Веру предков под «Ржевом» не похороните, или Новая киноложь вместо правды

Радость от выхода на экраны очередного российского фильма о Великой Отечественной войне у патриотически настроенного зрителя уже давно уступила место настороженности. Словно разворачиваешь подарок от человека, с которым у тебя весьма сложные отношения — неизвестно, что там, под яркой бумагой, вдруг гадость какая? Неприятных сюрпризов, увы, гораздо больше, чем приятных.

Игорь Копылов словно бы взялся догнать и перегнать Америку по количеству трупов, крови, рваных ран, оторванных конечностей и вытекших глаз в кадре. Правда, подобными вещами отличаются в основном американские фильмы яркой антивоенной направленности. Агитировать против войны народ, больше всех от войны пострадавший и эту войну ценой огромных жертв закончивший, — весьма странное занятие. А если цель другая, то зачем все это? Почему-то советские режиссеры, да и другие художники, могли показывать трагедию войны без смакования натуралистичной смерти и страданий, да так, чтобы Победа выглядела именно тем, что заложено в этом слове — преодолением огромной беды. Залихватские пошлости вроде «можем повторить» появились тогда, когда эти фильмы, книги, картины и монументы стали забываться (одна картина Пластова «Фашист пролетел» или памятник в Хатыни вызывают куда больше эмоций, чем битком набитая трупами церковная крипта в копыловском фильме).

Лечить шоковой терапией шапкозакидательское слабоумие диванных воинов — дело хорошее. Вот только всякое лекарство в избыточной дозе есть яд. И когда зрителю минут пять показывают трясущегося и закатывающего глаза солдата, который неаккуратно заколол в рукопашной своего первого немца, его картинно окровавленные руки, то что-то тут не так. Фильм вообще чрезвычайно перегружен психологическими копаниями — кто и почему был бледен во время атаки, кто «дрейфил», а кто нет. Как будто у солдат, бегущих по полю под огнем, есть время делать подобные наблюдения. Режиссер изо всех сил старается доказать, что на войне страшно, как будто кто-то сомневается в этом. Во время занятий экстремальным спортом тоже страшно. Вопрос — ради чего человек преодолевает страх, какая идея им движет. А вот с идеями в фильме «Ржев» не густо.

Вообще-то разговаривать с солдатами о том, ради чего они идут в бой, должен политрук или хотя бы командиры, те, что не повыбиты. Но политрук — истеричный криворотый мальчишка подчеркнуто еврейской внешности — озабочен только тем, чтобы, возмущенно повизгивая, срывать со стен блиндажей немецкие полупочтенные картинки или бегать собирать сброшенные с самолета листовки. Человек он на самом деле неплохой и порядочный, но с людьми говорить совершенно не умеет, солдаты смотрят на него как на глупого щенка-пустобреха. Ротный же почти до самого конца с солдатами не общается совершенно, словно бы чин у него никак не меньше полковничьего.

Носителем хоть каких-то идей в фильме является только колхозный счетовод, в прошлом — столичный преподаватель философии. Он во время острого разговора по душам, проговаривается о том, что пошел добровольцем защищать вовсе не СССР, а Россию, которая «была до и будет после». Но даже без этого послания открытым текстом все в фильме транслирует авторскую идею: коммунистическая идеология, советское воспитание — это смешная, наносная и бесполезная, а то и вредная в настоящем деле ерунда. От нее были одни проблемы и взаимное недоверие. Били же немцев красноармейцы исключительно на крепкой старорежимной закваске с добавлением ядреных уголовных дрожжей. Даже ротный — персонаж странно безымянный, но явно положительный — в партию вступать не спешит, и вряд ли потому, что «не дорос».

Наиболее ярко этот авторский взгляд проявляется в истории с нагрянувшим в потрепанную роту особистом (деталь уже практически обязательная в современных военных фильмах и сериалах). Особист — молодой замурзанный парнишка с внешностью и движениями плохо отрегулированного андроида — немедленно включается в эпопею с немецкими листовками, но идет куда дальше несчастного политрука. Он лично обыскивает обалдевших солдат, наставляя на них оружие. Коса находит на камень, когда особист пытается обыскать Костю Карцева — храброго, пройдошистого и веселого солдата с блатными повадками (а как потом оказывается, и с лихой блатной биографией). Камера фиксируется на лице Кости, искаженном яростью, упорством и чисто уголовным куражом (игра Ивана Батареева в фильме вообще выше всех похвал, его персонаж один из самых запоминающихся и выглядит из-за этого чуть ли не главным героем). В поединке воль формально побеждает особист с пистолетом, но товарищи единодушно признают моральную победу за Костей. Позже особист оказывается почти того же поля ягодой, что и рецидивист Карцев — бывшим беспризорником. Только Леша Рыков по блатным «понятиям» «ссучился» и стал из благодарности за кров и кормежку рьяно служить власти, а Костя — нет. В результате одинокий волк, не собиравшийся идти воевать, стал настоящим героем, а глупый преданный власти щенок, чем-то напоминающий булгаковского Шарикова, воевать только мешал, пока старый, глубоко верующий солдат не научил его напоследок уму-разуму.

Итак, философ-счетовод воюет за Великую Россию, Карцев, который на самом деле не Карцев, — потому что «нравится», остальные — потому что мобилизовали. Есть еще семнадцатилетний мальчишка, прозванный «пионером», который прибавил себе год, боясь, что война кончится без него. Впрочем, ничего «пионерского» в нем нет, он даже смутно представляет, с каким врагом вышел сражаться, и принимает немцев за «культурную нацию». Убивает своего первого фашиста он только после того, как посмотрел на трупы крестьян в подвале церкви, да и то в безвыходной ситуации. Убийство это показано с претензией на философскую глубину — на фоне горящих крестов и то ли благословляющих, то ли осуждающих образов святых.

Кстати, военное превосходство немцев с экрана так и сочится, начиная от отлично оборудованных окопов и всяких лакомых трофейных штучек до решения не штурмовать наши позиции в Овсянниково, а засыпать их минами (в то время как отсталая Красная армия вынуждена заваливать врага трупами). С одной стороны, превосходящего противника все же бьют, с другой стороны, сознательный героизм советских (а по фильму вовсе и никаких не советских) солдат оказывается под вопросом и над всем происходящим висит густой смог укора в адрес непосредственного начальства и власти вообще. Герой ли солдат, который приперт к стенке и вынужден драться чуть ли не зубами из-за того, что нет артиллерии? Героизм это или просто инстинкт выживания? Впрочем, никто не бежит, так что всё-таки они герои. Наверное…

Надо сказать, собственно боевые действия против немцев в фильме занимают лишь небольшую часть в начале и в конце. Вся середина отдана разнообразным разборкам между своими и попыткам разоблачить этих самых своих и отправить «в расход» или хотя бы обжулить по мелочи. Вместо боевого братства мы видим если не пауков в банке, то невероятно разношерстную компанию, которая не доверяет друг другу и власти, а власть тотально не доверяет ей. Это куда больше похоже на лагерь, чем на боевую часть. Отчасти это можно списать на то, что рота только что переформирована и брошена в бой, но лишь отчасти. Нет скрепляющей всех идеи — ни страстной любви к Родине, ни ненависти к врагу, ни единой веры (хотя вера всячески и пропагандируется). Почему же все же эти измученные чужие друг другу люди не разбегаются? Загадка…

Из-за гнетущей атмосферы всеобщего недоверия и хождения по грани расстрела трудно сразу расшифровать смысл, вложенный в одну из сильных сцен фильма. На раненого особиста Рыкова и его ординарца Власюка в поле натыкается немецкая разведка. Запасливый Власюк тут же достает из-за пазухи листовку-пропуск (плюс много к «проницательности» и «бдительности» особиста), но немцу этого мало, он приказывает слабаку-украинцу застрелить Рыкова. Власюк не может этого сделать и кончает с собой. Немецкий офицер презрительно кидает: «Вот все они такие, эти свиньи. Ничего, мы еще научим их убивать друг друга». Не сразу понимаешь, что это отсылка к событиям в Донбассе. Мало того, что намек замылен, он еще и двусмыслен — можно подумать, что ополченцев убивать украинских карателей тоже «научили фашисты».

К идейной двусмысленности и аморфности фильма можно добавить и явные сюжетные дыры и натяжки. Непонятно, как так легко сумел попасть в армию по краденым документам скрывающийся от правосудия налетчик (не в окружении прибился, а записался добровольцем в Москве!) и зачем Рыков повел арестованного старика через простреливаемое поле. А то, что в кустах… пардон, в щели за досками оказался отлично знающий немецкий язык «пионер» Сомов, сумевший подслушать приказ о минометом обстреле, отбиться ножом от матерого немца и добраться без царапины до своих, и вовсе вызывает немного нервный смех.

Если подытожить, то вовсе не бездарный фильм, сделанный смело, хлестко и даже несколько провокативно, вместо нового слова в кинолетописи войны добавил еще один куплет во все ту же старую песню об отсталости СССР, бездарности советского командования, «заваливании врага трупами» и тоталитарных большевистских ужасах, «вопреки которым» русский человек с Божьей помощью всё же победил. Новое тут разве что то, что все советское и коммунистическое показано не ненавистным и отвратительным, а смешным и нелепым. Этаким «праздником непослушания» плохо воспитанных самонадеянных детишек, замахнувшихся на святое и вечное. Вишенкой на торте является красная звезда в заглавии на месте буквы Ж в слове РЖЕВ. Может быть, это и не намеренное издевательство, а всего лишь дизайнерский изыск, но в общую концепцию фильма эта деталь вписывается прекрасно.

И словно не писали люди с фронта о том, что сражаются за социалистическую Родину и счастье человечества, не завещали считать себя коммунистами, если погибнут, не обращались к политруку за советом, не выносили на своем теле из окружения красные знамена. Если все было «вопреки», то почему только Советский Союз выстоял и нанес смертельный удар фашизму, находясь не за океаном, а в самом пекле войны? Только лишь Божьей помощью? Или всё-таки было что-то в советских людях новое и небывалое, обо что обломала зубы великолепно отлаженная военная машина гитлеровцев? И не затем ли нынче оплевывается и высмеивается все советское, обнуляется то, чем жило не одно поколение предков, чтобы это чудо, если что, больше никогда не повторилось — несмотря на все хвастливые обещания «повторить»? Ну, так если посылать залп за залпом в собственное прошлое, то будущее накроет ядерным взрывом, и некому будет уже плакаться о том, что-де целили в коммунизм, а попали в Россию. Даже самым «благонамеренным» хамам, которые позорят память своих отцов и дедов, веривших в светлое будущее, а не уютные сортиры с подогревом, высшие силы навряд ли помогут.