Машина времени Маяковского

Маяковский-драматург не так известен, как Маяковский-поэт. Однако, его «Баня», похоже, не потеряет актуальности еще долго. Неискоренимый душный бюрократизм, невежество и фанаберии службистов, высмеянные Маяковским, маячат знакомыми гримасами и в наши дни. Уже только поэтому драматургическое наследие поэта заслуживает свежих прочтений на подмостках.

Пьеса была написана в 1929 году по заказу Всеволода Мейерхольда для постановки в ГосТиМ (Государственный театр имени Мейерхольда). В 1930-м «Баню» обругали критики, спектакль быстро сняли с афиши за излишнюю смелость. Поэт застрелился спустя месяц после премьеры. По всей видимости, трагическое развитие судеб двух гениальных певцов революции — самоубийство Маяковского, арест и расстрел Мейерхольда — повлияли на долгое отлучение пьесы от театра. Лишь в 1953 году «Баню» вновь вернули на сцену (Московский театр сатиры), а в 1962-м даже экранизировали (С. Юткевич и А. Каганович). Но едва ли такая биография драматургического произведения может считаться успешной.

Юбилейный 2017 год сам собой дал новый шанс революционному контенту прошлого века. У Валерия Фокина, худрука Александринского театра, к годовщине свой мудрый подход: вместо праздничных торжеств — беспристрастный анализ. «Баня» Маяковского — подходящий материал для театральной аналитики: она апеллирует практически к нашему времени. Герои пьесы яростно устремлены в 2030 год, эру идеального коммунистического завтра. В центре — производственный конфликт: одни одержимы созданием машины времени, которая доставит самых достойных товарищей в советскую шамбалу (на 100 лет вперед), другие им усердно мешают.

Утопическую «драму с цирком и фейерверком» Маяковского Николай Рощин трансформирует в антиутопию в цирковом ритме. Впечатляющая машинерия Новой сцены — «кубик-рубика» выезжающих и проваливающихся платформ — прекрасно подходит для сложных пространственных задач без лишних декораций. Пессимистичный и несколько угрюмый настрой спектакля идет в ногу с сегодняшним днем страны, которая так далека от безупречности «общества будущего».

Зрителей «Бани» сначала заводят в условный предбанник — чтобы почуяли советский дух. Выходит Режиссер (Дмитрий Лысенков), уговаривает публику подождать высокую комиссию по приемке спектакля. Две сотни человек ждут горстку начальников в каракулевых шапках-пирожках и серых пальто. И вот, пыхтя паром на зимнем холоде, за прозрачной стеной (задник сцены) появляется чиновничья вереница во главе с начальником Управления по согласованиям товарищем Победоносиковым (главначпупс).

Приемка спектакля комиссией у Маяковского происходит в третьем действии. В интерпретации Рощина она будто шампур, на который нанизаны куски объемной двух с половиной часовой постановки. Подробно «разбирается» бюрократическая бессмыслица, в которой вязнет все живое и неживое. Отчетливо узнаваема и современная риторика вокруг взаимоотношений искусства и государства.

В конфликте «хороших» и «плохих» галерея чинуш выписана с особой режиссерской тщательностью и большим радением актерского ансамбля. Старейший представитель «политбюро» Иван Иваныч (народный артист Виктор Смирнов) — воплощение банальщины и смехотворного пафоса: «Вы видели вишневую квадратуру? А я — видел. Это удивительно интересно!» Подобострастный художник Исаак Бельведонский не забывает лизнуть сапожок круководству перед написанием портрета. Главначпупс Победоносиков, самый харизматичный бюрократ и демагог, блестяще сыгранный Виталием Коваленко, нет-нет, да и переходит на вкрадчивые назидательные интонации Никиты Михалкова, поучая Режиссера, как и что надо ставить в театре.

Герои другого — «энтузиазического» — лагеря (олицетворение творческой интеллигенции, истинных адептов построения коммунизма) выглядят лишь немногим притягательнее своих визави. В Изобретателе Чудакове (обаятельный Тихон Жизневский) и его сподвижнике Велосипедкине (громкий и звонкий Иван Ефремов) кроме бешеного идейного запала не найти ни капли естественных человеческих сомнений. Фосфорическая женщина в красном (Елена Вожакина), явившаяся из 21-го века, чтобы сопроводить «плохишей» и «кибальчишей» в будущее, — образец целеустремленного бездушия.

Никто из героев не вызывает глубокой симпатии, но, видно, таков концептуальный замысел — не выбиваться за рамки нарочито плакатного аскетизма. В богато придуманном мире спектакля все скроено качественно и добротно, но все ж — от ума. Душой согреться и подрасти не в ком. Гротеск, речевая экспрессия, биомеханика (над пластическими фигурами и пролетарской пантомимой хореограф спектакля золотомасочный Владимир Варнава поработал на славу) — все есть. Но вместо героя — внеперсональная оглушительная эпоха, где задушевно звучит лишь кабацкое трио (пианистка, ударник, тубист), что «вживую» весь спектакль на сцене играет музыку Ивана Волкова.

Как и положено антиутопии, финал ее неутешителен. Карикатурное сатирическое шоу опрокидывается в настоящую драму. Недаром один из героев горько выдыхает: «Меня раздавило временем». Однако, самым сильным выглядит пролог — он с успехом послужил бы и эпилогом спектакля. Огромная марионетка Маяковского выкатывается на сцену, ею управляют сразу нескольких актеров. Искаженный голос за кадром произносит сакраментальное: «Лиля — сука!» Через паузу — то же самое про Веронику. Револьвер в руках великана метит в обеих возлюбленных. Выстрел. Бутафорская пуля на палочке разворачивается и летит обратно — в сердце поэту. Образ поразительного соответствия между личностью самого Маяковского и эпохой, в которую он творил. И шире — емкая метафора захлебнувшегося кровью революционного времени и смертельного ужаса дальнейшей истории.