С окончанием «холодной войны» между СССР и США классический вид вооруженного конфликта тех времен — опосредованная или прокси-война, в которой непосредственно сражаются и умирают представители третьей стороны, никуда не исчез. Слишком удобен и эффективен этот инструмент в борьбе за влияние. Прокси-войны стали неотъемлемой частью регионального противостояния, «холодной войны» между Саудовской Аравией и Ираном.

Сирия, Ирак и Йемен служат для Тегерана «фронтами», требующими серьезных материальных и финансовых затрат, постоянного поиска дополнительных людских и политических ресурсов. В самом Иране, особенно после прихода к власти президента Хасана Рухани и его команды «реформаторов-прагматиков», растет недовольство этими войнами: в условиях экономического кризиса и падения цен на нефть, расходы на ведение войн становятся тяжелым бременем для государственного бюджета.

США, Саудовская Аравия и Израиль обвиняют Иран в том, что ведущиеся им прокси-войны — инструмент «экспорта исламской революции», «поддержки международного терроризма» и «экспансии шиитов». Так ли это на самом деле? Может ли Иран отказаться от прокси-войн, свернуть свое участие в Сирии, Ираке, Йемене, отказаться от активной политики в Ливане, Афганистане и других странах «шиитского полумесяца»? Ответ однозначен: Тегеран не может себе этого позволить. Потеряв свое влияние в этом «полумесяце», Иран, окруженный по периметру собственных границ недружественными режимами, утрачивает статус региональной державы, лишается возможности противостоять экспансии Запада и натиску салафитов на пространстве «Большого Ирана», от Багдада до Карачи. При таких условиях, свержение режима в ИРИ становится чисто технической задачей.

Как показывает история, революция рождает романтические желания экспорта ее идеалов в соседние государства. Не стала исключением и Исламская революция 1979 г. в Иране, «экспорт идеалов» которой провозглашался тогда руководством республики как одна из главных задач внешней политики.

Война с Ираком и последовавший за ней тяжелейший период реконструкции свели романтизм «экспорта идей Исламской революции» практически к нулю, а сам этот термин почти исчез из политического лексикона серьезных иранских политиков. Поддержка ливанской «Хизбаллы» велась не столько из идейных соображений, сколько из чисто прагматического расчета: эта организация в силу ряда причин и вне зависимости от международной конъюнктуры оставалась бескомпромиссным противником Израиля.

Однако в 2001 г., после начала объявленного Вашингтоном «крестового похода против международного терроризма», Тегеран, названный частью «мировой оси зла», был вынужден пересмотреть свои позиции в отношении некоторых аспектов внешней политики страны. Нет, речь не шла о возрождении идей «экспорта революции», все было менее амбициозно и гораздо прагматичнее. Опираясь на шиитов в государствах Ближнего и Среднего Востока предполагалось создать ситуацию, при которой эти государства не смогли бы проводить активную враждебную политику в отношении Ирана. Оказывалась широкая поддержка тем силам, которые последовательно «работали» на сдерживание Израиля и Саудовской Аравии. Связи и возможности шиитских общин в странах региона должны были стать теми «окнами», с помощью которых иранский бизнес мог бы обходить наложенные на него Западом ограничения, в том числе — в доступе к новейшим технологиям.

Задачи по реализации этой концепции в части специальных военных, политических и экономических операций были возложены на Корпус стражей исламской революции, а точнее — на его специальное подразделение «Аль-Кодс» во главе с легендарным генералом Касемом Сулеймани, возглавившим эту иранскую «спецслужбу в спецслужбе» в 1997 г.

До определенного времени деятельность «Аль-Кодс» вполне укладывалась в традиционные рамки: политическая и научно-техническая разведка, создание агентурных сетей и проведение специальных операций. Все изменилось с началом мятежа в Сирии, борьба против которого стала первой серьезной и полноценной прокси-войной Ирана.

Ирано-сирийский союз, возникший с первых месяцев существования Исламской республики, — достаточно уникальное явление. Во-первых, по своей продолжительности: 35 лет — огромный срок, особенно если учитывать изменения, которые произошли за эти годы в мире и на Ближнем Востоке. Во-вторых, ось «Дамаск-Тегеран» была тем препятствием, из-за которого сорвались проекты США, Израиля, саддамовского Ирака, Турции и Саудовской Аравии по установлению гегемонии в регионе.

Подтверждением стратегической значимости правительства Башара Асада для Ирана служат оценки, которые в последние годы давали подлинные архитекторы иранской внешней политики. Руководитель иранской базы Аммар Ходжат-оль-ислам Мехди Таеб, разрабатывающий для Тегерана концепцию применения «мягкой силы», назвал Сирию 35-й провинцией Ирана, заметив при этом: «Если враг одновременно вторгнется в Сирию и иранский Хузестан, то приоритетом для нас будет удержание Сирии». В марте 2013 г. Али Акбар Велаяти, советник по внешней политике рахбара Али Хаменеи, заявлял: «Если мы потеряем Сирию, то мы будем не в состоянии удержать Тегеран».

Сирия «обошлась» Ирану в $13 — $15 млрд, что является огромным бременем для экономики Исламской республики, изнемогающей под гнетом «калечащих санкций». Но удержаться Башару Асаду помогли не только финансовая и экономическая помощь, не только иранские поставки нефти и оружия. Военного успеха в этой прокси-войне удалось добиться в результате того, что Касем Сулеймани и его советники предложили новую стратегию, которая основывается на опыте советских войск в Афганистане — рейды сравнительно небольших групп специально подготовленных бойцов, задачей которых была физическая ликвидация как «светской оппозиции» и «джихадистов», так и банд местных «махновцев», пользующихся гражданской войной для грабежа и насилия.

При помощи «Аль-Кодс», в борьбу с мятежниками и бандитами вступили имеющие серьезный боевой опыт отряды «Хизбаллы» и части военизированных отрядов шиитского ополчения из Ирака. Инструкторы КСИР и «Хизбаллы» в короткий срок сформировали отряды сирийского ополчения из алавитов — «Национальные силы самообороны». В итоге, война в Сирии не закончена, но «блицкрига на Дамаск» ни у исламистов, ни тем более у «светской оппозиции» не получится.

Довести «сирийскую» прокси-войну до победного конца во многом не удалось из-за событий в Ираке, отношения с которым также имели для Ирана стратегическое значение. А с 2008 г. в между Багдадом и Тегераном возникли серьезные экономические связи. В условиях, когда удавка американских санкций затягивалась все туже, Ирак стал для Ирана своеобразным «окном в мировую экономику», позволявшим обходить западные санкции. Ирак резко увеличил импорт автомобилей из Ирана, после чего они широко расходились по всему региону. В Ираке открывались банки, целью которых было обслуживание международных финансовых транзакций компаний из ИРИ.

Наступление «Исламского государства» создало угрозу того, что этот стратегический партнер Ирана просто прекратит свое существование. Реакция Тегерана была молниеносной. Вскоре после того как иракская армия сдала Мосул, появилась фетва духовного лидера иракских шиитов аятоллы Систани, в которой он объявил, что защита Ирака и борьба с ИГ является для всех шиитов страны священным долгом. По сути, был дан старт формированию вооруженного шиитского ополчения. Причем не на пустом месте, поскольку вооруженные отряды шиитов, тесно связанные с Ираном и КСИР, такие как «Асаиб Ахль аль-Хак», «Катаиб Хизбалла» и «Бадр» действовали в стране достаточно давно, а часть личного состава этих организаций успела повоевать в Сирии.

Координацией деятельности ополченцев вновь занялся лично Касем Сулеймани. Для укрепления ополчения из Сирии были возвращены почти все бойцы «иракского шиитского батальона». Помимо инструкторов КСИР, в обучении иракских ополченцев приняли участие и прибывшие в страну советники из «Хизбаллы». Иранская армия направила оружием и инструкторов курдским «Пешмерга», что было не самым приятным для Тегерана шагом: идея независимости Иракского Курдистана вызывает в Иране настороженность.

В отношении вооруженных формирований «Исламского государства» была применена «сирийская» тактика, хотя количество личного состава в рейдовых группах увеличилось. Как оказалось, для сдерживания исламистов этого вполне достаточно. Угроза падения Багдада была ликвидирована, созданы «красные линии» для продвижения боевиков ИГ. Война не окончена, но ее завершение — дело политиков, а не тех, кто разрабатывал стратегию и тактику второй по значимости для Ирана прокси-войны.

Расходы Тегерана на «иракский фронт» составили от $1 до $2 млрд, включая в себя и затраты, связанные со срочным укреплением границ между двумя странами, которые, по сути, сегодня прикрывает только иранская армия и пограничники. Сколько денег эта война потребует еще — покажет развитие ситуации. Во всяком случае, эксперты предполагают, что в наступающем 2015 г. Ирак обойдется бюджету Ирана не менее чем в $1,5 млрд.

Две одновременно ведущиеся прокси-войны еще не закончены, а перед Тегераном замаячила перспектива третьей — в Йемене. Напомним, что иранская поддержка йеменских шиитов и их организации «Аль-Хуси» никогда не носила масштабного характера. И если уж кто и активно вмешивался в ситуацию — так это Саудовская Аравия, регулярно отхватывающая куски территории этой страны. Дело доходило до того, что Эр-Рияд, помимо проведения армейских рейдов в Йемене, еще и раздавал саудовские паспорта шейхам местных племен в провинциях Саада, Сана, Хага и Дамар. Конечная цель саудитов в Йемене очевидна — создание через территорию страны транспортного коридора к побережью Индийского океана, логистической альтернативы на случай обострения ситуации в Персидском заливе.

Приход шиитов из «Аль-Хуси» к власти означает возможность для Ирана хлестко ударить по своему основному противнику в регионе «с тыла». Но в Тегеране опасаются, что три полномасштабных прокси-войны одновременно экономика страны попросту не потянет. Поэтому руководство ИРИ стремится минимизировать свое участие в событиях в Йемене, чему в немалой степени способствует и сдержанность, проявляемая пока в отношении саудитов. Рухани предпочел бы договориться с Эр-Риядом. Однако Саудовская Аравия вряд ли пойдет на эти переговоры. КСИР также будет против подобных переговоров. Следовательно, в 2015 г. к «сирийскому» и «иракскому» фронтам Ирана добавится еще и «йеменский», пусть и гораздо меньшего размаха.

Очевидным является тот факт, что в Сирии, Ираке и Йемене нет никаких признаков иранского «экспорта революции». Максимум, к достижению которого стремится Тегеран, заключается в «активной обороне», предотвращении экономической и политической блокады страны.

Вполне вероятно, что незначительная часть иранского истеблишмента тешится более глобальными замыслами. Однако между желаемым и возможным всегда существует ряд экономических и политических ограничений, обойти которые Иран, даже в его нынешнем статусе «региональной державы», попросту не в состоянии. Для этого требуется другая «весовая категория». Нехватка ресурсов подтверждается на практике: ни в одной из своих прокси-войн Ирану не удалось добиться решительного перелома ситуации в свою пользу.

Игорь Панкратенко — редактор по Ирану ИА REGNUM