Проект «Пояса и Пути» Китая серьезно забуксовал в Азии

На первый взгляд, выступление китайского посла в Торговой палате в пакистанском Лахоре выглядит просто рабочим моментом. 10 января Яо Ин несколько раскритиковал торговую политику Пакистана. Отвечая на вопросы журналистов о причинах переноса Китаем своих производств в Индию и Камбоджу вместо дружественного и партнерского Пакистана, он отметил, что проблема заключается в слишком высоких налогах и таможенных пошлинах. Вот если бы Исламабад их снизил, то дела бы пошли сильно иначе.

Однако при ближайшем рассмотрении произошедшее событие обозначило два чрезвычайно важных момента. Во-первых, столь прямая формулировка обычно китайской дипломатии не свойственна. Культура Поднебесной, как и традиции, особенно делового, а тем более публичного и официального общения в Пакистане основаны на иносказаниях, намеках и очень мягких обтекаемых формулировках. До четкой конкретики дело доходит лишь тогда, когда действительно крайне сильно припечет. Во-вторых, оказалось, что некоторые ключевые показатели стратегического проекта «Пояса и Пути» не выдерживают проверки практикой.

Пакистан стал ключевым партнером КНР в Азии вовсе не случайно. И даже не потому, что Китай очень большой и богатый. Являясь одной из бедных стран региона, Пакистан долгие годы искал возможности для экономического роста. В жизни их выбор обычно невелик. Развиваться можно только за счет емкости рынка, внутреннего либо внешнего. У начинающих игроков внутренние объемы обычно невелики и бурно стартовать не позволяют.

Все успешные проекты прошлых лет, от Японии и Южной Кореи до Западной Европы, Малайзии, Сингапура и даже самого Китая, реализовывались по одной и той же схеме. В основе успеха лежит открытие доступа к богатому внутреннему потребительскому рынку кого-то из грандов плюс их инвестиции в развитие местных производств.

На инвестиции строятся заводы, продукция которых прибыльно продается на зарубежном рынке, обеспечивая возможность и себе икру на бутерброды мазать, и вложенные деньги возвращать, и экономический уклад совершенствовать, и зажиточность собственного населения поднимать, тем самым расширяя внутренний спрос, усиливающий темпы экономического роста.

По ряду причин Исламабад с выходом на старт серьезно опоздал. Европейский и американский рынки оказались переполнены. Из всех вариантов остался только Китай, также демонстрировавший желание «дружить домами» и давать денег «без политических условий», что решительно отличало его инвестиции от западных, всегда связанных с серьезным вмешательством во внутренние дела.

Так возник проект Китайско-пакистанского экономического коридора (КПЭК), являющегося составной частью глобального плана «Пояса и Пути». Пекин анонсировал готовность вложить 62 млрд долларов, что для страны с собственным ВВП за 2012 год в 214 млрд выглядело суммой фантастической. И ладно бы сами деньги, расчеты сулили не просто новые дороги, мосты и расширение портов, появлялась возможность поднять темпы роста экономики с тогдашних 4,5−5 до 8−9% в год. Разница в «три процентных пункта» обеспечивала появление дополнительного дохода, позволявшего вернуть кредиты с сохранением процесса экономического развития.

Точнее, должна была обеспечить, но, как выяснилось, не обеспечила. На данный момент китайские компании уже инвестировали около 55 млрд долларов. Флагманами сотрудничества является порт Гвадар (церемония открытия состоялась в 2016 г.) и первая в Пакистане ветка метро Orange Line в Лахоре, открытие которой запланировано на март 2019 года. Это не считая нескольких электростанций, железнодорожных и автомобильных магистралей, мостов, водоочистных станций и прочей инфраструктуры. Все это отлично, однако к росту на обещанные дополнительные «три процентных пункта» не привело.

Китай построил только транспортную инфраструктуру, для загрузки которой возможностей внутренней пакистанской экономики оказалось абсолютно недостаточно. Да, в общем, этого и не планировалось. По КПЭК должен был хлынуть поток китайских товаров, следующий в Европу и Африку, но к настоящему моменту внешние условия сильно изменились по отношению к тому, как они выглядели в 2002—2004 годах, когда идея «Пояса и Пути» только формировалась.

Китайско-американская экономическая война началась на полтора десятка лет раньше ожидаемого. Закрытие американского рынка и санкции заметно просадили спрос в Европе, и даже вынудили Поднебесную на ходу корректировать проект в сторону строительства, прежде всего, азиатского экономического пространства, причем сильно более высокими темпами. По первоначальному плану этот этап должен был начаться не раньше 2030 года.

Судя по происходящему, в проекте «Пояса и Пути» возник серьезный перекос, следствия которого начинают публично проявляться в настоящее время. Вместо роста взаимной торговли и экспортных доходов у Пакистана с Китаем начался рост торгового дефицита. Точнее дефицита внешней торговли в целом, 2/3 из которых приходятся на КНР.

Если за 2012−2015 годы объем пакистанского экспорта в Поднебесную увеличился на 77%, то торговый дефицит с ней вырос практически вдвое, с 9,3 до 16,5 млрд долл., а к концу 2017 года он достиг 20 млрд. При этом китайская доля в экспорте страны составляет 8%, тогда как в куда более нищий Афганистан — 7%, столько же, сколько в Германию.

При этом внешний долг Исламабада достиг 33,1 млрд долларов, 57,4% которого тоже приходится на Китай. Уже в 2015 году правительство страны передало компании China Overseas Port Holding в аренду на 43 года не только сам порт Гвадар, но право создать вокруг него свободную экономическую зону. В рамках соглашения Пекин забирает 91% от всех доходов порта и 85% доходов «свободной зоны». В прессе упоминается ряд схожих, по сути, сделок «в счет погашения долга» по другим ключевым объектам.

Впрочем, это не что-то из ряда вон выходящее. Точно так же «за долги» Пекин забрал у Шри-Ланки им же построенный порт Хамбантота. В аренду на 99 лет. С правом отчислять в свою пользу практически всю выручку от хозяйственной деятельности. При этом из 48,3 млрд долларов «китайского» долга Шри-Ланки соглашение «закрыло» всего 1,1 млрд.

Вследствие этих процессов Пакистан оказался в тупиковой ситуации. Вместо расширения доходов участие в КПЭК оборачивается наоборот их сокращением и ростом долга. Да, собственно кредиты Красный дракон предоставляет очень дешево, сильно ниже мирового рынка, но вкладывать их он позволяет только в инфраструктурные объекты под местные государственные гарантии. Например, кредит на строительство электростанции обходится в 3,7−4,3% годовых, но вместе с тем правительство Пакистана гарантирует инвестору последующий доход в 34% годовых в течение 30 лет. Возникла ситуация, простого выхода не имеющая.

С одной стороны, Китай страстно желает дополнительно вложить в пакистанскую экономику еще по меньшей мере 12 «плановых» млрд долларов, а, по некоторым данным, и больше (до 20−24 млрд), но не может, ибо некуда. В этой маленькой стране все серьезное и доходное уже «окучено». Потенциал наращивания производства продовольствия с целью экспорта в Китай невелик. Нет, спрос на него огромен, но проблема упирается в дефицит плодородных почв и еще больший недостаток воды для полива. Если второе еще как-то можно решить, то первое — нет. Китайцам нужно, прежде всего, дешевое продовольствие, потому израильская технология вертикальных гидропонных ферм им не подходит.

С другой стороны, власти Исламабада видят, как золото инвестора превращается в черепки, и начинают постепенно ограничивать области доступа, требуя вместо новых дорог новые заводы. Причем сразу с высокими размерами отчислений в казну с их деятельности. А иначе зачем? Китаю такие условия неинтересны по причине наличия существенно более выгодных (читай — дешевых) альтернатив в виде Камбоджи и Индии. Тут, кстати, индо-пакистанское противостояние оказывается на руку Пекину. Чтобы обойти главного регионального противника, Нью-Дели соглашается на достаточно сладкие условия.

Дело дошло до того, что правительство Пакистана оказалось вынуждено начать переговоры о стабилизационном займе с МВФ. К КНР оно обращалось тоже. Более того, даже получило 3 млрд долларов, но не в виде гранта и не под стандартные для МВФ 2,7−3,5%, а по средней коммерческой ставке. Без всяких скидок на стратегическое партнерство.

Это не потому, что Исламабад как-то по-особому подставился или Китай как-то уникально жаден. Все проще и циничнее. Накопившиеся несоответствия между планом и фактом уже существенно выходят за пределы возможностей чисто тактических инструментов. Наступает момент истины с проверкой на прочность всей концепции проекта «Пояса и Пути».

По нему изначально предполагалось вложить много денег в улучшение логистики и повышение оперативности транспортных каналов к ключевым рынкам Европы и Америки, одновременно существенно удешевляя доставку товаров и получение сырья. Сопутствующие «придорожные бизнесы» в транзитных странах в дискуссиях упоминались и даже как-то оценочно подсчитывались, но ключевого значения в рамках стратегической идеи в целом не носили. Они являлись просто приятным дополнительным бонусом, повышающим привлекательность проекта для местных правительств. Основной доход планировался от обслуживания транзитных потоков.

В теории все должно было сработать штатно. Формирование инфраструктуры обеспечивало загрузку китайской промышленности сейчас, а транзитные доходы становились не только очень долгосрочным (минимум до последней четверти текущего века, а то и до начала следующего) внешним источником финансового благосостояния КНР, но и создавали предпосылки получения новых инфраструктурных заказов.

Дальше, как когда-то в Японии, Южной Корее, Сингапуре, Тайване, бурный рост среднего класса в транзитных странах, вызванное этим мощное расширение емкости внутренних рынков, дальнейший рост спроса на все (включая дома, дороги и прочие блага цивилизации) и все это полностью замыкается на промышленно-финансовую глыбу Поднебесной. Азия превращается в новый экономический центр мира, а Китай становится единственным центром и безусловным гегемоном в Азии.

Но сейчас становится понятно, что именно таким путем «ко всеобщей радости» процесс идти не может. Требуется серьезный пересмотр стратегии. Азию уже начинает разрывать от явного переизбытка китайских денег. По территории и населению она, конечно, большая, но по фактической покупательской способности и масштабу собственной экономики уступает Красному дракону на порядки. Практически как кошка слону. Если проект «Пояса и Пути» продолжать в текущем виде, то в пределах 3−5 лет потенциал освоения окажется просто выбран, китайские инвестиции из инструмента развития неизбежно превратятся в кандалы колонизации.

Причем Китай хоть Цивилизация и древняя, как история мамонтов, однако опыта строительства колоний и управления ими у Поднебесной нет от слова совсем. Тогда как опыт ХХ века наглядно доказывает, что при должном упорстве и высокой степени экономической эксплуатации со стороны метрополии, колонии успешно навязывают ей войну за независимость, которую метрополия стабильно проигрывает с серьезными для себя потерями.

Происходящее с Пакистаном служит важным звоночком, указывающим на рост риска смены отношения соседей к Пекину с дружеского на негативное. Войной, конечно, не пойдут, но начать «выгонять инвесторов» вполне способны. А вот захочет ли китайское руководство, а главное — сможет ли «ради защиты инвестиций» десятками лет бороться с партизанами, например, в джунглях Борнео — вопрос более чем интересный.

Так что есть все основания ожидать серьезных перемен в китайской стратегии «Пояса и Пути». Однако предсказать, какими именно они будут, сегодня пока невозможно. Но будут они точно, так как другого варианта у Пекина попросту нет.