«Выскочки» у власти — совпадение или правило капитализма?

Идеалом при капитализме всегда был self-made man — предприимчивый человек, добившийся успеха собственными усилиями и талантами. Таковыми были ранние сектанты-протестанты, такими пытались выставить себя и «классические» промышленники типа Круппа, и отечественные олигархи, и «иконы» типа Илона Маска.

Проблема тут — в том, что количество «лакомых мест» при капитализме ограничено. Успех одного означает эксплуатацию другого, менее талантливого, активного… или удачливого. В XXI веке, в эру вопиющего неравенства, монополий, транснациональных корпораций и высоких технологий, ситуация лишь ухудшилась: одна фирма может «съесть» сотни конкурентов по всему земному шару, один певец может потеснить миллионы музыкантов в интернет-сервисах (а значит, и по всему миру) и т.д. Эта модель, в которой «победитель получает всё».

Когда «выигрышных мест» становится всё меньше, а разница в выигрышах — всё больше, решающим фактором становится не усилие и не талант, а случайность и предопределённость. Именно им посвящена книга профессора экономики Корнелльского университета Роберта Фрэнка «Успех и удача. Фактор везения и миф меритократии».

На основе статистики, исследований, экспериментов, математических моделей и частных примеров Фрэнк утверждает: капитализм отнюдь не обеспечивает принцип «каждому — по способностям», он не отбирает на высочайшие должности наиболее талантливых кандидатов. Даже если вычеркнуть из рассмотрения коррупцию и кумовство, успех в современном обществе определяется скорее удачным стечением обстоятельств, мало зависящих от талантов конкретного человека (хотя совсем бесталанные редко поднимаются на вершину). А также его «начальными условиями»: тем, в какой стране, районе и семье он родился.

Почему это так важно? Представим, что за посты в некоей компании борются 1000 человек. Из них 100 — примерно одинаково талантливы и целеустремленны. Допустим, лучшее место среди них выигрывает «везунчик», случайно выбранный человек. Проблема в том, что при капитализме (особенно сегодняшнем) остальные 99 получают не просто «немного худшие» места: они оказываются задавлены «победителем», их положение оказывается на несколько порядков хуже, и даже дети их отныне будут обладать существенно меньшими шансами на «выигрыш», чем потомки «победителя».

Пример случайности — «эффект ореола», иллюстрацией которого служит эксперимент социолога Дункана Уоттса. Он собрал 48 безызвестных музыкальных групп и создал несколько сайтов по их «продвижению». На одном посетителю просто предлагалось прослушать и оценить по одной песне музыкантов. На других — пользователь перед этим мог посмотреть чужие оценки данных песен.

Оказалось, что судьба песен целиком зависела от оценки слушателей, скачавших её первыми. Таким образом песня, получившая на «слепом» сайте средний балл, на других могла занять как первое, так и последнее место.

В реальности влияние оказывает и «парадокс выбора»: выбирать из множества вариантов пользователям неприятно, и они обычно ограничиваются списком самого популярного. Когда же у группы появился «бестселлер», — продаваться дальше им становится ещё легче. Гарвардская школа бизнеса даёт такую статистику по продаже музыкальных альбомов: на долю успешных 0,001% в 2007 году приходилось 7% продаж, а в 2011 году — уже 15%. При этом доля альбомов, продавшихся менее чем в 100 копиях, в 2007 году составляла 91%, а в 2011 году — 94%. Та же тенденция наблюдается и в книгах, и в кино.

Хуже того: все 100 талантов из предыдущего примера стали такими во многом благодаря тем условиям, в которых они родились — не только статусу семьи, но и уровню развития общества. Так, американский экономист Бранко Миланович рассчитал, что половина разницы в личных доходах людей определяется страной их проживания и структурой распределения доходов в ней. Понятно, что родившийся в бедной семье в Бангладеш вряд ли добьётся того же успеха, что сын элитной семьи в США.

Читайте также: Сможет ли Евросоюз построить капитализм «с человеческим лицом"‎?

Так, исследование экономиста Алана Крюгера выявило значительную корреляцию между доходами детей и родителей в Соединённых Штатах — 0,5, что сравнимо с корреляцией роста. Отчёты Oxfam также указывают на то, что детям в развитых странах сложно вырваться из социальной страты, в которой они были рождены.

Не помогает в этом и повсеместный рост материального неравенства. Так, в США после Второй мировой рост дохода у всех домохозяйств был примерно равным — до 3% в год. Однако с 1970-х началось замедление роста доходов для всех, кроме верхних 25%. Даже у людей с образованием не ниже колледжа рост зарплат был либо минимальный, либо его вообще не было — за исключением небольшого процента самых успешных. У работников с низкой квалификацией ситуация — катастрофична, из-за слабости профсоюзов и широкого «аутсорсинга» (передачи работы в страны третьего мира).

При этом доступность самого образования в США резко снизилась: чтобы поступить в хорошую школу, необходимо жить в «приличном» районе. В связи с этим Фрэнк предлагает «индекс труда»: сколько часов в среднем должен отработать человек, чтобы арендовать дом среднего уровня в среднем районе. В 1970 году он составил 42 часа, а с 2005 года — уже 104 часа! Высшее образование же с господдержки перешло на недоступные большинству кредиты.

Наконец, даже самый успешный бизнес сегодня во многом зависит от созданной обществом инфраструктуры (дорог и пр.) и помощи государства (налоговых льгот, кредитов, госзаказов, инвестиций в науку, денег на спасение банков и т.д.). Производство сегодня — также сложный общественный процесс: отдельное предприятие зависит от целой сети других компаний (добыча сырья, транспортировка, создание и сборка деталей, техническая поддержка и пр.).

Однако люди, добившиеся успеха, склонны забывать о роли общества, инфраструктуры, привилегий и случайности в их «вознесении». Напротив, они верят в то, что добились всего сами, а значит — забывают об общественных, коллективных нуждах, а также о следующих поколениях. Капиталисты относятся к государству как к чудовищу-«Левиафиану», мешающему им вести дела, налоги считают «воровством», а социалку — подачкой в пользу ленивых неудачников. Так, под давлением крупного бизнеса предельные ставки налога на доходы неуклонно снижаются по всему миру где-то с 1970-х годов — во многих странах они упали в два и более раза. Зато налоговые льготы — растут.

Показателен эксперимент, проведённый в Калифорнийском университете: добровольцев разбивали в группы по три человека со случайно назначенным лидером, чтобы они обсудили некую этическую проблему. В конце группам дарили четыре пирожных. Почти всегда оказывалось, что «лишнее» пирожное доставалось лидеру. Причём последний ощущал, что награда получена им по полному праву.

Одно из следствий подчёркнутого индивидуализма — эффект «фрейминга», т. е. приоритет сиюминутного и частного потребления над отложенным и общественным. Фрэнк поясняет на следующем примере: у капиталиста есть 300 тысяч долларов. Он может купить себе либо автомобиль Порше за 150 тысяч долларов, либо Феррари за 300 тысяч. Однако дороги, по которым ему предстоит ездить, давно не ремонтировались. Государство сможет их исправить за 150 тысяч.

Фрейминг заключается в том, что капиталист скорее купит лично себе машину получше, за 300 тысяч, и будет ехать вместе со всеми остальными по ямам, чем отдаст 150 тысяч на общие нужды (дорожный ремонт). Хотя объективно разницы между машиной за 150 и за 300 тысяч почти нет (только «понты»), а вот дорога без ям принесла бы существенную выгоду самому капиталисту.

Похожая проблема — противоречие личных и коллективных стимулов к потреблению. Сидящему на стадионе зрителю будет лучше видно, если он встанет. Однако когда встанут все — окажется, что лучше было бы им всем сидеть, чем всем стоять.

Стремление к личному потреблению без оглядки на общество также раскручивает «каскады расходов» — одно из главнейших, по мнению Фрэнка, сегодняшних зол. Стремительно богатеющие «верхи» начинают задирать стандарты жизни: строить огромнейшие, хоть уже и бесполезные, дома, заказывать абсурдно дорогие свадьбы и пр. Категория «поскромнее» пытается им подражать, что также приводит к большим бессмысленным тратам. И так далее, до самого низа пирамиды. При этом выйти из такой гонки нельзя: если ты не придерживаешься растущих стандартов жизни, тебя перестают уважать, исключают из «элитных» сообществ, перед тобой закрывают двери на какие-то посты — и в итоге это прямо сказывается на твоём материальном положении. Поэтому не следует удивляться, что сегодня бракосочетание в США в среднем обходится в 30 тысяч долларов, хотя в 1980-е годы оно (в пересчёте на современные деньги) было в три раза дешевле. В высшем же обществе эта сумма может достигать и 80 тысяч. Причём исследования показывают, что у тратящих большие деньги на свадьбу людей вероятность разводов на 12 и более процентов выше.

В связи с этим Фрэнк предлагает ввести прогрессивный налог на потребление (даже взамен налога на доходы). Профессор замечает, что хотя современные богачи могут позволить себе почти любые траты — ими всё равно движет экономия: так, в Нью-Йорке, где недвижимость сверхдорогая, все покупают квартиры поменьше. И, поскольку это делают именно «все» богатые, то небольшая (относительно) квартира в Манхеттене считается для них не менее «социально приемлемой», чем замок в области. А значит, утверждает Фрэнк, уменьшить потребление всех капиталистов без того, чтобы сломать всю систему «привилегий» и статусов, — вполне возможно.

Впрочем, профессор сразу оговаривает: поскольку концентрация богатств сопровождается концентрацией власти, то современную политику в основном определяют всё те же «эгоистичные» богачи. Государство же по природе своей совершает не те действия, которые имеют наибольший смысл, а те, что встречают меньше сопротивления. Поэтому бюджеты мало того что сокращаются, так ещё под ударом в первую очередь оказываются интересы небогатых людей, народа.

Читайте также: Как подготовить человечество к революции: «Педагогика угнетённых»

В общем и целом характерно, что популяризатор термина «меритократия» социолог Майкл Янг использовал его в сатирическом ключе: для людей, отрицающих роль общества и окружающих условий в своём успехе, а потому становящихся «закрытым клубом» эгоистичных элит, противостоящих народу.

Нам пора отказаться от мифа об «успешных», «компетентных» людях, почему-то имеющих право на сверхдоходы, сверхпотребление и решение судеб других. Сама экономика сегодня — явление гораздо более демократичное, чем эти устаревшие взгляды. «Верхи» никогда не жили только своим трудом, хотя и получали непропорционально большую долю «общественного пирога». Сегодня же это противоречие дошло до крайности. Как пишет Фрэнк, нам необходимо смелее «усмирять» богатых и перенаправлять деньги на развитие общественных фондов, «социалку». Нам нельзя забывать о том, что «за бортом» при капитализме неизбежно остаются миллионы талантливых и активных людей, которым тоже нужно обеспечить возможность самореализации. Наконец, сама политическая власть должна стать достоянием большего круга людей — обладающего не меньшим правом решать и управлять, чем отдельные удачливые «выскочки».