Удар Моргенштерном по будущему хип-хопа

2021 год — не то что 2017-й. Тогда, почти четыре года назад, по серьезным СМИ неожиданно прокатилась волна обсуждений, казалось бы, совершенно андеграундного события — рэп-баттла между Оксимироном и Славой КПСС (Гнойным). Такой внезапный интерес был проявлением чьей-то смутной надежды на то, что «русский хип-хоп» сможет-таки стать частью русской культуры. Точнее — попыткой ввести его в «приличное общество», подманить, прикормить и одомашнить этого странного заморского зверя, уже прочно прижившегося на наших задворках, как какой-нибудь енот-полоскун. Желание понятное, ведь за «звездами» клипов, концертов и баттлов — солидная молодежная аудитория. В конце концов, авторская песня, а затем рок в свое время практически игнорировались представителями «высокой культуры» и находились под подозрением у властей, что не мешало им оказывать огромное влияние на позднесоветское общество. Битва двух неформальных кумиров, фехтующих острыми обломками смыслов и швыряющихся именами и образами из общекультурной классики, как сюрикенами, обещала нечто интересное и даже вдохновляющее. Но, увы, после эффектного прыжка рэпа на культурную авансцену наступила продолжительная тишина. Которая была нарушена всего лишь карликовым скандальчиком — в конце 2020 года прокуратура в Санкт-Петербурге потребовала запретить трек популярного рэпера Моргенштерна (Алишера Валеева) с хлестким названием «Я съел деда» и с соответствующим содержанием:

«Я непоседа, (Нет), е, похавал деда (У, так вкусно)Было так вкусно (Ах), и я наелся (Оу, оу, б***)Сытный дед (Гэ), с***, самый сытный дед (О, да)Я его похавал, с***, прямо до костей (Так вкусно)»

Но инициатива прокуратуры поддержана не была. Эксперты не нашли в песне криминала и экстремизма, закон оказался бессилен перед отвратительной эпатажной выходкой, отчебученной ни раньше, ни позже, а в год 75-летия Победы, когда многие по традиции с благодарностью обращались к подвигу дедов и прадедов. Но спустя несколько месяцев нашелся способ хотя бы немного отомстить «виртуальному каннибалу» — в его песнях нашли пропаганду наркотиков. Это показалось чем-то гораздо более простым и понятным, чем пропаганда людоедства. Ведь в тот раз, разумеется, была всего лишь абсурдистская шалость, ни один дед на самом деле не пострадал, а вот наркотики — это серьезно. В итоге зарвавшейся «звезде» влепили 100 тысяч рублей штрафа. В прошедший понедельник рэпер обжаловал вердикт суда — не корысти ради, ибо для него эта сумма «незначительная», а из принципа. Точнее, из наглости и желания не исчезать с новостных лент.

Таким образом, можно с сожалением констатировать, что деда — в лице традиционной морали — все же с аппетитом «похавали». Потому что попытка «прищучить» представителя андеграунда за упоминание наркотиков в текстах выглядит крайне жалко и напоминает подброс пакетика с порошком в качестве последнего способа закрыть глухое дело. Например, Сергей Шнуров за свою знаменитую песню «В Питере — пить», где перечисляются разные способы употребления «веществ», причем отнюдь не в негативном ключе, в свое время не был оштрафован даже на один рубль. Понятно, что претензии к Моргенштерну куда более глубокие и основательные (более основательные, чем ходульная песенка в честь Навального), вот только как бороться с этим безобразием, совершенно непонятно.

Увы, «интеллектуальный» рэп баттлом четырехлетней давности, похоже, и закончился. Прививка хип-хопа на культурное древо не удалась и привой начал плодоносить дичками-мутантами, еще более несъедобными, чем исходник. Ибо относительно недавно взошедший на рэп-небосклон Моргенштерн являет в своих песнях картинку классического «приподнявшегося» плохого мальчика из гетто, упакованного в меха и золотые цепи, с густо припудренными ноздрями, разъезжающего в крутой тачке в окружении ногастых и грудастых «телок». У него белая кожа — и в этом вся разница. Такой хип-хоп — по сути карикатура на хип-хоп. Здесь нет искреннего голоса улиц и горького протеста обездоленных, а если и есть смысл, то сугубо разрушительный:

«Да, с****, первый трекАльбом в прямом эфиреБич, ты знаешь, ты знаешьТы знаешь, кто первый в этом дерьмеИ я сажусь в это дерьмо, я тут первый…

…Money мутим, мы не шутим (у, ре)Мы животные, не люди (о, бле)Да, не люди, на*** людей (е)…»

…Мной гордятся все друзья, но у меня их нету (у меня их нету)Мной гордится вся семья, а мне по***, если честно (если честно)…

…А что мне дали эти ваши деньги (что)Быстрее стала разлагаться печеньНу разве что теперь умру быстрейЯ снова в самом дорогом отелеЯ снова ставлю с*** на колениЭй, меньше слов и больше делаИ не говори с набитым ртом, б***, где твои манерыДа мне по***, что тебе там больноТы для меня — вещица, и не болееЧто за проблемы у тебя, не понялЯ обожаю, когда мясо с кровью…»

Образ человека, который никому ничего не должен и на всех плюет, зато ему все должны, который презирает собственных поклонников, отстегивающих ему «кеш», а женщин воспринимает, как кукол из секс-шопа, мог бы действительно стать обличительной карикатурой, если бы ему хоть что-то противопоставлялось. Без такого противопоставления, да еще и приправленный патетическим кокетством — посмотрите, какой я одинокий и страдающий демон, умудряющийся ловить свой грязный кайф в этом аду — этот образ становится образцом для подражания. Он прививает многочисленным поклонникам психологию неизбывного внутреннего гетто, из которого на шикарном лимузине можно вывезти мальчика, но гетто из мальчика вывезти уже невозможно.

Закономерна ли была такая эволюция (точнее, инволюция) «русского рэпа»? Да, ибо работой с этой субкультурой, дабы возвысить ее до культуры, никто не занимался и не занимается — как и работой с молодежью в целом. Критические и протестные настроения пугают официоз, хотя не пошлый, а-ля Навальный и его уточки, а здоровый и искренний протест, являющийся топливом для обновления и развития, свойствен молодежи по определению. Русскоязычный рэп, как довольно уникальное в современной неклассической музыке явление, где текст играет важнейшую роль (недаром рэп «читают»), мог бы служить проводником смыслов в неформальной среде — разумеется, «неудобных», как любые подлинные смыслы. Брошенный и официозными, и фрондерствующими силами вариться в собственном соку, точнее, в кислоте широко разлитого постмодернистского абсурда, он в своих самых свежих проявлениях превратился в глашатая бессмыслицы и деградации. То ли хип-хоп «съел деда» (смысл), то ли его самого «заела среда» антикультуры потребления в своем самом унизительном варианте «для быдла». Так или иначе, будущее «русского рэпа» выглядит довольно печальным. Разумеется, и кроме Моргенштерна, есть немало рэперов, вот только никто из них больше ни разу не прорвался за субкультурные границы. И пока нет никакого намека на подобный прорыв, а в условиях, когда глашатаи ядовитой бессмыслицы получают столько «кеша», что могут расценивать стотысячный штраф как тешащий самолюбие пустячок, взлет из навозной кучи «белого гетто» кажется и вовсе маловероятным.