Новый спектакль по текстам Клима

В период «мундиаля» Москва превратилась в один большой театр. Шляпы одних болельщиков легко переходили в боевую раскраску других. Карнавал под цветомузыку полицейских сирен и востороженный ор толпы в очередной раз вынуждал задумываться о том, а что, собственно, такое «театральность», где её искать? Уж десятки книг написаны про футбол как величайший театр всех времён и народов… И платят там даже больше, чем в Вахтанговском.

Однако «андеграундный театр» существует. Есть ещё страдальцы авангарда. На одной из таких постановок «на лестнице» Электротеатра мне посчастливилось побывать. Это был моноспектакль по текстам Клима. Самого Клима я лично видел лишь однажды, с актрисой этого спектакля мы, правда, почти целовались в одном из этюдов много лет назад, когда вместе учились на театральном тренинге. Так или иначе. Одна актриса, одна лестница, несколько светильников. Вот красный свет, который в какой-то момент станет насыщенным, а иногда просто подсвечивает белый мрамор лестничных перил. Тени от светильников. Статичная фигура актрисы, монотонно читающей текст, чуть меняющей позу. Она похожа на памятник, который изнутри буквально нашпигован энергией, но на поверхности всё тихо. Тени контрастно падают на стену. Памятник кому? Русскому психологическому театру? Ленину, то ли Пушкину… Отточенные жесты. Минимализм. Лепка мизансцен. Тончайшим, почти хирургическим стилосом режиссёра. Теперь о тексте…

Сам Клим после показа говорил, что человек, с его точки зрения (примерная цитата), «мыслит квантами». Не словами, а каким-то глубоко поэтическим образом, своей интонацией, волнами, волнениями, поворотами и зачастую прихотливыми изгибами… Тексты великолепны. Хотя в основном они являются палимпсестами и отражениями других текстов, которые имеют более выраженный статус в культуре. Например, Достоевский, или Библия. Конспект Библии?

Сам Достоевский тоже любил опираться на Библию, причём менее смело, чем граф Толстой, который был предан анафеме за эксперименты с толкованием. Дело это суровое. Вернёмся к Климу. Перед нами в этом спектакле формально монолог Иуды. Достаточно вспомнить Леонида Андреева, который обращался к этому образу… Это больной зуб нашей культуры. Вина и ответственность художника. Вера и безверие. Любовь. Секс. Смерть. Бог. Спасение. Надежда. Грех. Всё что угодно… Евангелие от Иуды? Иуда как «спаситель»? Как «дьявол»? Предательство. Чуть не забыл. То ещё слово. П-р-е-д-а-т-е-ль-ст-во… Что это значит? Вы предавали? Любимых? Родителей? Родину и страну? Себя? Бога? Конечно, нет, вы святые… Это одна из сквозных тем спектакля. Осознания предательства. Если вы чувствуете себя скорее Иисусом, чем Иудой, то спектакль поможет вам пересмотреть эту точку зрения.

Для многих, впрочем, это может слишком походить на «читку». В том ключе, в котором, например, «читает» Игорь Яцко. И вообще «актёры школы Васильева» (при понятной условности любых школ). То есть это определенная речевая манера, речевое действие, интонация (часто непривычная для «психологического театра»). Сам Клим ищет свой язык, в том числе «ломая» формально «правильный» и «нормальный» язык улицы и супермаркета. Возможно. Мне так кажется. Как соскоблить накипь и налёт пошлости? Например, в другом затасканном тексте трагедии…

ДЖУЛЬЕТТА. любимый мой сейчАс

прошу люби меня сейчАс

сейчас любимый мой стенА

РОМЕО. стенА

ДЖУЛЬЕТТА.любимый нЕт

мне показалось РОк

РОМЕО. РОк

ДЖУЛЬЕТТА. да мой любимый РОк

любимый мой мой РОк

иди ко мне люби стенА

из призраков нас окружАет

и сквозь нее нам не пройтИ

у нас лишь нОчь

РОМЕО. Джульетта зАвтра

ДЖУЛЬЕТТА. Ромео нЕт

Ромео завтра нЕт

сейчас любимый мой сейчАс

сегодня милый мой сегодня зАвтра

боюсь я завтрА

РОМЕО. Джульетта Бог

Бог нас соединИл

ДЖУЛЬЕТТА. нет милый мой Ромео лЮди

РОМЕО. ничто не властно над желАньем двУх

ДЖУЛЬЕТТА. всё все

все против нАс

РОМЕО. Бог с нами слышишь БОг

и люди что устали воевАть

отец и мАть

мои онИ

ДЖУЛЬЕТТА. мой слово дАл

РОМЕО. они поймУт

ДЖУЛЬЕТТА. нет милый мой Ромео тЕни

любимый мой мой тЕни

любимый тЕни

тени что вокрУг

РОМЕО. нас обвенчает брат ЛорЕнцо

ДЖУЛЬЕТТА. я не могУ

благословения не получИв

РОМЕО. Бог нас соединИл

При этом Клим подчёркивает, что речь не идёт только о фразовом ударении. Есть тут и что-то метафизическое, какой-то глубокий ритм. Любовь — вещь глубоко трагическая. И любовь к богу, и любовь к возлюбленной, и даже любовь к театру. Бог вроде бы соединяет, но кушать хочется всегда. Одни бегают за мячом по полю с изумрудной травой, другие репетируют в подвалах, третьи мечтают попасть на спектакль, чтобы понять сокровенное. В этом спектакле Клим в основном вступает в почти любовные отношения с текстами Достоевского, хотя легко можно заметить и условного «Кафку». До известной степени, какая вообще разница, какое имя стоит в каталоге или эпиграфе… Все волнуются примерно об одном и том же. Шекспир заимствует свои сюжеты. Достоевский завидует Тургеневу, который любит Италию, где Ромео любит Джульету. А бог вроде бы как бы должен любить всех, но странною любовью. И только одинокий футболист плачет в середине поля, поскольку понял что-то, чего лучше не понимать. Иуда.