Еврейский заговор, которого не было, победа народа, который был жив

Франко-прусская война 1870—1871 годов, спровоцированная прусским канцлером О. Бисмарком и формально начатая Наполеоном III, закончилась крахом Франции и потерей Эльзаса и Лотарингии. Немцев в стране, мягко говоря, не любили, но еще больше, казалось, не любили евреев, которые к тому времени стали проникать почти во все ветви власти и во все сословия. Франция — одна из первых стран, которая дала евреям гражданство, была и одной из первых, где резко вырос антисемитизм.

Главными врагами и объектом неусыпной слежки были работники немецкого посольства в Париже. Летом 1894 года агент французской контрразведки — горничная — нашла в мусорном ящике немецкого атташе в Париже сопроводительную записку к материалам, в которых содержался список секретных документов, которые предлагались вниманию немецкой разведки (информация о новых пушках). Горничная отослала письмо в военное министерство. Письмо получил майор Анри. По одной из версий, он сразу узнал автора записки — майора Эстергази — вместе с которым и торговал секретными документами. Анри не сдал старого знакомого, но и не уничтожил письмо — в кабинете присутствовали коллеги. Автор якобы подписался Жак Дюбуа — и единственным человеком, в инициалах которого действительно обнаружилась буква «д» был Дрейфус.

Альфред Дрейфус был счастлив в браке, имел двух детей, происходил из состоятельной семьи, не имел долгов, бежал от немецкой оккупации Эльзаса 20 лет назад и был в начале блестящей карьеры военного. Еврей по происхождению, он проходил двухгодичную стажировку в штабе в должности капитана. Сам себя он считал во-первых французом, а уже во-вторых евреем.

15 октября 1894 года Дрейфуса вызвали в военное министерство. Ничего не подозревая, Альфред пришел. Майор контрразведки Арман Дюпати де Клам предъявил ему обвинение в шпионаже и арестовал. Так началось это дело, которое чуть ни закончилось националистическим переворотом в феврале 1899 года.

Руководство генштаба хотело как можно быстрее найти козла отпущения. Главный мотив — антипатия к Дрейфусу. Из-за сухого и закрытого характера сослуживцы недолюбливали его — все знали, что за него никто не заступится. А Дюпати де Клам вообще был известен как антисемит — в 1893 году он с другими офицерами устроил кампанию в одной из газет, которая так и называлась «Против жидов генерального штаба».

В декабре 1894 года заседал военный суд — три эксперта отказались подтвердить идентичность почерка на предоставленной записке и почерка Дрейфуса. Но были еще двое экспертов — один из них Альфонс Бертильон, который самозабвенно уверял суд в виновности Дрейфуса. Комиссар следствия признал, что, кроме записки, доказательств нет, но под конец процесса Август Мерсье предоставил дополнительные компрометирующие документы и подозреваемый был приговорен к пожизненной ссылке. В январе 1895 года состоялось его публичное разжалование на плацу военной школы, которую Дрейфус когда-то закончил. С него сорвали знаки отличия и даже пуговицы, сломали саблю над головой. С плаца он уходил крича: «Народ Франции, я не виноват! Да здравствует Франция! Да здравствует армия! Солдаты, я не виновен!» Но народ в ответ вопил: «Бросьте его в Сену!»

В невинность Дрейфуса верила только семья и еще пару человек, которые затем называли себя «дрейфусарами первого часа». В ссылку его отправили на Французскую Гвиану — на Чертов остров — и первое время приковывали к кровати, предупредив, что при попытке к бегству его немедленно расстреляют. Иногда ему разрешали посылать письма жене; кормили ужасно, от насекомых не было спасу. Он не знал, что в это время происходило во Франции.

В 1896 году новый начальник разведывательного бюро полковник Жорж Пикар случайно получил в руки убийственные доказательства против Эстергази — австрийского немца по происхождению и ярого германофила. Это была немецкая телеграмма, адресованная Эстергази, по иронии судьбы она попала на стол начальства из того же мусорного ящика… Пикар взял «под колпак» Эстергази, но неожиданно был уволен. За несправедливо осужденного капитана вступились известные политики, писатели и общественные деятели: Эмиль Золя, Анатоль Франс, будущий премьер-министр Франции Жорж Клемансо и будущий премьер Народного фронта Леон Блюм.

Тем временем, в обществе стали ходить слухи о возможной невиновности Дрейфуса. Это было связано с выходом книги Бернара Лазара «Судебная ошибка». Желая развеять подобные сомнения, генштаб в том же году подготовил публикацию знаменитого факсимиле бордеро — фотографии с «записки Дрейфуса» — главной улики обвинения. Этот шаг был большой ошибкой. Осенью 1897 года некий банкир, который вел с Эстергази деловую переписку, купил на бульваре газету, открыл ее и сразу же узнал в записке почерк майора. Про это узнал брат Дрейфуса Матье, который и стал требовать от военного министра суда над Эстергази. В январе 1898 года слушалось дело Эстергази. Трое официальных экспертов опровергли его причастность к записке бордеро и майора оправдали. Через два дня после этого процесса писатель Эмиль Золя написал самое одиозное в истории открытое письмо «Я обвиняю!» [J'accuse!] в адрес президента республики, где поименно обвинил военных в сознательной расправе над Дрейфусом.

«…Я обвиняю подполковника Дюпати де Клама в том, что он совершил тяжкий проступок, допустив — хочется верить, по неведению — судебную ошибку, и в течение трёх лет упорствовал в сём пагубном заблуждении, пускаясь на самые нелепые и преступные ухищрения.

Я обвиняю генерала Мерсье в том, что он явился, в лучшем случае по слабости рассудка, пособником одного из величайших беззаконий нашего столетия.

Я обвиняю генерала Бийо в том, что он, располагая бесспорными доказательствами невиновности Дрейфуса, сокрыл их и нанёс, тем самым, злостный ущерб обществу и правосудию, побуждаемый к тому политическими соображениями, и помышляя спасти скомпрометировавшее себя верховное командование.

Я обвиняю генерала де Буадефра и генерала Гонза в том, что они стали соумышленниками того же преступления, один, несомненно, в силу своей приверженности Церкви, другой — подчиняясь закону круговой поруки, благодаря которому Военное ведомство превратилось в непорочную, неприкасаемую святыню.

Я обвиняю генерала де Пелье и майора Равари в том, что они произвели злонамеренное расследование, то есть расследование, проникнутое духом возмутительного пристрастия, непревзойдённым по бесхитростной дерзости шедевром коего является заключение упомянутого майора Равари.

Я обвиняю трёх экспертов-графологов, сьёров Бельома, Варикара и Куара в том, что оные составили лживое и мошенническое заключение, если только врачебным освидетельствованием не будет установлено, что они страдают изъяном зрения и умственной неполноценностью.

Я обвиняю Военное ведомство в том, что оно вело на страницах газет, особенно таких, как «Эклер» и «Эко де Пари», грязную кампанию, направленную на то, чтобы ввести в заблуждение общественность и отвлечь внимание от преступной деятельности упомянутого ведомства.

Я обвиняю, наконец, военный суд первого созыва в том, что он нарушил закон, осудив обвиняемого на основании утаённой улики, и военный суд второго созыва в том, что он по приказу сверху покрыл оное беззаконие и умышленно оправдал заведомо виновного человека, нарушив, в свою очередь, правовые установления.

Выдвигая перечисленные обвинения, я отлично понимаю, что мне грозит применение статей 30 и 31 Уложения о печати от 29 июля 1881 года, предусматривающего судебное преследование за распространение лжи и клеветы. Я сознательно отдаю себя в руки правосудия.

Что же касается людей, против коих направлены мои обвинения, я не знаком с ними, никогда их не видел и не питаю лично к ним никакого недоброго чувства либо ненависти. Для меня они всего лишь обобщенные понятия, воплощения общественного зла. И шаг, который я предпринял, поместив в газете это письмо, есть просто крайняя мера, долженствующая ускорить торжество истины и правосудия.

Правды — вот всё, чего я жажду страстно ради человечества, столько страдавшего и заслужившего право на счастье. Негодующие строки моего послания — вопль души моей. Пусть же дерзнут вызвать меня в суд присяжных и пусть разбирательство состоится при широко открытых дверях!»

Письмо оказало действие разорвавшейся бомбы. Мир уже не был прежним. Газеты с опубликованным письмом буквально вырывали из рук. За оскорбление чести армии суд приговорил Золя к году тюрьмы и 3000 франков штрафа. Полиция охраняла его от антисемитской толпы. Чтобы избежать тюремного заключения, писатель с семьей бежал в Англию, где скрывался около года.

Пикар также был осужден и брошен в тюрьму. Франция раскололась на дрейфусаров и антидрейфусаров. В стране прошла волна митингов, начались разговоры о возможности гражданской войны. В августе 1899 года стартовал новый громкий судебный процесс. В защитника Дрейфуса Лабори стреляли, главным свидетелем защиты стал Пикар. Ряд документов признали не имеющими отношения к делу и подделкой. И уже летом Эстергази публично признался в своей преступной деятельности. Он служил немцам с лета 1893 года за 2000 марок в месяц. Учитывая смягчающие обстоятельства, суд вынес приговор майору — 10 лет тюрьмы вместо пожизненного заключения. Одни были ошеломлены, другие праздновали победу… Через несколько дней после этого суда президент Франции Феликс Фор помиловал Дрейфуса. Страна готовилась к выставке 1900 года в Париже и не хотела предстать перед миром в свете дела Дрейфуса. Но обвинения с него не сняли. Только в 1904 году удалось добиться нового расследования. Только в 1906 году его полностью оправдали. Адвокатом Дрейфуса снова стал Фернанд Лабори. Дрейфуса внесли в списки армии, присвоили звание майора, в торжественной обстановке, на том же самом месте, где происходила процедура разжалования, к его мундиру прикрепили орден почетного легиона. В этот раз толпа кричала: «Да здравствует Дрейфус!» Через год Дрейфус официально ушел в отставку. Похудевший, перенесший малярию, на героя он был совсем не похож.

В 1904 году он поместил прах своего друга Эмиля Золя в Пантеоне. Во время церемонии в Дрейфуса стреляли. Он выжил, стрелявший был признан сумасшедшим. В 1914 году он вернулся в армию и принял участие в военных действиях против немцев. Он пережил войну и Эстерхази. Альфред Дрейфус жил тихо и не любил возвращаться к разговору о деле, сделавшем его знаменитым. Он умер в 1935 году, похоронен на еврейском кладбище на Монпарнасе 14 июля — в день взятия Бастилии.

То, что пережил народ Франции — было и крахом ценностей. Не жалость к маленькому человеку — жертве, жизнь которого перемололи жернова системы. Многие осознали, чем стала Франция… К чему привели в итоге бесчисленные революции и жертвы… — к тому, что свободы простого человека могут быть без зазрения совести попраны в угоду системе. Ведь власть защищала права генералов, а не права человека. Во главу угла ставили безупречность армии — невозможно было признать допущенную ошибку, чтобы спасти одну жизнь. «Честь мундира» оказалась ценней жизни невиновного…