов, что поневоле раскрыл некоторые карты, дав намеки на то, откуда «торчат уши» протекающих процессов и куда их двигают. И как с их помощью нам всем морочат голову.

Главный и очень показательный тезис генсека: «Глобальные вызовы требуют глобальных ответов». И поэтому нужно всем — гражданскому обществу, бизнесу и т.д. — объединить усилия «в борьбе против общих угроз во имя общих целей».

Простите, но это схоластика, игнорирующая формальную логику. Если вызовы «глобальные» и требуют «глобальных» ответов, то чьи это вызовы? Разве они инопланетные? Нет, это вызовы вполне земные. И у них есть конкретные причины и источники. И с кем тогда объединяться в преодолении этих угроз и вызовов? С этими самыми их источниками, что ли? И что, угрозы на голубом глазу возьмутся преодолевать их виновники и организаторы? Или сделают «умный» вид, что намерены их преодолеть?

Конкретно. Вот А. Гутерреш возносит хвалу «справедливой глобализации в интересах всех», увязывая ее с «Целями устойчивого развития». И здесь же констатирует, что «справедливость» добралась не до всех, и в качестве важнейшей иллюстрации этого называет миграцию. И завершает этот пассаж тезисом о том, что «необходима глобальная экономика, которая работает для всех, которая создает возможности для всех».

Глобализация не бывает и не может быть справедливой потому, что у нее, как у любого проекта, имеется авторство. И те, кто ее задумал, закладывают в нее, кроме официальных, еще и «незадекларированные» функции. Чтобы обеспечить заведомые преимущества именно себе. Как нас на этом дурят? На непонимании взаимосвязи объективного и субъективного.

Объективный процесс, тем более такой масштабный, как изменение мирового баланса, порождает хаос. И в этот хаос незаметно вводится заинтересованное организующее начало субъективных интересов. Выводя процесс в «нужном» направлении, они прикрываются теорией «самоорганизующейся критичности», убеждая всех вокруг, будто бы вектор развития процесса стихийный, и будто бы он формируется как равнодействующая интересов всех. Отсюда и апелляция «ко всем», «для всех» и т.д.

В США исследованиями в этой сфере занимается целый крупный «think tank» — Институт проблем сложности в Санта-Фе, который адаптирует к политике естественнонаучную теорию Эдварда Лоренца (знаменитый «эффект бабочки») и разрабатывает конкретные сценарии. Один из ведущих специалистов института Стивен Манн не только отметился целой серией публикаций, но и апробировал свои «достижения» в должности заместителя руководителя отдела политического планирования Госдепа, а также в Минской группе ОБСЕ по урегулированию в Нагорном Карабахе.

Собственно, глобализация — это глобалистская фаза развития одной из мощных цивилизаций, в нашем конкретном случае западной, которая и управляет этим процессом. И бенефициаром глобализации является Запад. Или то, откуда и куда, например, идет миграция, — это разве не доказательство несправедливости глобализации как фундаментального, имманентно присущего ей свойства?

Вот цитата, которую уже приходилось приводить буквально на днях и которая принадлежит Артуру Цебровски, американскому адмиралу, советнику главы Пентагона Дональда Рамсфелда:

«Страны, которые не поддаются глобализации и не готовы принять американский мировой порядок, должны подвергнуться цветным революциям и с их помощью быть подчинены Западу. Страны, соглашающиеся с глобализацией, во-первых, должны стать частью западной цивилизационной культуры, то есть принять западные ценности, а во-вторых, от них требуется предоставить западным корпорациям природные ресурсы».

Цебровски честно ставит знак равенства между глобализацией и Pax Americana — американским мировым порядком и раскрывает ее суть: принять западную ценностную систему и отдать свои природные ресурсы под контроль западных корпораций как главных выгодополучателей глобализации. Выходит, главные власти на Западе — не власти, а корпорации. Точнее, банки и корпорации. Кто бы сомневался…

«Зеленая экономика», по которой все «сохнут», в этой схеме — стеклянные бусы для аборигенов, на которые вымениваются их естественные богатства. А еще это «огненная вода» для них же, чтобы, грубо говоря, выкачав нефть, поставить им ветряки, которые им же и продать, закрепив их же технологическую зависимость и отставание.

Как это выглядит на практике? Пять условий помощи развитых стран развивающимся, которые разбросаны по двум документам. Один из них — доклад Римскому клубу «За пределами роста» (Э. Пестель, 1987 г.), второй — доклад одного из предшественников А. Гутерреша на поста генсека ООН Кофи Аннана Саммиту тысячелетия «Мы, народы: роль ООН в XXI веке», 2000 год (Документ ООН A/54/2000).

Первое условие — резкое и немедленное снижение темпов прироста населения в развивающихся странах. Второе — пересадка передовых западных технологий «на почву» развивающихся стран только в увязке с копированием западных политических институтов. Третье условие — запуск с целью «пересадки технологий» небольших заграничных фирм для создания совместных предприятий при посредничестве местных торгово-промышленных палат (ТПП).

Четвертое — проведение развивающимися странами «постиндустриальной» (не промышленной) индустриализации: развитие химии, микроэлектроники, информационно-коммуникационных и биотехнологий, генной инженерии. И пятое условие — «механизм чистого развития» (МЧР): «начисление очков» за инвестиции в «экологически чистые» производства в развивающихся странах не им самим, а экспортирующим «зеленые» технологии развитым государствам Запада.

Основание для выдвижения таких условий сформулированы еще в одном программном документе ООН — докладе Комиссии ООН по глобальному управлению и сотрудничеству «Наше глобальное соседство» (1995 г.). В нем вводятся понятия «мировые ресурсы» — сумма всех ресурсов планеты и «глобальное общее достояние» — те ресурсы, доступ к которым «интернационализирован» и осуществляется «в общих интересах».

И ставится задача двигаться к тому, чтобы все «мировые ресурсы» постепенно стали «глобальным общим достоянием», за пользование которым будут взимать «глобальные налоги» в пользу ООН. Ну и отсюда возвращаемся к тому, о чём говорил адмирал Цебровски. И — замыкаем круг.

А «Цели устойчивого развития», в верности которым клянется А. Гутерреш, — они же переоформленные в 2015 году «Цели развития тысячелетия». Их 17, перечислять все — много места займет. Да и не нужно. Убедитесь сами, читатель, что эти «Цели» — декларативные и ни о чем. «За все хорошее против всего плохого». Подкупает вот такой, например, пассаж: «Для сокращения уровня выбросов углерода можно также пользоваться велосипедом, общественным транспортом или ходить пешком».

А еще «можно», как в том военном анекдоте, ограничиться «трехразовым» питанием — в понедельник, среду и пятницу. И двумя выходными — один зимой, другой — летом. При этом «круглое носить, а квадратное — катать».

В целом же единственная смысловая нагрузка этих «Целей» — привязать насущные бытовые потребности малоимущих стран и слоев к экологии, а экологию — распространить на экономику, социальную сферу и далее на политику, представив чем-то с ними «неразрывно связанным». Что не соответствует действительности, ибо экологическая проблема действительно имеет место, но носит не глобальный, а локальный, очаговый характер: в мегаполисах плохо, за городом — хорошо.

Ну так и решать ее нужно в локальном режиме, с помощью местных властей, не устраивая из этого глобального «цирка», подобного концепции «устойчивого развития». И не превращая, например, громадные территории Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока в «резерв устойчивости глобальной биосферы», как записано в компрадорском ельцинском указе №440 от 1 апреля 1996 года «О концепции перехода Российской Федерации к устойчивому развитию».

С тем, что глобализация — «палка о двух концах», и «есть тот, кто получает выгоду, есть тот, кто терпит ущерб», соглашается и Си Цзиньпин, отмечая, что «это вопрос распределения выгоды и интересов». Только вот в нашем конкретном случае выгода и интересы распределяются очень неравномерно, более напоминая улицу с односторонним движением, которая если чем и питает, то лишь надеждой, которую китайский лидер высказывает в следующей форме:

«Основополагающие ценности, конечно, не всегда отвечают желанию каждой заинтересованной стороны, иногда отвечают, иногда не отвечают. Если речь идет о всеобщей выгоде, то мы должны придерживаться этого принципа, и так будет гармоничным мир…».

Осталось только отыскать гипотетический формат этой «всеобщей гармонии», при котором выгода не будет перетекать из развивающихся стран в развитые и оседать в карманах боссов монополистических банков и корпораций.

И еще. «Глобальная экономика», работающая «для всех» — это не что иное, как «десятирегиональная» модель из второго доклада Римскому клубу «Человечество на перепутье» (М. Месарович — Э. Пестель, 1974 г.). Смысл в том, чтобы, разделив мир на десять зон с собственной специализацией, ограничить их развитие отнюдь не тождественным действительному развитию экономическим ростом, закрепив тем самым за Западом глобальное лидерство.

Потому что живут в тех же США, например, 5% мирового населения, а потребляют они 40% ресурсов, и если допустить, чтобы до такого уровня потребления выросли остальные, ресурсного «теленочка» на всех действительно не хватит.

Почему «экономическую глобализацию» и «устойчивое развитие» поддерживают Китай, Индия — крупнейшие развивающиеся страны? Потому что они рассчитывают как минимум войти в круг бенефициаров глобализации, а как максимум — возглавить ее, отодвинув Запад от лидерства. Кроме того, у Китая экономика, ориентированная на экспорт, на внутренний рынок она перестраивается трудно.

Для этого — повышения покупательной способности — развертывается массированная кампания по борьбе с бедностью, которая хорошо ложится в контекст глобалистской апологетики «для всех». То есть это вопрос пропаганды. Реально же ничего или почти ничего из этого не выйдет. Кроме искоренения бедности, которое самоценно и без глобализации.

Глобальные институты прочно контролируются Западом: они так устроены. Те же МВФ и Всемирный банк, например, с одной стороны, входят в структуру ООН в качестве ее специализированных учреждений, с другой, являются «приглашенными» участниками «Группы двадцати», а с третьей, вместе с Банком международных расчетов (БМР) и эмиссионными центрами резервных валют образуют неформальный «мировой Центробанк». И ясно, что именно они являются настоящим ядром системы глобального управления, которая отнюдь не ограничивается экономикой, экономика в ней просто на виду.

Поэтому получиться перехват лидерства может только при одном условии: если те западные центры, что оформляют глобализацию, сами, скажем, по каким-то причинам возьмут и запрограммируют распад США с поэтапным транзитом мирового центра из Северной Америки, например, в Евразию, а оттуда — в Лондон. Но если в странах, которые противостоят Западу, такие игры поддержат, то дело швах, и будущего нет ни у человечества в целом, ни у них самих.

Два примера. Юань вошел в корзину пяти валют SDR МВФ в 2013 году, так почему же резервной валютой, по признанию самих китайских товарищей, он смог стать только в ряде стран Африки? Беспрецедентное давление США на китайскую IT-компанию Huawei связывается с ее выходом на лидирующие позиции в технологиях 5G. Почему давят? Потому что Huawei перешла дорогу американскому лидерству и американским прибылям. И так будет всегда, пока существует единая мир-система.

В отличие от того же Китая, старающегося овладеть глобальными позициями и институтами, их хозяева, напротив, рассматривают китайское членство в них в качестве инструмента контроля, не допускающего не только утрату, но и постановку под вопрос собственного лидерства. Когда проигрывают конкуренцию — «включают» войну, пока — торговую. Но не факт, что этим ограничатся: про Первую мировую войну, вызванную точно теми же причинами, что и сегодняшние, вспомнил даже А. Гутерреш.

И возвращаясь к его пассажу о «глобальных вызовах» и «глобальных ответах», конкретизируем, что «угрозы и вызовы», как мы выяснили, исходят от Запада и адресованы всему остальному не-Западу. А «ответы» — это не что иное, как попытка того же Запада возглавить «поиск ответа» самому себе. И понятно, что этот «коллективный Сусанин» в лице транснациональных корпораций уведет куда угодно, только не в направлении, создающем проблемы его интересам.

Следующий тезис генсека ООН — «чрезвычайное положение с климатом», выход из которого он связывает с «прекращением субсидий углеродному топливу» и неким другим «инструментам решения климатической проблемы», предлагая обсудить их на «специальном саммите по климату».

О чём там пойдет речь — понятно уже сейчас. Об ужесточении условий выполнения Парижского соглашения, которое и само по себе, по форме, в которой выполнено (само соглашение — «приложение» к некоему «проекту решения» парижской Конференции Сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата), и по процедуре принятия, — сплошное наступление на суверенитеты и национальные интересы.

Чтобы «освежить» тему, поднимавшуюся неоднократно, напомним основные угрозы этого документа, как они были сформулированы автором этих строк в докладе на слушаниях в Общественной палате России еще в ноябре 2016 года.

Итак, Парижское соглашение, во-первых, требует сокращения выбросов парниковых газов всеми странами, включая тех, у кого (как у России) объем поглощения парниковых газов природной средой превышает объем выбросов. Что противоречит 16-му принципу Рио-де-Жанейрской декларации по окружающей среде и развитию (1992 г.), провозглашающему другой подход: «платит — загрязняющий».

Во-вторых, также вопреки декларации Рио (принципу 17-му), оно устанавливает оценку выбросов и поглощения парниковых газов, а также отчетности по этому балансу на основе методик Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК). Национальные методики при этом оказываются под запретом.

В-третьих, соглашение поощряет введение углеродного налога, которым у нас собираются обложить субъекты Федерации и отдельные предприятия, подрывая их рентабельность и конкурентоспособность (случайно ли именно сейчас этот вопрос принялся продвигать приснопамятный Чубайс?).

В-четвертых, оно расширяет масштабы и усугубляет последствия внешнего контроля. От сторон требуется не только выполнение обязательств (национальных вкладов), которое фиксируется каждые 5 лет, но и взятие после отчета новых обязательств по сокращению выбросов.

В-пятых, учреждается механизм внешнего контроля — некий «Комитет», представляющий ежегодные доклады, которые отражают ситуацию с выполнением соглашения странами-участницами (как он формируется — отдельная «песня», шансов на объективность никаких). В целом же главное в том, что Парижское соглашение не опирается ни на какой научный фундамент и отражает не объективную реальность, а субъективные интересы определенных внешних (глобальных) и внутренних групп и сил. Еще в 2004 году Президиум РАН на соответствующий вопрос президента В. Путина ответил, что Киотский протокол (предшественник Парижского соглашения) «не имеет научного обоснования».

Самое главное: лозунг «декарбонизации» в своей сути — такая же рента с не-Запада, как правила глобализации, о которых на «пленарке» говорил В. Путин. Только с помощью технологической, цифровой монополии взамен, а точнее, в дополнение к нефтяной.

Третий тезис генсека ООН — о технологиях, тех самых, которые, по мнению российского президента, не смогли заменить торговлю в качестве драйвера роста мировой экономики. А. Гутерреш ставит две задачи: новое образование и социальное вспомоществование, адресованное тем, кто «не вписался в глобализацию». Нам ли, прошедшим через гайдаровские ликвидационные «реформы» и помнящим откровения Андрея Фурсенко о несоответствии «человека-творца», воспитанного советской эпохой, запросам рынка, требующим «квалифицированного потребителя», не понимать, о чем идет речь?

Ну, а «новые технологии» как «язык добра», на котором будут бороться с происками «ненависти» в Интернете, пробуждает в памяти такое четверостишье:

Как на склоне века добрый человек

Злого человека взял — и ниспроверг.

Из гранатомета замочил козла!

Знать, оно, добро-то — посильнее зла…

И последний тезис А. Гутерреша — о «медленном продвижении к многополярному миру», который — это действительно «эврика!» — он увязывает с фундаментальными реформами в ООН, «с тем чтобы организация могла лучше служить миру и народам».

Принципиальные подходы к реформе ООН прописаны в докладе Группы высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам «Более безопасный мир: наша общая ответственность», 2004 год (Документ ООН A/59/565). Указаны два варианта реформы Совета Безопасности: вариант «A» и вариант «B». Оба выстроены на региональной основе, то есть привязаны к укрупненной «десятирегиональной» модели Римского клуба.

Десять регионов сведены в семь. Пять из них — Европа, Западная Азия, Латинская Америка и Карибский бассейн, Африка, Азия и Тихий океан — контролируются с помощью одноименных региональных экономических комиссий (РЭК), которые входят в структуру Экономического и социального совета (ЭКОСОК), одного из главных органов ООН (пример — Еврокомиссия, которая как высший исполнительный орган ЕС проводит в союзе линию ООН).

Еще один регион — Северная Америка — обходится без РЭК, ибо он стоит выше остальных, и нити управления РЭК сходятся именно туда, в стоящие за спиной ЭКОСОК глобальные финансовые институты — МВФ и Всемирный банк. Седьмой регион — постсоветское пространство, для которого РЭК не предусмотрена, ибо оно «приговорено» к разделу между разными регионами со своими РЭК. Евразийская экономическая комиссия, координирующий орган ЕАЭС, — это уже наша «художественная самодеятельность», к ЭКОСОК она отношения не имеет.

Понимаем, до чего УЖЕ дошло? Региональные правительства (РЭК) подчиняются внешнему центру в ООН. Только об этом, как и о подчинении центральных банков Банку международных расчетов, предпочитают помалкивать.

Так вот, Совет Безопасности переформатируется, что по варианту «A», что по «B», таким образом, что пятерка постоянных членов наделяется представительством от регионов ЭКОСОК. Это значит, что из учредителей ООН они превращаются в представителей регионов и РЭК. Все, кроме США, которые официально превращаются в Совете Безопасности в главного члена, и Британии, которая выходит из Европы (Brexit).

России же «даруется» право представлять европейскую группу, к которой она отношения не имеет. И совершенно ясно, что вслед за подобной «реформой» вскоре появится новый проект, который введет для всех, кроме Вашингтона и Лондона, принцип ротации, а значит, наша страна свое членство в Совете Безопасности неминуемо потеряет. Вместе с правом вето. И именно потому, что такая же угроза нависает и над Китаем, наши страны в московском Совместном заявлении в очередной (!) раз такой «реформе» воспротивились.

Скажем больше. В тезисе А. Гутерреша о необходимости «новых форм сотрудничества ООН с другими международными и региональными организациями» с помощью «сети многосторонних организаций и тесных связей с бизнесом, с гражданским обществом, с другими участниками процесса» просматривается, что именно эти структуры планируют сначала уравнять с государствами, в том числе и в членстве в международных институтах, а затем они государства заменят, отправив их «на свалку истории» — глобализация же!

Суммируем. Главный вызов и главная угроза человечеству — это сама глобализация, и ничто не угрожает сложившемуся мировому порядку сильнее, чем она, ввиду того, что планируемым итогом глобализации является глобальное экстерриториальное англосаксонское господство.

Бороться с «глобальными вызовами и угрозами» на деле, а не на словах — это противостоять глобализации и ее англосаксонским «толкачам», за которыми стоят транснациональные корпоративные интересы. Именно это вытекает из анализа выступления генсека ООН А. Гутерреша на Петербургском экономическом форуме, в котором за «многополярность» выдается натуральный глобальный диктат. Ну что ж, мы услышали, спасибо, «пазл» сложился…

Означает ли это, что бороться с глобализацией нужно «в лоб», не считаясь со попытками Китая ее возглавить или приобщиться к ее ядру? Нет, не означает, ибо поступить так — значит остаться в глухом геополитическом одиночестве и, следовательно, в полной международной изоляции, что недопустимо. Как правильно поступить?

Не мешать Китаю получить свой «опыт» взаимодействия с англосаксами, работать с ним по тем глобальным вопросам, к решению которых Китай готов — это и противодействие реформе ООН, и связи с АСЕАН, и Сирия и Иран, и «Пояс и путь», который неизбежно, в силу геополитических особенностей Ближнего и Среднего Востока, по которому проложен маршрут, в процесс реализации приобретет зависимость от России.

Не говоря уж о согласованном Совместным заявлением «зеленом свете» на пути постсоветской интеграции. В рамках которой проект ЕАЭС по мере продвижения можно скорректировать чем-то более существенным и более политическим.

Словом, к тому моменту, когда негативного «опыта» Китаю окажется достаточно, у нас должен быть хорошо разработанный план «Б», связанный с продолжением совместного строительства институтов «параллельной» мир-системы, который уже начат в формате ШОС (БРИКС — не в счет, надежд на нее мало). Словом, быть «себе на уме»: дружить и взаимодействовать — да, сливаться в экстазе, впадая в зависимость — ни в коем случае.

И последний, сугубо риторический, вопрос. Как быть, если единение вокруг глобализации и «устойчивого развития» — не притворная игра, а подлинный императив российско-китайского сближения? Тогда следует готовиться к «автономному плаванию», а в какой форме и когда это произойдет, заранее предугадать не получится. Собственно, это и есть тот самый план «Б», не правда ли?