Миф о Голодоморе — «Украинство...» Глава XXIX

Силы, насаждающие сейчас на Украине свое вопиюще антиисторическое «украинство», придают огромное значение теме «голодомора». Предлагаем читателю сначала ознакомиться с тем, как создавался миф о «голодоморе» — голоде, якобы искусственно организованном Сталиным для целенаправленного уничтожения украинского народа. А уже затем перейти к историческим реалиям.

Голод 1932−1933 годов — горькая страница нашей реальной истории. Вот только голод этот, во-первых, был далеко не первым в истории России. И, во-вторых, затронул он не одну Украину, но также Дон, Кубань, Поволжье, Центральное Черноземье, Казахстан. Однако украинизаторы сразу же, по горячим следам, постарались вычленить из этого трагического события, коснувшегося многих регионов СССР, «украинскую» составляющую и сделать тему голода 1932−1933 гг. на Украине инструментом борьбы с «коммунистическим режимом».

В июле 1933 года глава Украинской грекокатолической церкви Андрей Шептицкий и высшее духовенство Галичины, которая в то время входила в состав Польши, выпустили пасторское послание под названием «Украина в предсмертных судорогах». В послании говорилось, что «построенная на несправедливости, обмане, безбожии и беззаконии людоедская система государственного капитализма довела богатый недавно край до полной разрухи», а также звучал призыв к христианам всего мира молиться за умирающих братьев. Цель данного послания очевидна — оказать давление на западную общественность и вдохновить ее на дальнейшую войну с коммунизмом. Оно дало старт массированной антисоветской информационной кампании, которую развернула в США украинская диаспора (по подсчетам специалистов, на американском континенте уже к 1920 году насчитывалось 750 тысяч украинских мигрантов).

В августе 1933 года австрийский кардинал-архиепископ Теодор Иннитцер, известный своей поддержкой Гитлера в период аншлюса Австрии, выпустил призыв ко всему миру, в котором указал на послание Шептицкого и подчеркнул, что в Советском Союзе от голода уже умерли миллионы людей, и что в ближайшие же месяцы «снова погибнут миллионы человеческих жизней».

Апогеем информационной кампании стала резолюция, направленная 28 мая 1934 года конгрессменом Гамильтоном Фишем на рассмотрение членов палаты представителей США. В резолюции было заявлено, что СССР использует голод «как средство уменьшения украинского населения и разрушения украинских политических, культурных и национальных прав». Однако палата представителей эту резолюцию не приняла.

В 1934 году американский медиамагнат Вильям Херст, побывав в Германии и пообщавшись там с Гитлером, начал активную антикоммунистическую пропаганду, публикуя на страницах своих газет и журналов снимки умерших от голода жителей Украины и голодающих украинских детей. В статьях утверждалось, что от голода погибло 6 миллионов человек. Лишь спустя десятилетия, в 1987 году, вышла книга канадского журналиста Дугласа Тоттла «Мошенничество, голод и фашизм», в которой было подробно разобрано, откуда брались эти снимки. Как доказывает автор, фотографии украинских голодающих, опубликованные в изданиях Херста, относятся ко времени Гражданской войны в России и к голоду 1921−22 годов. А корреспондент Томас Уолкер, якобы раздобывший эти фотографии, в действительности не был на Украине в 1932—1933 годах.

В июле 1934 года, выступая в Великобритании перед палатой лордов, архиепископ Кентерберийский заявил, что в СССР происходит самый ужасный голод, который когда-либо был известен, и оценил число его жертв в 6 миллионов человек.

В 1941 году в листовках, которые немецкие фашисты разбрасывали над территорией Украины с целью разжечь в украинском населении ненависть к «коммунистическому режиму» и поднять его на восстание против этого режима, содержалось упоминание о голоде 1932−1933 годов. Министерство пропаганды Третьего рейха утверждало, что от голода умерло 7 910 000 украинцев.

В 1944 году американский юрист Рафаэль Лемкин впервые ввел в юриспруденцию термин «геноцид» применительно к действиям фашистов. Как отмечает исследователь Дуглас-Ирвин Эриксон, биограф Лемкина, основополагающим примером для Лемкина было истребление армян в Османской империи. О «геноциде украинской нации», якобы устроенном Сталиным, речь в то время еще не шла.

В 1948 году при активном участии Лемкина ООН приняла «Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него». Геноцид был признан преступлением против человечества.

В 1953 году Лемкин написал текст под названием «Советский геноцид на Украине», в котором заявил, что руководство СССР якобы уничтожало украинскую нацию, и назвал это классическим примером некоего советского геноцида. По мнению исследователей, текст предназначался для выступления Лемкина на митинге в Нью-Йорке, посвященном двадцатой годовщине голода.

С 1978 года в печатных трудах украинских эмигрантов в Канаде и США голод 1932−1933 гг. начинает тесно увязываться c холокостом. Вышедшая в 1978 году книга Василя Гришко так и называлась — «Украинский «холокост», 1933». Влияние украинской диаспоры на разогревание темы голода очевидным образом имело тогда решающее значение. Диаспора собирала материалы о голоде, издавала обширную литературу, проводила мероприятия, посвященные памяти жертв голода. В международный оборот слово Holodomor было введено именно в написании не через G, а через H — сходно со словом Holocaust.

В 1983 году в Канаде прошла массовая акция скорби по жертвам голода 1932−33 годов на Украине.

В 1984 году в США была создана специальная комиссия по вопросу голода, которая готовила доклад для Конгресса. Ее председателем стал Джеймс Мейс — американский историк, политолог, автор диссертации о несовместимости украинской национальной идеи с коммунистической идеологией. Мейс также руководил «Пилотным проектом устной истории украинского голода», в рамках которого были опрошены пострадавшие от голода. По результатам проекта был издан трехтомник со свидетельствами пострадавших.

Комиссия продолжила сбор показаний очевидцев и пришла к выводу, что жертвы были «заморены до смерти рукотворным голодом» и что «Иосиф Сталин и его окружение совершили геноцид в отношении украинцев в 1932—1933 годах». В свет вышло трехтомное издание, в котором были приведены свидетельства более чем двухсот человек. На этом комиссия завершила свою работу.

В тот же период к развитию темы голода подключился один из крупнейших специалистов по созданию конструктов, направленных на разрушение Советского Союза, — Роберт Конквест, англо-американский писатель, специалист по истории СССР, одно время — руководитель Мейса. Конквест внес большой вклад в формирование мифа о колоссальном числе жертв «коммунистического режима», опубликовав в 1968 году книгу «Большой террор», посвященную репрессиям в СССР в 1930-е годы. А в 1984 году Конквест написал по заказу Рейгана для его предвыборной президентской кампании брошюру «Что делать, когда придут русские? Руководство по выживанию» — пособие по подготовке американского народа к советскому вторжению.

Вышедшая в 1986 году книга Конквеста «Жатва скорби: советская коллективизация и террор голодом» посвящена доказательству того, что руководство СССР искусственно организовало «террор голодом… методами установления квот на зерно намного выше возможного, отъема любой горстки пищи и предотвращения помощи извне». В этой книге Конквест утверждает, что жертвами голода стали 7 миллионов человек, из них 5 миллионов приходится на Украину, 1 миллион — на Северный Кавказ и еще 1 миллион — на другие регионы.

Даже на Западе исследование Конквеста не было принято безоговорочно. Например, американский историк Арч Гетти писал, что концепция «террора голодом» продвигается на Западе украинскими националистами. В 1987 году была издана и уже упомянутая нами книга канадского журналиста Дугласа Тоттла «Мошенничество, голод и фашизм», разоблачающая подлог Вильяма Херста, который публиковал в 1930-е годы в своих изданиях снимки жертв Гражданской войны под видом снимков жертв голода на Украине.

Однако украинская диаспора в США настаивала на продолжении изучения темы геноцида на Украине и на том, что СССР нужно привлечь к ответственности за геноцид. По инициативе одной из украинских североамериканских организаций — Всемирного конгресса свободных украинцев — в 1988 году была создана на этот раз уже Международная комиссия по расследованию голода 1932−33 годов на Украине. Ею руководил профессор Джейкоб Сандберг.

В 1990 году комиссия представила свой доклад. Выводы, сделанные в докладе, были противоречивы. С одной стороны, по мнению комиссии Сандберга, украинцы сопротивлялись коллективизации, а советская власть, оказывая на них давление, повысила план хлебозаготовок. Эта мера привела к тому, что начался голод, однако власть не оказала помощи голодающим. С другой стороны, комиссия подчеркнула, что «не существует серьезных свидетельств о том, что голод был действительно организован властями с целью определенного осуществления их политики. В этом смысле голода не желали, даже если власти преследовали политические цели, результатом которых он являлся».

Комиссия указывает, что геноцидом можно назвать только акт уничтожения группы населения «как таковой», а в отношении обсуждаемого случая это не доказано (то есть не доказано намерение уничтожить украинский народ как таковой). И в заключение дает уклончивую формулировку: «Комиссия считает правомерным заявить, что если геноцид украинцев имел место, то это противоречило действовавшим на тот момент нормам международного права».

Кроме того, в докладе комиссии подробно обсуждается вопрос о том, имеет ли обратную силу Конвенция ООН о наказаниях за преступления геноцида. Иначе говоря — можно ли применить ее для наказания СССР за голод. Однако и здесь комиссия не приходит к какому-то определенному выводу, снимая с себя ответственность за окончательные рекомендации.

В то время как за рубежом находились те, кто сопротивлялся созданию мифа о голодоморе, часть советской политической элиты как будто специально подыгрывала мифотворцам. В декабре 1987 года Владимир Щербицкий, первый секретарь ЦК Коммунистической партии Украины (он занимал этот пост с 1972 по 1989 год), выступая на торжествах по случаю 70-летия УССР, впервые на официальном уровне поднял тему голода 1932−1933 годов на Украине. Почему понадобилось на праздничном мероприятии, посвященном образованию Украинской ССР, затрагивать эту сложную и болезненную тему? К тому же первый секретарь явно не мог не понимать, какие усилия предпринимает Запад, чтобы рана этой трагедии не заживала.

Щербицкий как руководитель УССР в течение многих лет «гасил» проявления национализма в республике, не давая развернуться бандеровцам и грекокатоликам. Мог ли он не знать о том, как именно Запад, наплевав на историческую достоверность, создает миф, позволяющий обвинить СССР в «голодоморе» — «геноциде украинского народа»? Мог ли он не понимать, сколь мощным и разрушительным оружием в руках националистов может стать тема голода?

Напомним еще раз, что даже заведомо предвзятый Конквест признал невозможность свести голод 1932−1933 годов к голоду на одной лишь Украине. Ну и зачем же в речи Щербицкого Украина выводилась из общего ряда голодавших территорий СССР?

После того как в апреле 1988 года были обнародованы выводы комиссии Мейса о том, что Сталин и его ближайшее окружение совершили геноцид в отношении этнических украинцев, уничтожив миллионы людей в СССР, была с запоздалой поспешностью создана комиссия, призванная опровергнуть доказательства Мейса. Возглавил ее историк, специалист по истории индустриализации в СССР Станислав Кульчицкий. По итогам работы этой комиссии была издана брошюра «1933: трагедия голода», опровергающая утверждение американцев, что голод был организован руководством СССР.

Однако в 1991 году Станислав Кульчицкий «перестроился» — отказался от выводов своей собственной комиссии. Он начал прославлять ОУН-УПА (организация, деятельность которой запрещена в РФ), разглагольствовать о «голодоморе» как о геноциде украинцев, утверждать, что Сталин с помощью «террора голодом» «ликвидировал потенциальную угрозу Кремлю со стороны наиболее мощной республики».

Кульчицкий весьма откровенно говорит о роли темы «голодомора» в разрушении СССР: «Мы помним, насколько важной была тема голода 1932−1933 годов на стыке 80-х и 90-х годов. Она помогала людям избавляться от стереотипов и переосмысливать историю советского периода. Эта тема стала острым оружием в руках тех, кто боролся за независимость республики».

В 1993 году Джеймс Мейс — ранее упоминавшийся американский разработчик конструкта «голодомор», — переехал на Украину, где работал в Киево-Могилянской академии. В последние годы жизни Мейс разрабатывал теорию украинского «постгеноцидного общества». Теория заключалась в том, что над украинским обществом довлеет его тоталитарное советское прошлое и прежде всего «голодомор». Это прошлое не дает обществу развиваться, и для того, чтобы двигаться вперед, надо осмыслить страшное наследие. А значит, нужно всеми силами доносить до общества информацию о «голодоморе».

В 2004 году, когда Мейса уже не было в живых, Ющенко посмертно наградил его орденом князя Ярослава Мудрого (на тот момент это была для иностранцев высшая государственная награда Украины) за выдающиеся личные заслуги перед украинским государством. А в 2015 году в рамках исполнения «закона о декоммунизации» улицу Коллективизации в Киеве переименовали в улицу Джеймса Мейса.

28 ноября 2006 года Виктор Ющенко подписал закон «О Голодоморе 1932−1933 гг. на Украине». В первой статье закона было сказано, что «Голодомор 1932−1933 гг. на Украине является геноцидом украинского народа». Во второй статье — зафиксировано, что «публичное отрицание Голодомора в 1932—1933 гг. на Украине признается надругательством над памятью миллионов жертв Голодомора, унижением достоинства украинского народа и является противоправным».

Признав таким образом голод геноцидом, Украина стала добиваться аналогичного признания от других стран. И еще 23 государства, в том числе США, Канада, Италия и Испания также признали голод геноцидом украинского народа.

Правительство Ющенко организовало ряд культурных мероприятий, призванных информировать общественность о голоде в полном соответствии с концепцией Джеймса Мейса. В частности, фотовыставка со снимками жертв голода была отправлена в длительное турне по разным странам. Когда в марте 2009 года она достигла Севастополя, то выяснилось, что современные украинские пропагандисты пошли по следам Херста: часть представленных на выставке фотографий не имела отношения к голоду 1932−1933 года, на них были запечатлены голодающие времен царской России, а также пострадавшие от американской Великой Депрессии и жертвы голода 1921−1922 годов.

7 декабря 2016 года, то есть уже при Порошенко, Верховная рада, видимо, считая, что признания 23 государств недостаточно, приняла обращение «к государствам-партнерам Украины» с просьбой признать голод 1932−1933 годов «преступлением геноцида украинского народа». В документе говорилось: «Преступный коммунистический тоталитарный режим путем насильственного изъятия продовольствия, блокады сел и целых районов, запрета выезда за пределы охваченной голодом Украины, свертывания сельской торговли, репрессий в отношении несогласных умышленно создал для украинцев такие жизненные условия, которые были рассчитаны на их физическое уничтожение. Такая политика режима — преступление против человечности в соответствии с «Конвенцией о предупреждении преступления геноцида и наказании за него».

23 января 2017 года депутат «Радикальной партии» Юрий Шухевич предложил Верховной раде Украины ввести уголовную ответственность за отрицание «голодомора». Напомним, что Юрий Шухевич — сын бандеровца Романа Шухевича, главнокомандующего Украинской повстанческой армии (УПА) (организация, деятельность которой запрещена в РФ), — формально до 2014 гг. возглавлял радикальную националистическую украинскую организацию УНА-УНСО (организация, деятельность которой запрещена в РФ).

Итак, украинизаторы утверждают, что в СССР имел место «голодомор» — искусственный голод, геноцид, специально организованный Сталиным для уничтожения украинцев. Каковы же на самом деле исторические реалии?

Прежде всего, надо отметить, что и в Российской империи, и в Советской России на раннем этапе существования государства голод был, к сожалению, явлением нередким. Вот как описывалась проблема голода в энциклопедии Брокгауза и Эфрона в статье за 1913 год:

Голод в Российской империи был связан главным образом с двумя негативными обстоятельствами: 1) плохими погодными условиями и 2) проблемами в организации хозяйства. В СССР оба этих обстоятельства удалось преодолеть. Проблемы в организации хозяйства были преодолены путем выстраивания системы колхозного и совхозного хозяйства. А главная природная угроза неурожая — засуха — была в разы снижена за счет создания в конце 1940-х — начале 1950-х гг. лесозащитных полос. В результате этих мер последний голод в СССР был в 1946—1947 годах.

Украинизаторы, раскручивающие тему «голодомора», утверждают, что голод 1932−1933 годов на Украине был целенаправленным геноцидом украинского крестьянства. Вот что говорит в ответ на это историк И. Е. Зеленин: «И если уж характеризовать голодомор 1932−1933 гг. как «целенаправленный геноцид украинского крестьянства», на чем настаивают некоторые историки Украины, то надо иметь в виду, что это был геноцид в равной мере и российского крестьянства — Дона и Кубани, Поволжья, Центрального Черноземья, Урала, и особенно скотоводов и земледельцев Казахстана — крестьянства всех регионов и республик СССР».

Но каким был реальный голод 1932−1933 годов?

При анализе его действительных причин необходимо опираться, в первую очередь, на подлинные документы той эпохи, причем выбрав какой-то важный документ за отправную точку. Для известного российского исследователя Виктора Земскова, благодаря которому мы располагаем сегодня реальными (а не придуманными отечественными и западными пропагандистами) данными о числе жертв политических репрессий в СССР, отправным источником цифр стала справка о численности репрессированных за период 1921—1953 гг. Эта справка была подготовлена по запросу Н. С. Хрущева в начале 1954 года и предоставлена ему за подписями Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко, министра внутренних дел СССР С. Н. Круглова и министра юстиции СССР К. П. Горшенина. Как впоследствии убедился Земсков, приведенные в данной справке цифры были близки к тому, что имело место в действительности.

Есть ли какой-нибудь документ, касающийся темы голода 1932−1933 годов на Украине, который можно было бы принять при исследовании этой темы за отправную точку? Есть. Это письмо Председателя СНК СССР В. Я. Чубаря В. М. Молотову и И. В. Сталину о ситуации с посевной кампанией на Украине от 10 июня 1932 года.

Чубарь уже в середине 1932 года констатировал неблагополучную ситуацию с урожаем и заготовками, отмечая отдельные вспышки голода. Он выделял следующие причины неблагополучия.

Первая причина: ошибки в предварительной оценке урожайности, повлекшие за собой ошибки в планировании. Эта же ошибка была допущена и в следующем сезоне — в 1932—1933 годах.

Вторая причина: потери урожая 1931 года. Отметим, что под потерями подразумевалось, в основном, необмолоченное зерно, использование зерна на корм скоту, воровство. Аналогичным образом часть урожая была потеряна и в 1932 году.

Третья причина: некомпетентность местного руководства, выразившаяся в пренебрежении к практическому опыту колхозной агрономии при планировании работ. Перегибы в организации сбора урожая приводили к отставке некомпетентных руководящих работников, но их некем было заменить.

Из письма Чубаря:

Необходимо напомнить, что голод 1932−1933 годов произошел на фоне сложнейшего перехода от единоличного хозяйствования к колхозному. Такой переход, во многом обеспечивший дальнейший успех жизненно важной для страны индустриализации, можно сравнить с аграрными преобразованиями в капиталистических странах, также придавших новое качество индустриализации в этих странах.

Все такие аграрные хозяйственные радикальные преобразования на Западе сопровождались тяжелейшими последствиями, в том числе и массовым голодом. И это при том, что на Западе преобразования шли несравнимо дольше, чем советские преобразования в той же сфере. Прав был Максим Горький, утверждавший, что советские преобразования в аграрной сфере представляли собой «переворот почти геологический, и это больше, неизмеримо больше и глубже всего, что было сделано партией».

Таким образом, можно и должно скорбеть по поводу тяжелейших процессов, связанных с радикальным преобразованием аграрной сферы. Но нельзя при этом не понимать, что эти преобразования ничуть не более трагичны, чем аналогичные преобразования во всем мире. И что без этих преобразований не было бы индустриализации, а значит, гитлеровские фашисты уничтожили бы большую часть советского населения, не делая никаких различий между украинцами и русскими.

Такое утверждение не имеет ничего общего с оправданием трагичности рассматриваемых событий, со ссылками на поговорки «Лес рубят — щепки летят», «Цель оправдывает средства» и так далее. Но нельзя превращать реальную трагедию и обусловившие ее реальные исторические обстоятельства в сказку про то, что трагедию организовали большевики, — а значит-де, это вовсе не трагедия, а заговор.

Трагедия, между прочим, нанесла тяжелейший ущерб и большевикам, поскольку был существенно обрушен авторитет утверждаемого ими колхозного хозяйства. И потому сказка о том, что большевики сами всё это соорудили, очень напоминает утверждение Городничего из гоголевского «Ревизора» о том, что унтер-офицерская вдова сама себя высекла. Большевики никогда бы не стали уподобляться этой самой унтер-офицерской вдове, причем по многим причинам.

Во-первых, потому, что произошедшее поставило множество создаваемых большевиками колхозов на грань развала. «Наиболее предприимчивые элементы начали уходить из колхозов, не оформляя своего выхода, и к весне в ряде колхозов и сел этих районов осталось всего около половины мужчин», — отмечает Чубарь.

Во-вторых, потому, что трагедия поставила под вопрос успехи первого года коллективизации, когда удалось провести большую работу по выводу середняка и бедняка из-под влияния кулаков. Кулаки получили возможность вернуть утраченное влияние. Усиливались и националистические настроения (Чубарь называл их «петлюровскими»). Всё это вело к дальнейшей дезорганизации колхозного хозяйства. Чубарь писал: «Кулацкие элементы, разгромленные в основном в 1930 г., но не высланные с мест, получили для комплектования своих сторонников значительные количества обиженных середняков и бедноты. Выросли петлюровские и другие антисоветские настроения. Чрезвычайное развитие мелких и крупных краж усугубляет положение».

В-третьих, на наиболее передовые колхозы, которые должны были стать локомотивом и демонстрировать преимущества колхозного хозяйства, обрушился основной объем работы, под которым они согнулись и попали в положение «неудачников». «В этих условиях повернуть массу лицом к производству, к выполнению плана посевной компании чрезвычайно трудно, — указывал Чубарь. — Выручают трактора и те небольшие (прямо нужно сказать) группы передовиков, энтузиастов-колхозников, которые в условиях страшных лишений своим горбом вытягивают всю массу работы».

В то же время отстающие, разваливающиеся колхозы требовали огромных ресурсов и времени на их восстановление. Чубарь подчеркивал: «Хозяйственное ослабление группы так называемых тяжелых районов Украины таково, что без специальных плановых (срочных и решительных) мероприятий они будут висеть камнем на шее нашего народного хозяйства, не только УССР, но и СССР в целом». Всё это было крайне болезненно в условиях, когда советская власть сделала ставку на управление деревней через колхозное хозяйство, на демонстрацию населению преимуществ такого типа хозяйства и всё большее вовлечение единоличников в колхозы. С одной стороны, требовалось дотировать пострадавшее от голода село. С другой стороны, нельзя было создать через эти дотации обстановку расслабленности, провоцирующую дальнейший развал колхозного строительства. Весь шанс на стратегическое, а не ситуативное исправление создавшейся проблемы, заключался в том, чтобы завершить сплошную коллективизацию и привести колхозное хозяйство в рабочее состояние.

Это определило политику правительства: решения о помощи голодающим и снижении планов заготовки чередуются с решениями об укреплении коллективной собственности и системы управления.

Среди мер по укреплению коллективной собственности необходимо отметить два часто приводимых и демонизируемых мифотворцами-голодоморщиками постановления ЦИК и СНК СССР: постановление от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», ужесточившее ответственность за кражу коллективной собственности, а также постановление от 27 декабря 1932 года «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописки паспортов», направленное, в том числе, против произвольной бессистемной миграции колхозников.

Мотив принятия постановления об охране общественного имущества и укреплении общественной собственности становится понятным, если вновь обратиться к письму Чубаря. Чубарь называл три основные угрозы урожаю: 1) недостаток тягловой силы, связанный с падежом лошадей; 2) уже наступившее истощение работников; 3) риск хищения хлеба.

Если говорить об обязательной прописке, то здесь стоит сослаться на данные специалиста в области истории голода В. Кондрашина. Кондрашин пишет: «Летом 1932 г. голод на Украине сыграл роль дестабилизирующего фактора для соседних регионов, прежде всего Северо-Кавказского края и ЦЧО. Хлынувшие туда голодные украинские крестьяне стимулировали «панические настроения» в казачьей и крестьянской среде, срывая тем самым уборочную кампанию и хлебозаготовки».

Кроме двух вышеназванных мер, предпринимались и другие. В числе важнейших — принятое 6 мая 1932 года постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «О плане хлебозаготовок из урожая 1932 года и развертывании колхозной торговли хлебом». Это постановление сокращало план заготовок в наступающем сезоне по сравнению с прошедшим сезоном на 19,3%, а также предусматривало организацию крестьянами торговли излишками своего хлеба — но только после завершения сдачи зерна государству и закрытия плана хлебозаготовок. Смысл этих мер И. В. Сталин объяснял в своей речи на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) 11 января 1933 года:

Постановление, безусловно, следует рассматривать как шаг навстречу крестьянам после полуголодного уже сезона 1931−1932 годов. Однако реализовывать в жизнь постановления начали совсем не так, как хотелось. Оно было воспринято руководством на местах как сигнал к тому, чтобы накопить хлеб для торговли, вместо того чтобы в первую очередь выполнить план хлебозаготовок (который, как указано выше, был снижен по сравнению с предыдущим сезоном на 19,3%). Крестьянами это постановление, по-видимому, было воспринято как значительное послабление, что послужило поводом для нарастания саботажа государственных хлебозаготовок и хищений зерна. В пользу такого предположения говорит то, что в дальнейшем все постановления, как о снижении планов заготовок, так и о ссудах голодающим, были засекречены. То есть правительство опасалось доносить до населения информацию о том, что планы снижены.

Более того, 24 сентября 1932 года в газете «Известия» было напечатано постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б), констатирующее, что впредь не будет никакого снижения планов и не будет производиться ссуда. В то же самое время секретно, в том числе, и после 24 сентября, одно за другим принимались решения о ссудах и сокращении планов. Украинизаторы настаивают, что голодающих лишили всяческой помощи — в том числе продовольственных ссуд. Это не так.

Решения о продовольственных ссудах начали приниматься еще весной 1932 года, по мере поступления сообщений о неблагополучии с продовольствием. И прежде всего ссуды направлялись именно на Украину. Еще до письма Чубаря от 1 июня 1932 года, которое мы цитировали, было принято постановление о сохранении и развитии конского поголовья (истощение и гибель лошадей Чубарь в своем письме называет одной из непосредственных причин обнищания районов и голода). Однако всё это, к сожалению, не сказалось решающим образом на заготовительной кампании 1932−1933 годов. Ход заготовки можно проследить известным статистическим данным, в которых видна вся лживость утверждений «голодоморщиков» о том, что планы заготовок по мере ухудшения ситуации не снижались и даже увеличивались.

Лживыми являются и рассказы «голодоморщиков» о том, что во время голода не был снижен экспорт хлеба. Реальность же заключается в том, что с декабря 1932 года экспорт хлеба был минимизирован, а с апреля 1933 года — прекращен вообще.

Статистика показывает, что посевная и уборочная кампании 1932 года были проведены плохо. Причиной тому могло быть уже имевшее к тому времени место истощение населения и неудовлетворительное состояние тягла (падеж и истощение лошадей), на которые Чубарь в своем письме указывает как на угрозу предстоящей посевной кампании. Но Чубарь анализирует ситуацию в наиболее неблагополучных районах, а невыполнение плана касалось и других районов. Поэтому ясно, что названные выше причины были не единственными. Нормальному проведению посевной помешали также саботаж и хищения, с одной стороны, и некомпетентность руководства на местах, с другой стороны. Посевная кампания была провальной во всех отношениях по сравнению с предыдущими годами — и в отношении времени и длительности сева, и в отношении засеянных площадей (по разным оценкам, на 14−25% меньше, чем в 1931 году), и в отношении количества засеянного зерна на единицу площади. Последнее было связано конкретно с хищениями зерна. Количество недосеянного зерна на гектар посева в ряде случаев достигало 40%.

Время сева имеет большое влияние на объем урожая. Сев яровых (то есть тех сортов хлеба, которые сажают весной и убирают осенью) был в 1932 году во многих случаях катастрофически задержан. Вот что пишет историк В. Кондрашин, ссылаясь на архивные данные: «На Украине только 8 млн гектаров было засеяно к 15 мая 1932 г. (для сравнения: 15,9 млн в 1930 г. и 12,3 в 1931 г.). В 1931—1932 гг. ход сева яровых на Украине проходил намного хуже, чем в 1930 г. Если в 1930 г. к 15 мая там было засеяно 85,4% площадей, то в 1932 г. — всего 48,8%. На крайне неудовлетворительные темпы весенних полевых работ, на низкое их качество указывалось в многочисленных решениях бюро крайкомов Нижней и Средней Волги. Во время посевной имели место огрехи, просевы, сознательное уменьшение норм высева, хищение семян, невыходы на работу, безобразное отношение к рабочему скоту и сельхозинвентарю».

Низкое качество и саботаж прополочных работ привели во многих случаях к засилью сорняков на полях, засеянных хлебами. Это тоже существенным образом сказалось на урожае.

Сходная ситуация сложилась и с уборочной кампанией. «Срывы сроков уборки, — отмечает В. Кондрашин, — качество молотильных работ и небрежная перевозка убранного хлеба обусловливали огромные потери урожая. Если в 1931 г. по данным НК РКИ, при уборке было потеряно более 150 млн ц (около 20%) валового сбора зерновых, то в 1932 г. потери урожая оказались еще большими. Например, на Украине они колебались от 100 до 200 млн пудов. По данным годовых отчетов колхозов и совхозов, потери зерна от засухи и при уборке в 1932 г. достигали 50 млн т, то есть почти 30% выращенного урожая».

Правительство постоянно в течение второй половины 1932 года и первой половины 1933 года предпринимало различные меры, призванные спасти ситуацию. Как уже сказано выше, эти меры были двоякими: с одной стороны, дотации и сокращения планов (сюда же можно отнести отмену экспорта и т. п.), с другой стороны, ужесточение режима управления и контроля.

К сожалению, эти меры запаздывали и не давали решающего эффекта, хотя и выполнялись иногда в мобилизационном режиме (например, помощь Украине зерном и тракторами для ускорения посевной кампании в конце мая 1932 года). Данные меры, без сомнения, дали свой эффект, но он проявился уже в следующем заготовительном сезоне. А в первой половине 1933 года разразился серьезный голод.

О том, кто оказался в наиболее бедственном положении, можно судить по докладной записке генерального секретаря ЦК КП (б)У С. В. Косиора И. В. Сталину о продовольственном положении от 15 марта 1933 года. Косиор отмечает следующее.

Первое. В наихудшем положении оказались те районы, в которых произошел наибольший развал колхозов.

Можно себе представить, что было бы, если б правительство не проводило мер, в том числе жестких, по укреплению колхозной собственности и колхозного строя.

Второе. Больше всего голодают те, кто имел мало трудодней (то есть мало работал во время заготовительной кампании), а также единоличники и «возвращенцы». Хотя есть и другие случаи, когда голодают те, кто выработал много трудодней, но получил мало хлеба.

Возникает вопрос: если были многочисленные случаи хищения и хлеб растаскивали, то почему же это не уберегло от голода? Дело здесь, по-видимому, в плохих условиях хранения похищенного зерна. Так, Виктор Земсков упоминает, что зерно закапывали, а когда выкапывали, оно прямо в руках превращалось в порошок, «то есть хлеб испечь невозможно». Шанс избежать голода был, конечно же, в том, чтобы посеять всё зерно и выполнить план заготовок, а не в том, чтобы закопать его.

Далее Косиор отмечает: для того, чтобы не провалить сев яровых уже на следующий сезон 1933−1934 годов, надо предпринимать экстренные меры: «В отдельных колхозах (которых насчитываются сотни), получается очень большая нагрузка посевных площадей на колхозника. Благодаря уходу части колхозников эта тяжесть еще более увеличивается, причем в колхозах большая часть рабочего состава — это женщины». Можно представить себе, что было бы, если б не были приняты меры против свободного ухода колхозников.

«Во многих местах при настоящем положении дела колхозы со своей землей даже при полной обеспеченности семенами не справятся. Потребуется организация для них помощи уже в весеннем севе не только тяглом, но и рабочими руками», — продолжает Косиор. «Несколько десятков районов (30−40) из числа степных, а также из числа свекловичных имеют явно непосильную нагрузку тягла и для проведения сева, особенно в самый ранний период, потребуют серьезной помощи тяглом. В противном случае эти районы сильно затянут и сорвут сев. В нашем распоряжении сейчас имеется 250 тракторов, которые мы разделим между 4 областями — Днепропетровской, Одесской, Киевской и Харьковской. Но этих тракторов, безусловно, недостаточно. Одна Днепропетровская обл. требует от нас 300 тракторов. Большие требования предъявляет Киев».

Обращает на себя внимание то, что неготовность районов к севу, острая нехватка ресурсов для сева наблюдалась и в 1932 году. Кроме того, в 1933 году состояние работников в смысле истощения было существенно хуже, чем за год до этого. Однако в 1933 году голод удалось полностью преодолеть!

Этот несомненный факт позволяет рационально обсудить настоящие причины голода — ведь если некие факторы были одинаковыми при голоде и в его отсутствие, то не они должны определяющим образом влиять на голод, не правда ли?

О том, что именно оказало решающее влияние на возникновение голода, фактически сказано в том же письме Косиора. «Бывшие на местах товарищи рассказывают, что теперь о том, что «хлеб забрали», на Киевщине почти совершенно не говорят, а винят себя за плохую работу, за то, что не сберегли хлеб, дали его растащить. В этом отношении, несомненно, имеется известный поворот среди колхозной массы, что сказывается в отношении к тем, которые не работали». По всей видимости, после тяжелого испытания голодом произошло сплочение крестьян вокруг колхозов для лучшей организации жизни и работы. Новая организация работы, как показала потом история, позволяла получать более высокий урожай, а значит, была эффективным средством против голода.

Яркий, хотя и трагический пример того, как изменилось отношение крестьян к колхозам в 1933 году — прополочные работы. Как уже было сказано, в 1932 году эти работы оказались выполнены плохо, и это отразилось на урожае. А вот что происходило через год (этот случай описывает Кондрашин): «В 1933 г. в Больше-Орловском колхозе… опухшие от голода колхозники из последних сил выходили на поля, чтобы несколько раз прополоть посевы. Как указывал начальник политотдела МТС Васильев, они не желали «снова остаться без хлеба».

Одновременно с этим была решена проблема местного управления.

Несомненно, удачному завершению новой посевной поспособствовал институт политических отделов при МТС, созданный по решению январского (1933 г.) пленума ЦК и ЦКК ВКП (б). Эти политотделы, созданные по образцу политотделов в вооруженных силах, руководили партийной работой в колхозах и совхозах, отвечали за сев, уборку, заготовки. Они призваны были сформировать надежный колхозный актив. В итоге картина сбора урожая в 1933 году получилась совсем иная. Вот что пишет об этом авторитетный исследователь проблемы голода Марк Таугер, ссылаясь на данные динамических обследований, опубликованные в двух таблицах сборника «Сельское хозяйство от VI к VII съезду Советов» в 1935 году: «Первая [таблица], основанная на данных ЦУНХУ [Центрального управления народно-хозяйственного учета], показывает, что собранный урожай 1933 г. в обследованных колхозах превосходил урожай 1932 г. на Украине на 63%, в Белоруссии — на 43,5, в России — на 16%. Вторая таблица показывает, как вырос средний валовый сбор зерна на один колхоз и одного работника».

Приведем вторую таблицу полностью:

Сравнение объемов валового сбора зерна в колхозах в 1932 и 1933 гг. (в центнерах)

Резкий рост урожайности виден и по статистике относительных показателей Центрального управления народнохозяйственного учета. По данным ЦУНХУ, рост на Украине составил 60% (с 4,98 до 8,07 центнера с гектара), а в РСФСР — около 20% (с 5,2 до 6,03 центнеров с гектара).

Комментируя преодоление голода и повышение урожайности в 1933 году, Марк Таугер отмечает: «Это стало возможным отчасти благодаря погодным условиям, но и во многом благодаря поразительным усилиям крестьян по сбору большего урожая в невероятно трудных условиях и на фоне больших страданий». Таугер также говорит о том, что правительство проводило эффективные меры по преодолению голода:

Рассмотренные факты доказывают, что аргументы создателей мифа о «голодоморе» несостоятельны. И что на самом деле советское правительство не только не морило кого-либо голодом, а напротив, осуществляло радикальные меры, дабы голод не повторился. А для того, чтобы он не повторился, нужно было, прежде всего, наладить работу колхозов, что и было сделано к 1933 году.

Сторонники теории «голодомора» утверждают, что советское правительство и лично Сталин хотели уничтожить украинский народ. Утверждение это не подкреплено фактами. Мало того, что голод 1932−1933 годов, как мы уже говорили, охватил территорию нескольких советских республик. Он еще вдобавок не был повсеместным на Украине. Так что же, советская власть морила украинцев голодом избирательно, в зависимости от территории, на которой они проживали? Наверное, еще и красным карандашом отмечала границы территорий: здесь будем морить голодом, а здесь нет. Миф о голодоморе слишком вопиющим образом расходится с реальностью. Только вот для того, чтобы увидеть это расхождение, нужно, во-первых, хотеть правды, во-вторых, располагать сведениями о реальности и, в-третьих, обладать хотя бы элементарной способностью осмысливать эти сведения.

Обсуждаемый нами голод порожден не злой волей каких-то «краснопузых» ненавистников всего украинского, а объективными трудностями переустройства аграрного хозяйства, на которые наложились другого рода трудности, в том числе, и частичная потеря управления текущими процессами формирования нового сельскохозяйственного уклада.

Не находят также подтверждения утверждения о том, что правительство отказалось от помощи голодающим регионам, более того — не снижало непосильные хлебные налоги, даже во время самых острых периодов голода. Как мы показали выше, правительство предпринимало необходимые меры, причем достаточно решительно. Но не всегда стихию, вышедшую из-под управления, могут немедленно ввести в берега даже самые жесткие и решительные меры.

А теперь — по поводу реальных жертв вышедшей из-под управления стихии, жертв того, что Горький назвал переворотом, по своему масштабу сходным с геологическим. И добавим, осуществленном на временном интервале, неизмеримо меньшем, чем те, на которых осуществляются геологические —и схожие исторические — перевороты.

По утверждениям создателей мифа о «голодоморе», во время голода умерло от 5 до 10 миллионов украинцев. В нацистских листовках фигурировали цифры в 7,9 миллионов. Ющенко в свое время называл цифру 10 миллионов умерших.

Виктор Земсков называет эти цифры «домыслами и вымыслами» и ссылается в качестве доказательства на данные Центрального управления народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ), ведшего текущий учет населения в промежутке между переписями населения (перепись была проведена в СССР в 1926 г., после этого следующая — только в 1937 г.). Вывод Земскова: голод на Украине унес жизни 1,5 млн человек. Схожие цифры в 1980-е годы давали историки В. П. Данилов (СССР), С. Виткрофт (Австралия) и др.

В завершении приведем фрагмент выступления старшего научного сотрудника Института российской истории РАН Андрея Марчукова в телеэфире передачи «Суд времени»: «Совершенно справедливо говорилось, что голод существовал, голод был. Это исторический факт. Но голод и голодомор — это совершенно разные вещи. Голодомор — это одна из составляющих частей идеологии украинского национального проекта. Того проекта, который зародился в середине XIX века, а в начале XX приобрел политизацию. Цели концепции — сформировать совершенно особый тип общества украинского, особый тип нации, построенный на изначальном противоречии всему русскому. Но русскому не как российскому, в современном понимании этого слова, а как глубинным пластам в сознании, в культуре, в менталитете самого вот этого народа, который раньше назывался малорусским, а ныне называется украинским. И имеет он вполне определенные политические задачи…».

Сведения, приведенные в данном исследовании, полностью подтверждают правоту этой глубокой и вполне объективной оценки.

< Впервые опубликовано ИА REGNUM 22.02.2018 >