Накануне Господина: как либералы толкают мир в дремучий фундаментализм

Простота бывает обманчива. Каждый минимально образованный человек знает с десяток истин, повторяемых мыслителями и литераторами из века в век. Истины эти кажутся нам настолько простыми, что мы недооцениваем их реальную силу; не осознаём, насколько они справедливы и влиятельны по отношению к нам и окружающей действительности.

Например: капитализм (в котором мы живём) — это система угнетения, при которой одни люди богатеют за счёт присвоения результатов труда других людей. Поскольку такой расклад — очевидно несправедлив, власть имущие оказываются вынуждены прибегать к обману, к возведению некоего фасада, стройной теории, представляющей всё происходящее в «правильном» свете. Рождаясь в капиталистическом обществе, человек получает искажённую, ложную картину; живёт, руководствуясь принципами, которые изначально ведут к его поражению. Но, идя от неудачи к неудаче, он начнёт догадываться, что что-то не так, и поднимет бунт.

Картина кажется простой, и решение описанной проблемы кажется очевидным. Однако на деле мы видим, что это не так. Что обман силён — а значит, это не просто произвольная, бессмысленная ложь. Что бунт неудачен — а значит, обнаружения неправды недостаточно, нужно как-то найти ещё и истину. Наконец, эта самая истина в наши дни всё больше кажется никому не нужной: людям легче смириться с ложью, чем бороться с ней.

Подробным анализом подобных явлений, кажущихся нам очевидными, занялся словенский философ Славой Жижек в своей книге «Накануне Господина». Опираясь на психоанализ Жака Лакана, он раскрывает психологические механизмы, «ответственные» за политическую пассивность сегодняшнего общества. И на которых, по его мнению, держится сегодняшний капитализм.

При этом главная новизна его подхода — в отсутствии новизны: своеобразным образом Жижек приходит, по сути, к старым основаниям классического марксизма. Это перекликается с ролью «радикала», рисуемой философом: при всех поверхностных метаморфозах окружающего мира он твердит одну и ту же истину, выполняет роль точки отсчёта, метронома. И хотя порой кажется, что за радикалами никто не идёт — их убеждённость ценят, и внутренне все верят, что они говорят правду.

Жижек сравнивает власть выстраиваемой капитализмом видимости с господством садиста над мазохистом: оно возможно только потому, что задевает какие-то струны в душе мазохиста, доставляет ему какое-то парадоксальное удовольствие. Признание этого удовольствия, а значит осознание сути дела, — первый шаг к освобождению. Как говорил Маркс: «Надо сделать действительный гнет еще более гнетущим, добавляя к нему осознание гнета».

Первая видимость сегодняшнего капитализма — это вина и милость. Человеку навязывается иллюзия, будто он имеет свободу выбора: какую профессию получить (отсюда — стремление сделать образование частным, необязательной «услугой»), какую страховку оформить, какие качества развить. Провозглашается, что каждый — кузнец своего счастья и только его личные усилия и правильный выбор определят, достигнет ли он успеха. Конечно, на самом деле эта игра без возможности выиграть: любой возможный выбор для большинства участников приводит к краху. Но ответственность, вина за это лежит теперь не на системе, а на каждом индивиде.

Сюда же Жижек относит стремление спихнуть глобальные проблемы на индивидуальный уровень: экология, политкорректность, — всегда задаётся вопрос, что лично ты сделал для борьбы с той или иной бедой. Никогда не спрашивается, какой изъян в самой системе создаёт эти проблемы. Более того, все просчёты капиталистов действительно ложатся на плечи рядовых граждан, как это бывает с покрытием деньгами налогоплательщиков долгов от спекуляций крупных банков — хотя все доходы приватизируются «наверху».

С другой стороны, капиталист теперь может представлять самые естественные свои действия как милостыню с его стороны, как одолжение. Например, хотя ты — неудачник, не сумевший создать свой бизнес, капиталист всё же предоставит тебе возможность работать на него. Под господскую милость капитализм маскирует и действия, которые он совершает из страха перед общественностью: например, введение социальных гарантий.

Наконец, если твое благополучие зависит от чьей-то милости, прихоти — то тебе постоянно нужно думать, как понравиться господину, как соответствовать его критериям; ведь милость в любой момент могут и не дать! В результате работник теряет способность отстаивать свои права — из-за впечатления, что система сможет прожить и без него.

Так, если босс на вашей фирме ведёт себя с работниками по-панибратски, подчёркивает свою расположенность и добросердечное отношение — не стоит забывать, что он всё равно получает с вас выгоду, и весь этот фасад разрушится, стоит вам стать «неудобным». Поэтому первый шаг к освобождению по Жижеку — заставить босса относиться к вам как к наёмным работникам, т. е. разрушить ложную видимость отношений.

Вторая видимость — это законы. Капитализм держится на том, что строгость его законов компенсируется необязательностью их исполнения. Их вроде и надо соблюдать, но на практике все более-менее понимают, что успеха можно достичь только в обход законов — через ту же пресловутую коррупцию, взятки, неформальные связи. Более того, капитализм в принципе может нормально функционировать только засчёт существования некоей тёмной его изнанки — того, что капиталисты на самом деле не выполняют установленные ими же законы.

Разница здесь — проста, но принципиальна: если ты нарушаешь законодательство в интересах системы и от лица системы (капитала), то тебе это прощается; если против системы — тебя жесточайше карают.

Капитализм даже делает вид, что решает свои внутренние проблемы: благотворительностью или усилиями либералов. Однако это — ложные попытки, цель которых — не допустить рассмотрения других возможных решений: мы же ведь что-то уже делаем! Всё уже идёт, куда надо, не надо искать других выходов!

Интересно, что Жижек считает либерализм и консерватизм (переходящий фундаментализм, фашизм) — двумя частями одного целого. Оба этих течения сходятся на том, что не ставят под вопрос капиталистическое мироустройство. Либерализм пытается обеспечить ему прогресс — но в какой-то момент ставит под угрозу само капиталистическое основание, и тогда его «одёргивают» фундаменталисты. Они сводят усилия либералов на нет, сохраняя систему.

К слову, по той же схеме работает противостояние финансового и промышленного капитала, нынче занимающее умы многих левых мыслителей. Хотя они склонны обвинять друг друга во всех смертных грехах, не надо забывать: всё это — части одного целого, неизбежные воплощения развития капитализма как такового.

Реальный противовес — это радикальный коммунизм. Он не стремится сохранить капитализм, и потому может довести до конца изменения, начатые либералами. Не случайно исторически марксисты вышли из последовательных либералов.

И всё же: почему человек склонен поддерживать описанные видимости? Во-первых, он пытается сохранить способность наслаждаться. Пусть общество потребления — плохая замена истинным наслаждениям (метафорическое «безопасное» кофе без кофеина), поскольку исключает любую сильную реальную страсть, любовь, угрожающую системе; всё равно это что-то, и за него цепляются.

Во-вторых, по мнению Жижека, люди действительно получают удовольствие от подчинения, от переложения ответственности на какой-то внешний, «компетентный» субъект. Хотя философ не отрицает коммунистическую цель — передачу управления обществом в руки самого общества, низовой самоорганизации, Жижек считает, что переход к такой гражданской активности — нетривиален.

Анализируя опыт революций, философ утверждает: за первым этапом всеобщего единения для борьбы с существующим режимом приходит второй этап, на котором нужно строить что-то новое. И здесь актуализируются все внутренние противоречия «единого народа». Положительная программа — намного менее очевидная вещь, чем общий враг. Народ, сделавший революцию, обычно оказывается не готов решать, куда повернуть процесс дальше. Он не способен сорганизоваться в нужной степени, у него нет достаточно чёткой воли — и потому народ ищет «Господина», субъект, готовый взять на себя это решение.

И тут важно, чтобы этот субъект не оказался предателем революции, новой элитой-угнетателем. Говоря классическим марксистским языком, революции нужна партия-авангард. Которая, с одной стороны, знает, что делать, и готова повернуть процесс в нужную сторону. А с другой — не станет замыкать этот процесс на себя. Её цель — подготовить «низы», новый класс к принятию власти, к самостоятельности и взятию на себя ответственности. А подготовка эта может совершаться только через практику строительства новой системы.

При этом, конечно, авангарду нужно не только заявить свой отказ от старой системы, но и провести разграничительные линии в революционном движении: по сути, здесь Жижек говорит о необходимости выделить передовой класс, которому и будет в первую очередь передаваться власть. Отказ, как и разграничение — означает насилие. Поэтому философ резко выступает против людей, не приемлющих насильственные действия.

Однако Жижек подчёркивает: чрезмерное насилие, ужасающая жестокость рождаются обычно из-за отсутствия конкретной цели, подмены её чем-то негодным. Важно не нанести максимум ущерба; главное в насилии — то, какие изменения в системе оно вызывает. Поэтому революционное насилие прочно связано с любовью: только любя, только видя и ценя реального человека, можно правильно определить цель революции. И, конечно, как не заканчивается любовь, как бесконечно развитие — так не имеет конца и настоящая революционная энергия, энергия освобождения.

Происходящий на наших глазах подъём правых внушает Жижеку оптимизм: фашисты живут за счёт рвущейся из народа энергии, которую не смогли реализовать левые. Потенциал неудачной революции никуда не девается: неосуществлённый, он живёт, ждёт своего часа. А значит, вместо того, чтобы впадать в отчаяние, — новые левые лидеры должны повторять свои истины и работать ради часа, когда им выпадет новая возможность повести вперёд революцию.