Кто против России и Китая

«Дежурные» аналитические спекуляции в западной, прежде всего американской, прессе, посвященные якобы «намечающемуся охлаждению» российско-китайских отношений если что и отражают, то растущую нервозность и неуверенность в самих США. И запуская подобные «пробные шары», американские «концептуальные» центры власти — те самые, что нанимают политиков, «продавая» их электорату на выборах, — обычно тщательно мониторят «обратку», то есть ответную реакцию, с помощью которой стараются выяснить надежность собственных предположений. Иначе говоря, публикации, подобные той, о которой написала, своевременно проинформировав общественность, Маргарита Васильева, — это своеобразная «разведка боем». Ведь, помимо всего прочего, не является секретом, что и в России, и в Китае сохраняются определенные, хотя и отнюдь не доминирующие, настроения, которые апеллируют к взаимным «фобиям» — наследию советско-китайской конфронтации второй половины 60-х — начала 80-х годов прошлого века. Именно их авторы из «Foreign Affairs» и пытаются пробудить, и именно этим объясняется вполне себе конъюнктурная вставка в контекст наших двусторонних отношений с Поднебесной третьей, вьетнамской стороны. Иными мотивами, кроме подрывных, эту коллизию объяснить трудно. Особенно учитывая такое пикантное, хорошо известное американским элитам, обстоятельство, как включение Вьетнама в формирующееся под эгидой США Транстихоокеанское партнерство (TPP). При неучастии в нем России и Китая.

Двусмысленность обсуждаемого материала в «Foreign Affairs» с этой точки зрения тем более очевидна ввиду того, что именно президент США Барак Обама в свое время, причем совсем недавно, заявлял, что TPP — это американский «ответ» и «противодействие» росту экономического влияния Китая. По мнению официального Вашингтона, только США должны определять «правила игры» в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). А госсекретарь Джон Керри следом предлагал обеим нашим странам присоединиться к TPP, что с учетом упомянутого заявления Обамы выглядело неуклюжей попыткой вбить между Москвой и Пекином клин.

У этих геополитических игр имеется известная подоплека, которую, ввиду важности с одной стороны, но чтобы не отклоняться от темы с другой, необходимо изложить предельно кратко, тезисно:

— создание Транстихоокеанского партнерства тесно увязывается единой стратегией с созданием другого, Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (TTIP), объединяющего США с Европой; именно в последнее время нажим Вашингтона по этому вопросу на ведущие страны Старого Света и Европейскую комиссию приобрел особо бесцеремонный характер. Таким образом США рассчитывают взять под контроль два крупных региона — Атлантику и АТР, навязав им собственное безраздельное лидерство;

— поскольку первоначальный план глобальных преобразований, сверстанный еще Римским клубом, предусматривал создание не двух, а трех «мировых блоков», вопрос о третьем блоке сегодня остается открытым. Кроме того, кризис 2008—2009 годов привел совсем не к тем результатам, которых добивались его организаторы; поэтому они тогда, сбившись на импровизацию, буквально «на ходу» скорректировали не только конфигурацию «блоков», но и «дорожную карту», а также базовый принцип их строительства;

— после того, как «навернулся» проект ухода из доллара в уравновешенные золотом региональные валюты с их последующим объединением («золотой проект» Ротшильдов), верх в концептуальных «штабах» Запада взял вариант передела мира между транснациональными корпорациями и банками, преимущественно англосаксонскими и «доверенными» европейскими. То есть речь пошла о непосредственном превращении глобальной власти в частно-олигархическую, с прямой передачей ей бывших государственных полномочий, которые ранее олигархами контролировались в «теневом» режиме, с помощью политиков-марионеток. Отражением именно этого процесса и служат упомянутые два партнерства;

— в связи с этим возникли два конкурирующих проекта организации третьего «мирового блока», в центре которых оказалось объединение АСЕАН — Ассоциации государств Юго-Восточной Азии. После того, как провалились попытки США втянуть Китай в «большую двойку» (то есть попросту разделить между собой советское наследство), движение вашингтонской «политической мысли» пошло по двум направлениям. Первый вектор был прочерчен в рамках «Северной альтернативы АСЕАН» (формирование так называемого «кольца демократий» — нанизанного на американскую «ось» объединения России, Японии, Южной Кореи и Канады, встретившее «благодарный» отклик в прозападных российских кругах — от Анатолия Чубайса до Дмитрия Рогозина). По второму вектору внутрь самого АСЕАН запустили Троянского коня: четверо из десятки его участников — Малайзию, Вьетнам, Бруней и знаковый ввиду связи с бывшим «золотым проектом» Сингапур — вовлекли в американскую «двенадцатку» TPP. Еще двоими — Японией и Южной Кореей, которые связывают АСЕАН с упомянутой «Северной альтернативой», уравновесили партнерство с ним Китая.

О том, какие этими действиями Запада создаются угрозы и вызовы, в том числе и российско-китайскому взаимодействию, и что этому можно противопоставить, ясно и недвусмысленно высказался Президент России Владимир Путин, причем в программном документе — Послании Федеральному Собранию за 2015 год. «Достигнута принципиальная договоренность о сопряжении евразийской интеграции с китайской инициативой «Экономического пояса Шелкового пути». Создана зона свободной торговли с Вьетнамом. В следующем (то есть в нынешнем. — Авт.) году в Сочи проведем саммит Россия — АСЕАН и, уверен, сможем выработать совместную взаимовыгодную повестку сотрудничества. Предлагаю вместе с коллегами по Евразийскому экономическому союзу начать консультации с членами ШОС и АСЕАН, а также с государствами, которые присоединяются к ШОС, о формировании возможного экономического партнерства».

Перед нами — прямое и открытое противопоставление друг другу американского и российского проектов. А с учетом упомянутого главой государства расширения ШОС с присоединением к ней Индии, которая одновременно, вместе с рядом стран Индокитайского полуострова, примеривается и к Транстихоокеанскому партнерству (TPP), проектное противостояние на южном стратегическом направлении только набирает интенсивность. И заметим, что внутри страны существуют силы, как минимум не разделяющие позицию президента, причем, отнюдь не только либеральные, если концепции «кольца демократий» придерживается такая влиятельная — еще при Евгении Примакове — организация, как Совет по внешней и оборонной политике (СВОП).

Я уж не говорю о том, что уфимские саммиты БРИКС и ШОС 2015 года четко зафиксировали раскол первой и укрепление второй из этих организаций по такому важнейшему вопросу, как реформа Совета Безопасности ООН; об этом уже приходилось писать. В отличие от Дели и Бразилиа, Москва и Пекин эту тему, на мой взгляд, вполне обоснованно, решили не «активировать». Но возникает деликатный вопрос: членом ШОС скоро станет Индия, находящаяся на траектории перманентного сближения с США. И что тогда станет происходить с этой организацией? И не это ли имеют в виду авторы рассматриваемого материала в «Foreign Affairs», старательно сталкивая между собой Россию и Китай, поступая так, разумеется, в американских интересах, выраженных известной формулой «разделяй ‑ и властвуй»?

От международного и регионального контекста, в который помещена обсуждаемая американская статья (за что, еще раз это подчеркну, Маргарите Васильевой большое спасибо), перейдем к поднятым в ней отдельным вопросам, если не сказать «ляпам», которыми и доказывается конъюнктурность приведенных в ней высоколобых рассуждений.

Первое. «Foreign Affairs» — официальное издание Совета по международным отношениям, влиятельнейшего объединения американских элит, публикации в котором в той или иной мере отражают двухпартийный консенсус. Несмотря на казалось бы жесточайший клинч, в котором сошлись кандидаты в президенты США и от разных партий, и внутри правящей демократической.

Еще СМО — часть, точнее «ось», еще точнее американский фланг совместной с Туманным Альбионом оси «концептуальной» власти Запада. Своего рода «внутренний контур» такой власти, на который последовательно нанизываются другие, «внешние контуры» — англосаксонско-европейский (Бильдербергская группа или клуб) и Трехсторонняя комиссия (те же, плюс еще и Япония во главе Азиатско-Тихоокеанской группы).

Поэтому появление подобного материала именно в «Foreign Affairs» может быть чем угодно, кроме одного: оно ни при каких обстоятельствах не является некоей случайностью. Как представляется автору этих строк, скорее всего происходит обкатка определенного круга идей, которые возможно уже обсуждались на проходившем 15−17 апреля 2016 года ежегодном заседании Трехсторонней комиссии в Риме; соответствующая повестка на ее официальном сайте пока не опубликована. И вряд ли этого следует ожидать до намеченной на июнь такой же годовой Бильдербергской конференции. Да и какой им смысл торопиться, если по мнению ряда заслуживающих доверия аналитиков обсуждать собираются чуть ли не вопросы войны и мира?

Второе. Ни о каком «мощном военном альянсе» между Россией и Китаем, который пытаются придумать аналитики из Совета по международным отношениям, речи не идет. В этом нет никакой необходимости: каждая из наших стран абсолютно самодостаточна в военном отношении, способна в случае возможного конфликта самостоятельно нанести потенциальному агрессору то, что он называет «неприемлемым ущербом». В чем мы действительно нуждаемся — и Москва, и Пекин, — так это на мой взгляд в дружественном партнерстве и нейтралитете. То есть в надежном тыле, которым можем стать друг для друга при угрозе каждому из нас с любой стороны. В современном мире это очень дорогого стоит.

Издание Совета по международным отношениям оговаривается «по Фрейду»: им очень хотелось бы, чтобы такой союз был провозглашен, ибо сразу же бы стал объектом массированной информационной атаки. Не выйдет: рецидивами пресловутой «блоковой политики» страдают отнюдь не в Москве и не в Пекине, а как раз в западных столицах. И два партнерства в сочетании с разинутым ртом на третье это доказывают как нельзя лучше.

Оговоримся: многополярного мира, за формирование которого выступают Россия и Китай, пока нет; его создание либо требует от Запада добровольно поделиться глобальной властью в уже существующих международных институтах, либо, если Запад наотрез откажется, приступить к организации собственных институтов. То есть сконструировать реальную глобальную альтернативу, которая поставит крест на нынешнем миропорядке, в котором уже сложилась миропроектная конкуренция, но у нее пока нет соответствующего институционального оформления.

Третье. Якобы «угроза экспроприации» Китаем политического влияния в среднеазиатских республиках, которой спекулируют американские «аналитики», выглядит несостоятельной по целому ряду позиций. Прежде всего, сугубо с геополитической точки зрения. «Великий Шелковый путь» (ВШП) с участием России и с вектором «Восток — Запад» — это эффективная антитеза обратному маршруту той экспансии, с помощью которого, посредством «геополитики трубопроводов», нашу страну пытались огораживать. Начиналось это еще с проектов Nabucco и Южного газового коридора (TANAP) с европейским «трансанатолийским» продолжением (TAP). И протянулось в современность, вплоть до уже канувшего в Лету маршрута из Катара в Турцию через Саудовскую Аравию и Сирию; известно, что именно отказ от него Башара Асада породил инспирированную извне гражданскую войну. И то, что частью ВШП становится иранский транзит через ту же Сирию — не «вертикальный», а «горизонтальный», в обход Турции к Средиземному морю, выход к которому находится поблизости от российских военных баз Хмеймим и Тартус, то есть под их защитой, — наглядное объяснение нынешних американских «аналитических» переживаний. Кому же нравится проигрывать такие партии?

Я уж не говорю, что вектор «Запад — Восток» не просто «обходил» Россию, оставляя ее не у дел, но и предельно осложнял нам перпендикулярное движение с севера на юг, оттесняя и запирая в высоких широтах. Если «спецы» из Совета по международным отношениям не знают, что это часть «плана Анаконда» авторством еще адмирала Альфреда Мэхана — пусть привлекут коллег из Пентагона или, на худой конец, из министерства ВМС, те популярно разъяснят.

Сейчас же, с появлением России в Сирии и возвращением Крыма, как и с перспективой выхода в Закавказье, если продолжатся поощряемые Турцией с подачи США авантюры правящей азербайджанской клики, угроза такой изоляции существенно уменьшается.

Что касается Средней Азии (не люблю американский термин «Центральная»), то здесь проект ВШП вносит существенный вклад в борьбу с международным терроризмом. Не является секретом, что с укреплением пакистанского влияния на ситуацию в соседнем Афганистане «что-то не так» пошло у местных проИГИЛовских группировок, в поддержке которым отказали новые лидеры «Талибана». Надо объяснять, что в первую очередь от этого пострадала опора такой традиционной агентуры американского влияния, как «Хизб-ут-Тахрир», Исламское движение Узбекистана и других, близких им, экстремистских группировок?

Видите, сколько всего разного могут «упустить» аналитики, если руководствуются не поиском истины, а конструированием реальности и ее подгонкой под заданный заказчиками ответ! О сугубо экономическом эффекте ВШП, как и об его благотворном воздействии на укрепление внутриполитической стабильности в России и Китае, мы уж и не говорим.

«Косяков», как видим, множество — всех и не перечислить. И не будем, отметим еще лишь один, наиболее принципиальный. Рассуждая о некоем «евразийском треугольнике», американцы рисуют его сторонами Россию, Китай и Европу. Между тем, такого геополитического «конструкта» мир еще слыхом не слыхал. Имеет место глобальный геополитический треугольник: США — Россия — Китай, в Евразии, применительно к АТР, говорят о треугольнике Россия — Китай — Индия… Но вот что ни в каких раскладах точно не фигурирует — так это Европа. По очень простой, до банальности, причине своей фундаментальной, многократно доказанной и прилюдно продемонстрированной, несуверенности. Сегодняшняя Европа — фактическая неоколония США; с формированием Трансатлантического партнерства, на необходимость ускорения которого госсекретарь Джон Керри недавно «строго указал» главе Еврокомиссии Жану-Клоду Юнкеру, данный тип зависимости получит импульс к плавному перерастанию в полностью колониальный. Переход, правда, произойдет в собственность уже не столько США и Британии, сколько их транснациональных корпораций и банков, тесно переплетенных олигархическими интересами с европейской финансовой, родовой и политической бюрократией.

Ну что ж, это — европейский выбор. «Независимый», «свободный» и «суверенный». Мы, как и наши китайские коллеги, думается, его примем. А что мы собственно можем сделать, даже если захотели бы? Кому суждено быть повешенным — тот не утонет. Или, как высказался недавно Владимир Путин, если кто-то решил утонуть, то насильно помешать ему вряд ли получится.

Остается поискать ответ лишь на один, последний и главный вопрос: стоит ли давать свободу навязчивой либеральной пропаганде подобной суицидальной наклонности, загримированной под «глобальную взаимозависимость», в своей собственной стране?