Корейский полуостров: рвет ли Север связи с Югом?

КНДР вполне ожидаемо разорвала линии коммуникаций с Южной Кореей, которые осуществлялись через межкорейский офис связи, расположенный в технопарке города Кэсон на юге страны, вблизи западного участка линии разграничения по 38-й параллели. Технопарк является совместным проектом Пхеньяна и Сеула; соответствующее соглашение было подписано в 2003 году, а в 2004 году промзона была запущена в эксплуатацию. Однако, став предметом политических споров, она фактически прекратила существование в феврале 2016 года, после испытательного запуска Севером ракеты дальнего радиуса действия и последовавшей за ним серии взаимных демаршей сторон.

О закрытии офиса связи властями Пхеньяна было заявлено еще 5 июня; при этом уточнялось, что эта мера предварительная, будут и другие. Окончательное решение по этим мерам, включая объявленный 9 июня полный разрыв контактов, было принято накануне, на специальном совещании ведомств, отвечающих за отношения с Югом, которое прошло на полях очередного заседания Политбюро правящей Трудовой партии Кореи (ТПК). Помимо кэсонского офиса, власти КНДР заблокировали и военные линии связи, а также прямую «горячую линию», которая соединяет ЦК ТПК с Чхонвадэ — резиденцией президента Южной Кореи Мун Чжэ Ина. Примечательной особенностью действий Севера в этот раз оказалось то, что с соответствующей инициативой, наряду с формально вторым лицом в ТПК Ким Ен Чхолем, выступила младшая сестра северокорейского лидера Ким Е Чжон. В партийной иерархии она занимает относительно «скромный» пост первого заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК. Но никто не забыл двух вещей. Что именно ей старший брат поручил в феврале 2018 года, во время зимней Олимпиады в Пхенчхане, ответственную миссию по установлению контактов с южнокорейским лидером Мун Чжэ Ином, в результате чего через два месяца и состоялась названная обеими сторонами «исторической» встреча Кима с Муном в Пханмунджоме. И что на фоне фейков, сплетен и пересудов о «состоянии здоровья» Ким Чен Ына, которые сотрясали западные СМИ на протяжении полутора месяцев весны этого года, именно Ким Е Чжон «сваталась» экспертным и журналистским сообществом в преемницы брату, «если с ним вдруг что».

В СМИ сообщалось, что после обрыва связи южнокорейская сторона, включая военных, несколько раз пыталась выйти на контакт с Севером, но все попытки окончились неудачей: то ли звонок в Пхеньян «не проходил», то ли «на том конце» просто не поднимали трубку.

Официальным поводом к разрыву послужила резкая активизация в последние недели деятельности двух организаций перебежчиков с Севера — «Альянса движений за свободную Северную Корею» и движения «Кхынсэм», которые принялись «бомбардировать» брошенную родину через линию разграничения воздушными шарами с агитационными материалами, направленными против северокорейского режима. С одной стороны, Сеул вроде бы воспринял аргументы, предъявленные Севером: министерство объединения от имени правительства страны подало жалобу на перебежчиков в Генеральную прокуратуру. С другой стороны, вялость этого правительственного недовольства, прикрытая «приверженностью демократическим процедурам», как нельзя лучше иллюстрируется тем, что главным обвинением, который власти Юга предъявили «игрокам в воздушные шары» — создание угрозы безопасности населения на территории, с которых они запускались. Дескать, большая часть «изделий» до 38-й параллели не долетает и падает прямо здесь, «на Юге», засоряя окружающую среду и отвлекая жителей на уборку. Ясно, что подтекстом такого объяснения читался намек на возможный «ответный» удар с Севера, отнюдь не пропагандистский: а как иначе понять «угрозу безопасности»? И это вполне можно было расценить как завуалированное оскорбление Пхеньяна. Так еще и главные мотивы, почему «агитшары» нельзя посылать, в правительственном заявлении в прокуратуру оказались смазанными. А они весьма существенные. Подобные действия, которые, по версии спикера южнокорейского ведомства Е Сан Ги, всего лишь «создают напряженность и противоречат договоренностям лидеров», на самом деле напрямую запрещены Пханмунджомской декларацией, подписанной Ким Чен Ыном и Мун Чжэ Ином 27 апреля 2018 года на линии разграничения. Чтобы было понятнее российскому читателю, это как украинские обстрелы в Донбассе: прямо запрещены Минскими соглашениями, но сторона Киева всякий раз либо находит им казуистические оправдания либо переваливает ответственность на ополченцев, камуфлируя неспособность призвать своих головорезов к ответу. В корейском же случае подобное лицемерие выглядит еще циничнее, ибо Южная Корея — далеко не Украина и там нет формирований — ни военных, ни общественных, подобных бандеровским «добробатам», которые не подчинялись бы центральным властям и плевали на их требования. Следовательно, просто эти требования не были настойчивыми, ибо с самого начала ставили лицемерной целью не пресечь провокации, а прикрыть их словесной ИКД — «имитацией кипучей деятельности». Отсюда и столь жесткая реакция Пхеньяна, дополнительно усугубленная тем, что на прошедших в марте этого года в Южной Корее парламентских выборах президентская партия на волне успехов в борьбе с коронавирусной эпидемией одержала безоговорочную победу, буквально нокаутировав конкурентов-консерваторов, после чего позиции главы государства существенно укрепились. И он вроде бы получил возможность позволить себе намного больше самостоятельности, чем до выборов.

Получил, но этой возможностью, стало быть, не воспользовался. Почему? И вот здесь — на это обращают внимание специалисты профильных научных центров Институтов востоковедения и Дальнего Востока РАН — мы подходим к главной теме о том, почему «шаровой кризис» случился именно сейчас, и почему Север действует настолько жестко. Первое и главное. В завершающую фазу вступает предвыборная борьба в США, где несмотря на то, что еще не прошли партийные конвенты, всё предельно ясно уже давно: действующий хозяин Белого дома Дональд Трамп сойдется в «финале» со ставленником глобалистов из демократического истеблишмента Джо Байденом. Нынешние беспорядки, по-партийному избирательно раздуваемые в штатах с демократическим правлением, вышедшие далеко за рамки «расового» вопроса, — это уже «первый тайм» финала, в котором Трампу пока приходится держать оборону, причем, скорее, даже не активную, а пассивную, «загнав к воротам автобус». Ну, а крупнейшим пассивом во внешнеполитических вопросах, наряду с противостоянием с КНР, которое всё больше идет по «нештатному» сценарию «холодной войны», является провал Трампа в диалоге с КНДР. В сухом остатке: никакой денуклеаризации не достигнуто, напротив, отмечаются признаки активизации ядерной политики Пхеньяна, затянуть переговоры в расчете на предвыборную «хорошую мину при плохой игре», что, дескать, ведем переговоры, они сложные, но «продвигаются», тоже не получилось. Власти КНДР это вовлечение во внутриамериканскую предвыборную игру поняли и подыгрывать не стали: дали Трампу от ворот поворот, прервав переговорный процесс; даже лицо сохранить не позволили.

И республиканский президент решил продолжить эту игру не своими руками, но используя для этого «особые» отношения, которые сложил с Кимом южнокорейский лидер Мун. Так сказать, «попросил» своего сеульского сателлита «по-товарищески», воспользовавшись его вассальной зависимостью от Вашингтона. И с надеждой «объяснить» американскому общественному мнению, что межкорейский диалог — это и есть такая «ассиметричная» проекция контактов США с КНДР. Ким Чен Ын «просек» и эту игру, вновь ее обрубив таким вот «ломовым» способом — «выдернул из розетки» связь с Сеулом, и проделал это с максимально возможным международным резонансом, чтобы услышали даже те, кто делает вид, будто не слышит. И не хочет слышать. Случайно ли первым международным комментарием на происходящее в межкорейских отношениях стало заявление Госдепа США, который выразил «разочарование» действиями КНДР, призвав Пхеньян «вернуться к дипломатии и сотрудничеству»? Игра в корейские ставки на американских выборах опять сорвалась! По мнению наблюдателей, это не означает, что межкорейские отношения зашли в тупик; просто Пхеньян настаивает на том, чтобы из них была исключена американская «составляющая»; по вполне понятным причинам Север совсем не заинтересован участвовать в трагикомическом выборном спектакле за океаном. Особенно имея в виду непредсказуемость его результатов. Поэтому ответ из Пхеньяна на заявление Госдепа последовал незамедлительно: «Отношения между КНДР и Республикой Корея являются внутренним делом корейского народа, и никто не имеет права вмешиваться в них», — такое заявление МИД КНДР распространило северокорейское официальное Центральное телеграфное агентство Кореи (ЦТАК). Пхеньян, кроме того, выговорил и непосредственно Вашингтону, назвав американское «разочарование» «безумным, вызывающим только смех». По словам главы американского департамента северокорейского МИД, «когда в межкорейских отношениях наблюдаются подвижки, США начинают беспокоиться, а когда отношения ухудшаются, США якобы тревожатся».

Но помимо треугольника Север — Юг — Вашингтон существует и еще треугольник Север — Юг — Пекин, который с участием США превращается в весьма «заинтересованный» квадрат, составляющий контекст геополитического измерения корейского вопроса. Активные и жесткие действия дипломатии КНДР в вопросе об «агитшарах» сопровождаются дальнейшим сближением с КНР, поводом для которого избраны решения недавно завершившейся в китайской столице ежегодной сессии ВСНП, принявшей закон о защите государственной безопасности в Гонконге (Специальном автономном районе Сянган). Сначала в поддержку этого решения выступил официальный представитель МИД КНДР; затем, чтобы усилить резонанс, соответствующее заявление прозвучало из уст главы МИД Ли Сон Гвона, который на встрече с послом КНР Ли Цзиньцзюнем выразил Пекину твердую и решительную поддержку партии и правительства КНДР, назвав ситуацию в Гонконге «внутренним делом Китая». Представляется, что совпадение столь недвусмысленной позитивной оценки действий КНР в вопросе, который США и другие страны Запада избрали поводом для критики Пекина, связано со многими факторами. В том числе с позицией Китая в корейском вопросе. Еще 24 мая, на пресс-конференции, состоявшейся на полях сессии ВСНП, шеф китайской дипломатии Ван И высказался в пользу поддержания диалога между КНДР и США, который, по его словам, является «важной предпосылкой для устранения разногласий, которая содействует урегулированию на Корейском полуострове». Заручившись поддержкой Пекина, Пхеньян как бы дает понять китайским коллегам, что Север не против диалога с Югом и готов будет возобновить его сразу же, как только удастся вывести из него рвущийся дирижировать им Вашингтон. «Чужих здесь не стояло», как бы подчеркивает северная дипломатия, одновременно делая пас в адрес Сеула, призывая его к расширению пространства собственного суверенитета.

Так что дверь в межкорейском диалоге не закрыта, из него лишь «деликатно» попросили на выход США. Отметим, что такой подход в полной мере соответствует и российским интересам; проекты трубопроводного, а также железнодорожного транзита через Север на Юг из российского Приморья никто не отменял. И залогом их успешной и взаимовыгодной реализации в третьем по счету треугольнике Север — Юг — Москва как раз и является мизансцена, которая может получиться на выходе из нынешнего, вроде бы «шумного» и картинного разрыва. Ну, а США есть чем заняться. И у себя дома, и на других направлениях, где у Вашингтона чем дальше, тем становится всё больше проблем. При минимуме достижений.