Нельзя, чтобы в вопросе Украины за США решал Киев — Дмитрий Саймс

В своем вступительном слове на встрече Четвертой контактной группы по обороне Украины 20 июля министр обороны США Ллойд Остин расхваливал военные достижения Киева и сделал предупреждение Москве.

Просчеты России в этом конфликте — недооценка как силы украинского сопротивления, так и единства Запада — действительно серьезны и реальны, но такие промахи нередки на ранних стадиях вооруженных противостояний, включая конфликты, где в конце концов просчитавшаяся сторона оказывается победителем. Ярким примером является война СССР с Финляндией 1939–1940 годов. Таким образом, первоначальные просчеты России — плохой ориентир для предсказания того, чем закончится ее всё более острая конфронтация с Западом, особенно если не учитывать не менее серьезные просчеты США в отношениях с постсоветской Россией, пишет Дмитрий Саймс в статье, вышедшей 25 июля в The National Interest.

Аналитик приводит пять примеров такого развития событий, которые приходят на ум. Прежде всего, Запад решительно игнорировал многочисленные и всё более громкие предупреждения Москвы о том, что расширение НАТО к ее границам будет рассматриваться как экзистенциальная угроза безопасности России и встретит самое сильное сопротивление. При нескольких администрациях США, начиная с президента Билла Клинтона, США и их союзники придерживались позиции, согласно которой, поскольку Запад «не собирался нападать» на Россию, опасениями Москвы можно было спокойно пренебрегать.

Однако, как и ожидали в то время Джордж Ф. Кеннан и другие американские критики расширения НАТО, Москва стала занимать всё более решительную позицию против расширения, кульминацией чего стало развертывание сил против Украины. Вместо того чтобы признать это развитие событий свидетельством ошибок Запада, западные внешнеполитические элиты вместо этого теперь изображают неразумную (по их мнению) позицию Москвы как доказательство изначально агрессивного характера России.

Проблема с этой точкой зрения заключается в том, что она противоречит тому, что эти политики говорили западной общественности в 1990-е годы, когда впервые принимались решения о расширении НАТО: тогда утверждалось, что Россия, по сути, является дружественной, но геополитически нерелевантной державой. С тех пор, после окончания Холодной войны, они сделали поиск нового предназначения НАТО— и, негласно, нового врага — более важной задачей, чем интеграцию новой России в глобальный миропорядок и, в процессе, чем установление стабильности и безопасности в Европе.

Если первоначальный просчет носил стратегический и даже моральный характер, то второй был прежде всего тактическим, но не менее важным, поскольку способствовал решению Москвы начать спецоперацию на Украине в феврале нынешнего года. В отсутствие достоверной информации о планах Владимира Путина администрация Байдена предпочла убедить себя, что Москва либо уже решила применить силу, либо, наоборот, блефует, чтобы добиться уступок по расширению НАТО. Учитывая, что численность и расположение российских сил не были ни достаточными для полномасштабного наступления, ни достаточно сосредоточенными для более узконаправленной операции в Донбассе, можно было подумать, что Россия, возможно, пытается действовать через дипломатию, надеясь добиться результатов без вооруженного конфликта, но она всё же была готова перейти в наступление, если переговоры не увенчаются успехом.

Однако такая логика в отношении обычного поведения крупных держав оказалась чуждой администрации Байдена, которая приписывала поведению России зловещие мотивы: либо дипломатическая попытка Москвы была прикрытием заранее спланированного наступления, либо просто дешевым шантажом. В защиту администрации нужно сказать, что российские просьбы выражались в довольно категоричных требованиях, включая гарантию от НАТО, что Украина никогда не вступит в альянс. Однако такие требования не являются чем-то необычным для первоначальной позиции на переговорах.

У Вашингтона были все возможности проверить гибкость Москвы в предложении переговоров, начиная с очевидного пункта согласия, а именно с того, что НАТО в ближайшее время не будет приглашать Украину в свои ряды. Вместо этого президент Джо Байден решил разоблачить «блеф» Путина — с предсказуемыми результатами. Неужели кто-то на данный момент действительно верит, что если бы администрация предложила серьезные переговоры по обеспокоенности России в отношении Украины, а не отклонила бы их пренебрежительно, Москва всё равно отдала бы приказ о начале спецоперации? Администрация Байдена дала Москве дополнительный стимул к началу операции, к тому же заранее заявив, что США ни при каких обстоятельствах не будут применять силу для защиты Украины. Бóльшую тактическую неумелость трудно себе представить.

Третий просчет заключался в переоценке степени, в которой Соединенные Штаты могли рассчитывать на международную поддержку в затяжной конфронтации с Россией. Не надо заблуждаться: Байден и его советники проделали замечательную работу по мобилизации коллективного Запада против Москвы. Уровень западного единства и воли к действию был не только выше, чем всё, что ожидало российское правительство, но фактически больше, чем ожидало большинство на Западе. Проблема вот в чём: Соединенные Штаты, ЕС и их тихоокеанские союзники больше не обладают неоспоримым глобальным господством — экономическим, политическим или даже военным.

Учитывая, как много сейчас поставлено на карту для Путина, принуждение его к уходу с Украины потребует решительных усилий не только коллективного Запада. Но такой решимости пока не видно. Руководствуясь экономическими интересами, правительства от Эр-Рияда до Нью-Дели и Пекина проявляют нежелание одобрять санкции против российского энергетического сектора, которые лишат их дешевых и надежных поставок. Хотя эти правительства не поддерживают действия Москвы, они не считают, что российская спецоперация представляет для них угрозу или что она является настолько исключительным событием, что требует, чтобы какое-либо ответственное правительство действовало против него.

Теперь, когда усилия Вашингтона по убеждению оказались недостаточными, администрация Байдена начала прибегать к угрозам суровыми последствиями любому, кто откажется поддержать американские санкции, включая Китай, еще одну ядерную державу, или таких американских противников, как Иран, которые уже находятся под суровыми санкциями США. Эти усилия ясно дали понять, что страны за пределами Запада должны следовать велениям американской мощи, а не справедливости. Многие из этих стран признают, что большинство западных правительств более демократичны, чем где бы то ни было.

Но у этих же наций — особенно у тех, которые имеют колониальный или, в случае Китая, неоколониальный опыт — есть и другое понятие демократии, а именно то, что демократия в международных делах подразумевает то, что суверенным государствам позволено выбирать собственную форму правления и определять свою судьбу. Эта концепция — то, что Збигнев Бжезинский однажды назвал стремлением к достоинству. Именно по части достоинства для многих развивающихся стран Владимир Путин, с его упором на работу с теми властями, которые есть (несмотря на их несовершенство), кажется, предлагает больше, чем Джо Байден. Это одна из основных причин того, что усилия по глобальной изоляции России с самого начала оказались концептуально несостоятельными.

Четвертый просчет Вашингтона — поскольку изоляция России оказалась менее абсолютной, чем он надеялся, Соединенным Штатам пришлось полагаться в первую очередь на западные санкции и успехи Украины на поле боя. На экономическом фронте не было четкого плана того, как санкции могли бы изменить поведение России в разумные сроки, до того как единство Запада начало рушиться, а украинской территории, которую нужно было бы защищать, оставалось всё меньше и меньше. Администрация Байдена подошла к ситуации в манере, напоминающей эскалацию администрации Линдона Джонсона во Вьетнаме: введение санкций поэтапно, часто не столько потому, что они должны изменить поведение России, сколько потому, что просто необходимо сделать что-то, что продемонстрирует решимость администрации как внутри США, так и за рубежом.

Справедливо сказать, что через пять месяцев после начала конфликта, несмотря на то, что санкции создали явные неудобства для правительства Путина и нанесли экономический ущерб в долгосрочной перспективе, жизнь в России остается на удивление нормальной. Рубль не только стабилизировался, но и укрепился, инфляция контролируется всё больше, видимых разрывов в цепочке поставок нет. Путешествие и в Москву, и в провинцию говорит о том, что для многих российских граждан в основном ничего изменилось, что каких-либо болезненных пертурбаций не произошло.

Если учесть такое развитие событий, понятнее становятся всё более частые заявления администрации Байдена о затяжном конфликте, в рамках которого будет время как для того, чтобы санкции успели нанести России ущерб, так и для того, чтобы Соединенные Штаты и их союзники продолжили беспрецедентный уровень военной помощи, обучения и обмена разведданными с Украиной. Вопрос о том, к чему в конечном счете приведут эти усилия, остается без ответа, и мало доказательств того, что они будут подталкивать Россию к желаемому для Вашингтона направлению. На данный момент оптимизм, выраженный главой Пентагона Остином и другими представителями администрации Байдена, является скорее символом веры, чем чем-либо еще.

Соединенные Штаты и их союзники могут изменить военную динамику в пользу Украины — от поставок в Киев большего количества американских систем HIMARS и других вооружений большой мощности до повышения уровня подготовки украинских военных. Проблема в том, что у России есть несколько вариантов ответа, и она действительно может пойти на эскалацию, а не на попятную. Наиболее очевидным вариантом является приобретение оружия, аналогичного HIMARS, которое может быть доступно в Китае и Северной Корее.

Китайцы не хотят заходить так далеко, но Северная Корея, которая недавно признала Донецкую и Луганскую Народные Республики и сама находится под жесткими санкциями, может быть готова пойти на это. Россия также может решить, что уклоняться от всеобщей мобилизации больше невозможно, и этот шаг решит ее нынешнюю нехватку войск. Нравится это Западу или нет, но, наконец, остается возможность использования тактического ядерного оружия — средство, которое сама НАТО когда-то считала жизнеспособным в противостоянии советскому превосходству в обычных вооружениях в Европе.

И последнее, но не менее важное: предпринятые до сих пор коллективные шаги против России имели непредвиденные последствия. С американской точки зрения, самым разрушительным из них является всё большее у большинства россиян впечатление, что Запад начал против них необъявленную войну. Вне зависимости от того, кто несет ответственность за нынешний конфликт на Украине, на стороне какой державы международное право или кто представляет более достоверную информацию о ситуации на поле боя, для многих российских граждан важнее всего растущее убеждение в том, что Россия подошла к моменту истины, столкнувшись с мощной атакой своих врагов, которые не делают реальной разницы между нанесением вреда российским властям и наказанием русского народа. Такое развитие событий стало ярко проявляться в различных опросах общественного мнения (в том числе проводимых оппозиционно настроенными группами) и в моих многочисленных беседах в Москве, в том числе с фигурами, которые не любят Путина и лишь неохотно признают формирующийся консенсус в России.

Этот консенсус — глубоко укоренившийся в российской истории и тщательно взращенный через официальную пропаганду — имеет последствия для хорошо разрекламированного «контрнаступления» Украины и вероятного ответа России. Новые, современные американские и европейские ракетно-артиллерийские системы большой дальности продемонстрировали свою эффективность в бою, но, как признают сами украинцы, стране их нужно еще много сотен (а не несколько десятков, как сегодня), чтобы иметь какое-то решающее воздействие на исход конфликта. Но есть еще кое-что. При полной поддержке США украинское правительство теперь предлагает использовать это новое мощное оружие не только для отражения российского наступления — возвращения территорий в Донбассе и на юге Украины, занятых после начала спецоперации 24 февраля, — но и для того, чтобы отвоевать у России Крым.

Такие усилия, вероятно, будут включать использование недавно поставленного мощного американского оружия большой дальности для разрушения Крымского моста и, как это уже происходит, для ограничения способности России направлять воду из реки Днепр в Крым, что является критически важным источником воды, заблокированным Украиной в 2014 году и восстановленным в этом году благодаря нынешнему наступлению России. Было бы ошибкой полагать, что из-за того, что Россия присоединила Крым только в 2014 году, ни российское правительство, ни российский народ не сочли бы нападение на него, ставшее возможным благодаря помощи США и Запада, ничем иным, как нападением на саму Россию. С учетом таких патриотических настроений отношение Москвы к такому нападению, по всей вероятности, исключало бы урегулирование путем переговоров, которое многие российские граждане восприняли бы как капитуляцию. Напротив, Кремль ответил бы огромными оставшимися ресурсами Российской Федерации, в которой для поддержания внутренней стабильности конфликт на Украине по-прежнему называют ограниченной «спецоперацией», а не тотальной «Отечественной войной».

Администрация Байдена разделяла идею о том, что США должны быть готовы к затяжному конфликту в корейском стиле, который может длиться годами, если не десятилетиями, в то время как попытка изолировать и ослабить Россию равносильна опасной авантюре. Корейский полуостров имеет четко очерченную, относительно непродолжительную линию, разделяющую двух антагонистов. В случае с Россией и Украиной разделительная линия протянулась бы на тысячи километров. Также будет ряд государств Центральной и Восточной Европы, особенно Польша и страны Прибалтики, у которых есть свои сильные претензии к России. Предполагать, что эту взрывоопасную смесь можно удерживать в относительном покое бесконечно долго, кажется чрезмерно оптимистичным. Более выгодным курсом было бы добиваться урегулирования путем переговоров, которое не обязательно достижимо сразу, но определенно в течение нескольких месяцев, а не лет.

Соединенные Штаты и их союзники, по-видимому, пришли к выводу, что никакая внешняя сторона не должна указывать Киеву, какие позиции следует занять за столом переговоров, особенно в отношении того, какую территорию сдавать, если вообще сдавать. В то же время было бы нарушением суверенитета США предоставить иностранному правительству фактический уровень контроля над тем, кого поддерживают США в конфронтации с другой ядерной державой, надеясь вопреки всему, что, если дело дойдет до драки, Америка будет относиться к Украине как к союзнику по НАТО, имеющему право на автоматическую военную поддержку США. Хотя советник по национальной безопасности Джейк Салливан подчеркнул, что Америка сочувствует желанию Украины иметь больше оружия и иметь возможность проводить более эффективные военные операции, окончательное решение о том, что и для каких целей будут поставлять США, должно быть принято в Вашингтоне, а не в Киеве.