Почему энергетический кризис в Китае совмещается с вялотекущей эпидемией?

Всего месяц остается до ежегодного пленума ЦК КПК, традиционно проходящего в ноябре. В этом году он особенный в том смысле, что будет последним перед предстоящим через год, осенью 2022 года, XX съездом партии. По прежней модели Дэн Сяопина, которая обеспечивала смены власти в стране в 2002 и 2012 годах, такая смена должна было произойти и через год. Однако принятые на следующий год после предыдущего, XIX съезда, в 2018 году, конституционные поправки, сняли ограничения в сроках для партийного руководства и открыли путь к пролонгации власти нынешнего лидера Си Цзиньпина за пределы десятилетия, «отведенного» ему в рамках системы преемственности Дэн Сяопина. Отметим, что это произошло на фоне знаковых событий, которые произошли в канун XIX партсъезда. Незадолго до того форума был арестован и приговорен к пожизненному заключению Сунь Чжэнцай — глава Чунцина, сменивший в 2012 году в этом амплуа своего также оказавшегося в пожизненном заключении предшественника Бо Силая. Не является секретом, что Сунь считался «напарником» другого представителя «реформаторского» крыла китайской элиты, тесно связанного с наследием КСМК — китайского комсомола, выходцем из которого были как прежний лидер страны Ху Цзиньтао, так и премьер Госсовета Вэнь Цзябао. Этим «другим реформатором» считается Ху Чуньхуа, который на XIX съезде вошел в Политбюро, а затем получил пост одного из вице-премьеров Госсовета, однако не был избран в Постком Политбюро, из семерки членов которого обычно и выходит будущий генсек и председатель КНР. В достаточно компетентных экспертных кругах Ху Чуньхуа «номинировали» на первую позицию генерального секретаря ЦК и председателя КНР, а Сунь Чжэнцая — на вторую, премьера Госсовета. То есть если эта версия верна, то выход последнего из игры разрушил тандем, уже изготовившийся к штурму политического олимпа, ибо именно четыре года назад, на съезде и последующей сессии ВСНП, «преемника» должны были утвердить зампредом КНР, как в 2007—2008 годах нынешнего лидера Си Цзиньпина. Однако вместо этого пост зампреда показательно занял Ван Цишань, в прежнем Посткоме — глава ЦКПД — Центральной комиссии по проверке дисциплины. Именно она и выявила нарушения, послужившие причиной падения Сунь Чжэнцая. Но Вану сегодня 73 года, и это, по крайней мере в современных реалиях, исключает его из числа потенциальных «преемников»; к тому же он, как подчеркивается экспертами, очень близок к председателю Си и пользуется его особым доверием.

Нынешний премьер — Ли Кэцян — тоже представляет в руководстве страны группу выходцев из КСМК («туаньпай»), и опять-таки не секрет, что именно его, а не Си Цзиньпина Ху Цзиньтао в свое время видел своим «преемником». Но у прежнего главы партии и государства с этим по ряду причин не сложилось. И решения состоявшихся в 2007—2008 годах XVII съезда и последовавшей за ним сессии ВСНП выдвинули Си Цзиньпина в качестве официального преемника, утвердив его в должности заместителя председателя КНР. Отметим, что важнейшим фактором тогда стала Олимпиада-2008, за подготовку которой Си отвечал и которая, как по уровню проведения, так и по триумфальной победе китайских спортсменов, не могла не быть и была поставлена ему в заслугу.

Однако конституционная реформа 2018 года — лишь одна сторона элитного компромисса; другой стороной стала реформа Госсовета, укрепившая позиции «туаньпай» в структурах исполнительной власти. В некоторых аспектах наблюдались противоречия стратегий. Если Си Цзиньпин в 2013 году провозгласил проект «Пояса и пути», показательно представленный им в ходе визита в Казахстан, то Госсовет под руководством Ли Кэцяна попытался поставить в центр другой «пояс» — реки Янцзы, обозначив тем самым правительственный приоритет, во-первых, внутреннего развития, а во-вторых, расширения экономической базы юга страны. Прежде всего энергетического сектора, связанного с завершением строительства гидроузла «Санься» («Три ущелья»). Трения по ряду оценок возникали из-за распределения государственных инвестиций в эти проекты, а также по планам приватизации госпредприятий северо-востока страны, в итоге свернутым. Ряд экспертов указывает на региональное, а не центральное происхождение тотальных эпидемиологических ограничений в таких крайних проявлениях, как блокады крупных городов, прежде всего Уханя, в эпицентре эпидемии — Хубэе. На обоснованность таких оценок указывают последовавшие после преодоления первой фазы эпидемии кадровые перестановки в провинциальном и городском руководстве, существенные и радикальные. Нынешняя, летняя вспышка заболеваемости, которая становится причиной закрытия целых городов по единичным случаям болезни (недавний пример Харбина), этими экспертами также рассматривается через призму внутреннего противостояния, связанного с подготовкой к съезду и предшествующему ему пленуму ЦК. Автор этих строк неоднократно отмечал наиболее важные кадровые вопросы повестки предстоящих форумов — политические судьбы премьера Ли Кэцяна и вице-премьера Ху Чуньхуа. Сейчас, похоже, в фокус перемещаются и вопросы, связанные с будущим зампредом КНР. Нет также сомнений, что в рамках внутренних раскладов, часть которых обнаруживают признаки взаимодействия с внешними силами, предпринимаются попытки хотя бы поставить вопрос и о самом Си Цзиньпине. Ясно, что в условиях обостряющегося противостояния с США, в рамках которого Вашингтон принялся обновлять региональную систему альянсов, нынешний китайский лидер западных «партнеров» не устраивает. В контексте именно этих тенденций, возможно, и следует рассматривать последние события, некоторые из которых уже приходилось освещать, в частности, нашумевший августовский визит главы Всекитайского комитета (ВК) Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК) Ван Яна в Тибет по случаю 70-летия воссоединения региона с КНР.

Следует отметить, что, помимо «Пояса и пути», сопряженного с концепциями «китайской мечты о великом возрождении китайской нации» и «сообщества единой судьбы человечества» — основными стратагемами внутренней и внешней политики Си Цзиньпина, с приходом последнего к власти был провозглашен и общий контур, в который эти построения заключены. Это концепция «социализма с китайской спецификой в новую эпоху», и в этой формуле «новая эпоха», как и конституционная реформа 2018 года, обозначает особенность современного правления, которой оно отличается от времен Дэн Сяопина. Масштабные внутрипартийные чистки, в том числе в армии, от коррупционеров — первое звено «новой эпохи». Теперь, в преддверии важнейших партийно-государственных событий, дает о себе знать и другое звено. В Китае начинается кампания по «исправлению стиля» СМИ в направлении государственного патриотизма и избавления телеэкрана от прозападного гламура и поклонения «звездам» шоу-бизнеса, подрывную мощь которых, направленную против общественной морали и нравственности, мы, в России, хорошо знаем на собственном опыте. «Возвращение красного», провозглашенное в конце августа главным партийным органом «Жэньминь жибао», кроме того, и это главное, послужило фундаментом мощных перемен и в экономике, «пилотным регионом» для которых пока избрана одна из наиболее развитых и богатых провинций Китая — прибрежный Чжэцзян. Суть этой политики, опирающейся на специальный план, выдвинутый в августе финансово-экономической комиссией ЦК, заключается в том, чтобы параллельно центральному государственному бюджету создать внебюджетный фонд стратегического развития регионов с целью «всеобщего процветания». Поскольку формирование этого «фонда» уже начало происходить путем перераспределения сверхприбылей крупных компаний, прежде всего IT-сектора, но в этот список входят и другие, негативную позицию обозначил крупный бизнес, попросту олигархи. Памятная история с создателем Alibaba Group Джеком Ма, который пропал из эфира на полгода после критики решений прошлогоднего пленума ЦК, на котором были обнародованы наметки этого «китайского нэпа», только в обратную сторону ленинского «сохранения командных высот в руках советской власти», послужила прологом к дальнейшим событиям. Вскоре после нынешнего августовского совещания двинулись два противоречивых процесса, указывающих на существенно усилившуюся остроту внутриполитической борьбы. С одной стороны, в считаные дни после создания в Чжэцзяне пилотной зоны «всеобщего процветания» только крупнейшие компании, включая базирующуюся в регионе Alibaba, согласились внести в соответствующий фонд сумму, эквивалентную почти 36 млрд долларов. Недалеки, видимо, от истины предположения экспертов о том, что нынешняя катастрофа гиганта девелоперского бизнеса компании Evergrande, балансирующей на грани дефолта, — результат ее отказа поддержать план властей. Поэтому более дальновидные бизнесмены формулируют свою позицию примерно так: «Китай не заинтересован в копировании провальной стратегии Кремниевой долины по надуванию гигантского пузыря технологической экосистемы. Ибо Китай стремится к экосистеме, построенной вокруг общей цели — роста цифровой экономики в интересах всего населения» (https://zen.yandex.ru/media/the_world_is_not_easy/velikii-kormchii-20-slomal-tehnogigantov-kitaia-6155c131cfef822890792d51). Отвлекаясь от китайской темы, эти слова — да Богу бы в уши в нашем Отечестве, где, судя по длительности «боданий» первого вице-премьера Андрея Белоусова с магнатами от металлургии, олигархические «хорьки» куда как менее сговорчивы!

Итак, еще раз, ибо это важно, в том числе и потому, что в России к этому НЕОБХОДИМО привлекать самое широкое общественное внимание. Си Цзиньпин намерен создать в Китае двухэтажную систему финансирования развития, в центр которого ставятся государственные бюджетные инвестиции; одновременно, вынудив олигархов «поделиться», лидер страны под своим руководством формирует внебюджетный фонд, средства которого будут направляться на прорывы в пилотных зонах, аналогичных Чжэцзяну. Причем «делиться» олигархам придется вполне себе в божеских масштабах — не более 10−15% общей прибыли компании, что никак не ограничит ее возможностей для внутренних инвестиций в инновации, но кое в чем, возможно, существенно, ужмет потребленческие амбиции. С учетом нашего «пира во время чумы» — выплаты акционерам гигантских дивидендов, отношение к схеме Си Цзиньпина у автора этих строк однозначное. Это восстановление социальной справедливости, наглядно демонстрирующее исторические преимущества социализма над капитализмом. В условиях, когда олигархам — ни китайским, ни нашим — это не нравится, вопрос проведения в жизнь такой политики связан с наличием у власти политической воли и последовательностью ее применения. Однако, к сожалению, не только. Имеются еще как минимум два фактора, которые на примере «приведения в порядок» китайского бизнеса указывают на источники противодействия, продиктованного, с одной стороны, буржуазными классовыми интересами, а с другой — наличием оппонентов этому курсу в элите и их вассальными связями с внешними силами.

Уже приходилось упоминать о целой череде откровенно недружественных действий Запада, в частности об угрозах со стороны «большой тройки» международных рейтинговых агентств (Standard & Poor’s, Moody’s, Fitch) понизить китайцам рейтинги, обеспечив удорожание кредитов и условий их получения. В западных СМИ против политики «всеобщего процветания» развернута разнузданная кампания, участники которой даже не скрывают своей буржуазной солидарности, апеллируя к «принципам рыночной экономики» (один из многих примеров здесь: https://www.bbc.com/russian/features-58458051; и обратим внимание, что это официоз — BBC). Вот и освобождение Мэн Ваньчжоу, топ-менеджера многострадальной Huawei, которую канадская сторона почти три года удерживала под домашним арестом в Ванкувере по запросу властей США, как бы «нечаянно» совпало с «поддержкой» Западом китайских магнатов с тайной надеждой на продолжение их фронды с центром. Поскольку становление крупного китайского бизнеса непосредственно связано с упомянутой группировкой «туаньпай», имеющей прочные позиции во власти и претендующей на их упрочение, вплоть до возврата к дэнсяопиновской модели ротации руководства, в преддверии пленума начинают набирать силу два процесса. Первый — кулуарный, связанный с подготовкой кадровых решений. Как развивается ситуация на этом направлении на самом деле, не знает никто. И не следует верить «первооткрывателям», которые с уверенностью, достойной лучшего применения, вещают о «комсомольском бунте», связывая упомянутую поездку Ван Яна в Тибет, сильно возбудившую российских и иностранных наблюдателей, в основном из прозападного лагеря, с «номинацией» его в «преемники». И это, на голубом глазу, через два дня (!) после объявления плана пилотной зоны «всеобщего процветания» в Чжэцзяне. Прямо вот так, мигом — и сорганизовались? Скорее всего, эту точку зрения уже приходилось транслировать, речь идет о разношерстности самих «туаньпай» и о том, что Ван Ян, как наиболее опытный и умеренный среди них политик, становится настоящим преемником отнюдь не Си Цзиньпина, а Ли Кэцяна. И это, возможно, отрицательный ответ на оба уже заданных выше вопроса: сохранит ли последний свой пост и имеет ли шансы на выдвижение Ху Чуньхуа через пять лет после разрыва его связки с Сунь Чжэнцаем?

Второй процесс более публичный, и главным маркером в нем определенно может считаться расширяющийся в Китае энергетический кризис, к которому, в общем-то, нет особых предпосылок, и имеющиеся объяснения (декарбонизация, конфликт КНР с Австралией, подготовка «чистого неба» под приближающуюся зимнюю пекинскую Олимпиаду) явно недостаточны. Дефицит электроэнергии затронул всю страну, но его очаги расположены в шахматном порядке. Это работает на версию о региональном происхождении этой инициативы. Конечно, если не упоминать, что в основе отказа властей регионов от закупок угля для ТЭС на внутреннем и внешнем рынках находится рекомендательная директива комитета по делам развития и реформ — «китайского Госплана». Почему бы не предположить, что серьезных масштабов веерные отключения достигли в зависимости от (не)мотивированных этой директивой действий региональных властей? И что эта мотивация непосредственным образом связана с внешними интересами, которым не нравится нынешний поворот в политике Си Цзиньпина? В пользу этой версии говорит и то, что наибольшей остроты энергетический кризис достиг в северо-восточных провинциях, прилегающих к российскому Приамурью и Приморью, где по условиям климата уже наступает зима. А также то, что возникший дефицит в этих регионах восполняется Россией, которая с начала октября втрое увеличила свой энергоэкспорт, покрывая немалую часть нужд наших друзей и соседей. И позволяя им избегать опасных уровней социальной напряженности. Нам ли не догадываться, что пресловутая «рыночная конъюнктура» может иметь такое же управляемое происхождение, как и эпидемическая динамика? Которая у нас, например, как и ожидалось далеко не только врачами, снизилась перед выборами, а аккурат после них принялась снова расти, презрев предыдущие циклы пауз между так называемыми «волнами»?

Вопросы эти, на наш взгляд, сугубо риторические. И вполне достаточно оснований полагать, что дальнейшие события в Китае, как в сфере эпидемиологии, так и в вопросах энергообеспечения, при различных итогах предстоящего пленума примутся развиваться не просто по разным, но скорее по противоположным сценариям. Каким — увидим, ждать осталось недолго.