Тот, кто любит айфоны и «умные вещи», может быть против ИИ Собянина?

В последние дни ряд экспертов выражают беспокойство новым, так сказать, «законом Собянина об эксперименте по разработке и внедрению искусственного интеллекта в Москве». Речь идет о принятом 24 апреля этого года и опубликованном в Российской Газете четырьмя днями позже законе «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для разработки и внедрения технологий искусственного интеллекта в субъекте Российской Федерации — городе федерального значения Москве и внесении изменения в статьи 6 и 10 Федерального закона «О персональных данных». Эксперимент стартует 1 июля и продлится 5 лет. Эксперты высказывают различные опасения. Но, пожалуй, наибольший страх и ужас вызывает у них мысль о том, что временный характер эксперимента служит прикрытием последующего за ним вечного цифрового рабства россиян, а также то, что один человек, в данном случае, Сергей Собянин или одно уполномоченное ведомство, которое в любом случае будет курироваться правительством Москвы, а, следовательно, опять же самим мэром, обретет большую власть, сконцентрированную практически в одних руках. Если судить об этих опасениях в общих чертах, то далеко от истины эксперты не ушли. Если разобрать закон по отдельным его положениям, то и в этом случае предчувствия экспертов также не беспочвенны. Ну, а если задаться вопросом: а чего сейчас-то общество всполошилось, озадачилось возможной перспективой цифрового рабства, нарушением своих прав и свобод, озаботилось сохранностью персональных данных, выступает одновременно и против новшеств в Конституцию и против действий Собянина?

Неужели не видно, что всё давным-давно произошло, причем по собственной воле народа и далеко не с подачи государства. Произошло еще тогда, когда был куплен первый смартфон, когда впервые состоялась регистрация в соцсетях, когда в айфонах стали проводить времени больше, чем друг с другом, когда чуть ли не вся страна начала ходить в кроссовках практически одного бренда, ну максимум в брендах двух-трех компаний. Неужели никто не задавался ранее вопросом о том почему, собственно, он или она сделали свой выбор в пользу айфона? Почему поддались моде? Осознанный ли это выбор или навязанный рекламой, лидерами мнений, прочими информационными инструментами, работающими с нашим когнитивным сознанием? Кто эти лидеры мнений на самом деле, и почему именно они стали лидерами вашего мнения? Лидеры вашего мнения — это звучит даже как-то странно!

Так что все давным-давно всё рассказали о себе в соцсетях, причем автоматически соглашаясь с пользовательскими условиями собственников, разработчиков этих сетей — частных, в том числе западных компаний. Лично предоставили производителям айфонов и смартфонов слишком много своих персональных данных, вплоть до информации о своем здоровье. Коммерческие компании, чьи приложения были скачаны, в стороне не остались, навигационные приложения, думается, знают лучше вас дорогу до вашего дома и, конечно, не только до дома. Некоторым уже даже известно, как они будут выглядеть в старости — благодаря всё тем же приложениям. Вот до чего дошел прогресс. Разводить руками поздно. Прогресс не остановить. Его просто нужно взять под контроль.

Мы уже давно говорим о том, что лучше бы обуздать коммерческие компании, собирающие личные данные россиян. И власть, надо сказать, принимала меры, пыталась их подчинить правилам страны. Однако отдельные российские лидеры мнений «кричали» о нарушении гражданских прав, тем самым, вероятно, защищая права компаний, которым, думается, большинство россиян предоставляли свои данные по неосмотрительности, не задумываясь о последствиях распространения информации о себе. Помнится, поднималась идея суверенитета российского интернета, которая также встретила сопротивление. Владимир Путин как-то говорил, что не пользуется смартфоном, чем, вероятно, посылал сигнал обществу, мол, и вы подумайте об этом. Понятно, что если бы Президент РФ заявил: всё, точка, никакой вам всемирной виртуальной сети, вот вам российская. Не поняли бы, обвинили бы в диктаторстве.

Между тем всемирному глобальному сообществу, чем больше данных со всех стран будет стекаться, тем лучше. Россия, как известно, часть этого сообщества с открытым интернет-пространством и международными договорами, регулирующими в том числе и обмен персональными данными. Первым, кто уловил плюсы и следом «заболел» цифровизацией, когда её ещё и цифровизацией не называли, был и остается Герман Греф. Это под его руководством в пору его работы министром экономики России создавались МФЦ, куда стекались и, по сути, оцифровывались данные госструктур, с которыми мы имеем отношения. Уже не являясь чиновником, Греф создает цифровую экосистему в банке. Ну, что ж, оставаться в стороне при всеобщей мировой цифровизации вряд ли возможно. Разве кто-нибудь готов отказаться от смартфона и прочих «умных вещей», упрощающих нам жизнь? Правда, всё больше времени мы стали проводить с «вещами», причем не столько в удовольствие. Но главное, не заиграться этим процессом, не допустить перехода посторонними личных границ и самим не соблазниться переступить их, в чем всё чаще стали обвинять мэра Москвы Сергея Собянина.

С одной стороны, казалось бы, обвинения в его адрес не беспочвенны. Но «фишка» в том, что закона-то мэр не преступал. Всё по закону. Мы возмущаемся, мол, действия мэра, предпринимаемые в рамках самоизоляции, противоречат Конституции. Но, как оказалось, они не только действующей Конституции, но и международному соглашению — «Конвенции о защите прав человека и основных свобод» не противоречат. Как разъясняется в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. N 21 г. Москва «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» правовые позиции Европейского Суда учитываются при применении законодательства Российской Федерации. В частности, содержание прав и свобод, предусмотренных законодательством Российской Федерации, должно определяться с учетом содержания аналогичных прав и свобод, раскрываемого Европейским Судом при применении Конвенции и Протоколов к ней. При этом законодательство РФ может предусматривать и более высокий уровень защиты прав и свобод человека в сравнении со стандартами, гарантируемыми Конвенцией и Протоколами к ней в толковании Суда. В таких случаях судам, руководствуясь статьей 53 Конвенции, необходимо применять положения, содержащиеся в законодательстве Российской Федерации.

Если обратить внимание на то, что Конвенция допускает лишение свободы человека и, так сказать, «покушение» на личную неприкосновенность при необходимости предотвращения распространения инфекционных заболеваний путем законного заключения под стражу, то введение Собяниным цифровых пропусков — это вполне себе еще мягкая мера, ведь можно было бы воспользоваться и инструментами международных договоров. Здесь главное для эффективного решения проблемы найти золотую середину, не соблазнившись имеющимися широкими законодательными возможностями, а то ведь и власть потерять можно, а заодно, под гул восставшего народа, и страну. К слову, «законное заключение под стражу», подразумевает подключение суда и, следовательно, доказательств инфекционной опасности того или иного гражданина. Но эта мера только затянет время и, вероятнее всего, может привести к росту заболеваемости, что нежелательно при пандемии.

Есть в российском законодательстве и такой Федеральный Закон от 21 декабря 1994 года № 68 «О защите населения и территорий от ЧС природного и техногенного характера», предусматривающий введение режима повышенной готовности и меры по сохранению здоровья россиян и снижения риска возникновения ЧС. Есть и другие правовые нормы, допускающие как раз в рамках наступления режима повышенной готовности возможность органам исполнительной власти субъектов РФ самим определять меры по предотвращению ЧС. Так что законов мэрия не преступала. Вопросы остаются только относительно прав на свободу и неприкосновенность частной жизни людей, не представляющих инфекционную опасность для общества. Но как определить её без поголовного тестирования, ведь это потребует и значительных расходов бюджета, и оттянет время для принятия решений и мер, что может вызвать рост заболеваемости. Не исключено, что можно стать и жертвой «тестовой» ошибки, быть признанным разносчиком инфекции, а вот тогда уже и угодить «под стражу».

Но есть у цифровых пропусков всё-таки и другая сторона медали. Понятно, что мэр в рамках имеющихся законных полномочий мог принять решение, обязывающее москвичей передвигаться на личном, общественном, корпоративном транспорте по цифровым пропускам. Появились у мэра и остальных российских губернаторов законные возможности для взимания штрафов. Казалось бы, на этом, может, нужно и остановиться. Но, как говорится, «Остапа дальше понесло». В этот же момент на фоне самоизоляции и ограничений рождается тот самый новый закон Собянина об эксперименте по разработке и внедрению искусственного интеллекта в Москве, предусматривающий внесение изменений в одну из статей закона о персональных данных. Собственно, изменения всего лишь включают дополнения, предусматривающие то, что обработка обезличенных персональных данных может осуществляться в целях, соответствующих эксперименту, а также допускается обработка персональных данных, касающихся состояния здоровья, полученных в результате обезличивания персональных данных, в целях повышения эффективности государственного или муниципального управления и, конечно, в целях, предусмотренных экспериментом. Страшно? Неприятно и непонятно, чем же будет заниматься искусственный интеллект. Но с другой стороны, мало ли мы уже оставили своих данных о здоровье частным клиникам и лабораториям — зарубежным и российским. Их достаточно, причем не обезличенных, чтобы при желании использовать их в корыстных целях, в том числе для собственных частных разработок, преследующих неизвестные нам цели.

Безусловно, волнительно, что какой-то там ИИ будет обрабатывать наши данные, но ИИ может вырабатывать прогнозные модели для возможности своевременного принятия мер. Думается, ошибки не исключены, но их допускают и люди. Если уж на то пошло, говоря об опасности сбора личных дынных, то государство, заинтересованное в росте демографии, осуществляющее поддержку семьи и стимулирующее рождение детей, априори не может быть заинтересовано в причинении вреда своим гражданам, тогда как цели по их сбору коммерческими компаниями неизвестны, не считая, конечно, желания на них подзаработать.

Щекотливость ИИ скорее больше лежит в плоскости концентрации данных. И тут возникает вопрос доверия. Доверия государству, заинтересованному в размножении россиян, от числа которых, их благополучия зависит процветание страны и её положение на мировой арене, в чём ИИ своим эффективным построением прогнозных моделей мог бы помочь при принятии решений. Или доверия коммерческим компаниям, может, банковскому сообществу, которые также создают или уже имеют свой ИИ, преследующий целью капитализацию, всё остальное, особенно цели и задачи государств, их волнуют мало, либо не волную вовсе!

ИИ — это самая что ни на есть мощная концентрация данных и их слияние в одну базу. До сих пор у каждого ведомства были и есть свои базы данных, получить которые можно путем запросов либо по решению суда. Каждое ведомство ведет свою политику и использует эти данные в рамках своих компетенций. Интересы одного ведомства не совпадают с интересами другого, что при необходимости быстрого принятия решений и тем более мер одним из них, может сильно повлиять на эффективность их работы, в некоторых случаях ставить под угрозу жизнь людей. С одной стороны, ИИ может решить этот вопрос за счет объединения баз данных. С другой — такая концентрация данных пугает, но опять же, здесь вопрос в доверии.

Соединение баз данных предусмотрено в законе о персональных данных. Во второй главе Закона пункт 3 статьи 5 гласит, что не допускается объединение баз данных, содержащих персональные данные, обработка которых осуществляется в целях, несовместимых между собой. На примере введения цифровых пропусков можно увидеть, как мэрия, по сути, объединила данные одной целью. Ну не все же ранее оставляли данные о своих автомобилях на едином портале Госуслуг. Эти данные были в базе ГИБДД, позже в налоговых органах для уплаты налогов. Но обвинить в данном случае мэрию или Собянина в преследовании цели объединения данных, их увязки с тем или иным жителем Москвы, не получится. Нельзя сказать, что это было самоцелью просто потому, что кто-то эти данные мог оставить ранее на портале мэрии для информирования, например, о штрафах, кому-то в принципе было удобно пользоваться одним сервисом мэрии, увязывая лично все свои данные. Так что в том или ином виде объединение баз данных происходило и происходит на различных уровнях с различными целями, и по большей части мы сами эти данные уже объединили на разных агрегаторах. Не мы ли доверяли сведения о тех же своих автомобилях для быстрого оповещения о штрафах различным приложениям коммерческих компаний?

Неприятными моментами нового закона является то, что в прошлом уголовники могут стать участниками эксперимента, но, вероятно, этот же факт может говорить и о том, что дискриминировать никто никого не собирается — уголовное прошлое не запрещает дальше жить и работать, тем более, как говорится, «от тюрьмы и от сумы не зарекайся».

Многое в этом законе размыто, но, видимо, как и всё новое, особенно касающееся технологий, невозможно предусмотреть в один момент и урегулировать. Вероятно, ясность будут вносить договоры, заключаемые уполномоченным ведомством и техзадания. Главное, чтобы в этой общей системе были всё-таки разграничены полномочия, на разных уровнях распределения информации были бы и разные администраторы. Но обычно любая цифровая платформа предусматривает определенный круг вопросов, доступных одному администратору и недоступных другому.

Не страшен сам ИИ и закон, который принят по его развитию в Москве, сколько нужно отслеживать положения закона о персональных данных. Именно этот закон основа основ любого искусственного интеллекта различных структур, в том числе коммерческих. Сейчас законодательство РФ в области персональных данных основывается на действующей Конституции и (!) международных договорах Российской Федерации.