За чашку чая с Путиным стал врагом Литвы: история режиссера Туминаса

Руководитель Вахтанговского театра, один из известнейших литовских режиссёров Римас Туминас в Литве вызывает раздражение, а в публичном пространстве отдельные лица и вовсе требуют его наказать. Нелюбовь вызывает позиция режиссера в отношении России, которая идёт вразрез с официальной литовской идеологией, что Россия — «враг, агрессор, вот-вот нападёт на Литву». Режиссёр нечасто даёт публичные комментарии, которые не касаются его прямой работы в театре, однако когда они случаются, иногда даже тайно записывая разговор Туминаса, в Литве сразу же начинается скандал.

Так, в 2015 году литовский режиссер вызвал бурю дискуссий, когда в социальных сетях была опубликована тайная запись, на которой слышно, как он на встрече с поклонниками по-русски объясняет, что России нужен «очень строгий, даже жесткий режим».

Позже Туминас одному литовскому телеканалу сказал, что не отказывается от своих слов, и уверял, что считает, что именно Путин сдерживает хаос в стране, поэтому президента не нужно «сажать в клетку».

Ещё большие страсти вызвали слова режиссёра во время гастролей театра в Литве в марте 2018 года.

«Жаль, что только совсем недавно я понял, что мир сходит с ума, истерия из-за войны, конфликты захватили всё. Мир рвется к войне! (…) Так что ад — пустой. Все его обитатели здесь. С самого детства я знал адрес ада. Сейчас этого адреса уже не существует, потому что он здесь, вокруг», — в частности, сказал Туминас, критикуя Литву за милитаризм и трату денег на оружие.

В литовских СМИ так называемые «лидеры общественного мнения» сразу напали на режиссёра.

«В Литве можно было бы и нужно наказывать за тиражирование вражеской пропаганды. За сознательное ослабление сил обороны Литвы. За деморализацию людей. За уничтожение нашей армии. Что сказал Римас Туминас? «Что с того, если мы купим два танка? Или ради них мы имеем право жертвовать возможностью построить для детей в каком-нибудь районе Литвы музыкальную школу или школу искусства? Разве эти танки — не безрассудство? Конечно, безрассудство. Но почему-то никто не хочет положить ему конец». Враг всегда в первую очередь убивает желание и стремление защищаться и использует для этого все средства, которые ему доступны (деятели искусства с большим авторитетом — прекрасное средство, не зря диктаторы, маньяки и тираны всё время держали их при себе, щедро кормили и опекали). Пропагандистская война и психологическое воздействие — это способ достижения цели: ослабить Литву. Римас Туминас — орудие», — написал в своей статье на портале Delfi один из профессиональных литовских патриотов, Андрюс Ужкальнис.

Тем временем литовская газета Lietuvos rytas в своём журнальном приложении Stilius взяла у режиссёра объёмное интервью, в котором сам Римас Туминас рассказал не только о своей работе в Москве, но и наглядно продемонстрировал провинциальность и узость литовской политэлиты.

ИА REGNUM полностью перевёл разговор с режиссёром на русский язык:

«Что-то меня грызло, и я уже думал: ничего больше не сделаю. Я хотел уехать жить на дачу, иногда ставить спектакли в Малом театре, но на самом деле — уйти из театра. Мне было 55 лет. Я думал о том, что Александр Пушкин в более раннем возрасте всё сделал и погиб на дуэли, Джордж Байрон тоже рано умер», — сказал журналу Stilius известный литовский режиссер Римас Туминас (66 лет). Но его грустным мыслям не суждено было сбыться — он был приглашен работать в Москву. С 2007 года Туминас — глава и режиссер Московского государственного академического театра имени Е. Вахтангова. В столице России он поставил немало прекрасных спектаклей, получил за них множество престижных наград, а маршруты гастролей его спектаклей протянулись по всему миру. Ему не удалось сбежать от своей судьбы — этот человек построил прекрасную международную карьеру. Недавно в Национальном драмтеатре Литвы четыре раза показывался поставленный Туминасом «Царь Эдип». Премьера спектакля прошла в греческом античном театре в Эпидавре под открытым небом, который вмещает 14 тыс. зрителей. Позже «Царь Эдип» был приспособлен к сцене театра Е. Вахтангова в Москве.

Современная гостиница в центре Вильнюса. С режиссером мы говорим о его работе и жизни в Москве. Уже после 10 вечера. Вскоре автобус из аэропорта привезет актеров «Царя Эдипа». Туминас ждет их, хотя мог бы спокойно отдыхать дома. А вот и автобус. Режиссер встречает актеров на лестнице гостиницы, каждому жмет руку и, как всегда, произносит какую-нибудь острую шутку. Обнимает звезду театра Е. Вахтангова Людмилу Максакову — 77-летняя актриса в спектакле играет Иокасту — мать и жену Эдипа. С Туминасом мы успели поговорить еще до приезда этого автобуса. Режиссер не скрывал, что он в группе риска (несколько лет назад ему диагностировали рак), поэтому за день до спектакля он проверял в Вильнюсе здоровье. «Сейчас больше приятных моментов. Больше радостных минут жизни, чем раньше. Жаль, что эта моя беда уже в возрасте спровоцировала вкус радости жизни. Раньше я не умел радоваться жизни. Мне казалось, что всё исчезнет, пропадет. Красота тоже увядает. Везде я видел больше пессимизма, темной стороны было больше, чем радости», — сказал Туминас. Один из самых ярких моментов за последнее время — премьера оперы Петра Чайковского «Пиковая дама» в Большом театре, которая состоялась в середине февраля. «Это третья опера, которую я поставил. Было рискованно ставить оперу по классическому, даже архаическому принципу. Все любят зрелище — чтобы было по-современному. А здесь всё было схвачено, ужесточено, всё сдерживала воля и виды. Ад пустой, всё это — идея «Пиковой дамы». К моему удивлению и радости, оперу очень хорошо встретили. Телеканал Mezzo сразу после премьеры предложил снять по ней фильм. По другой моей опере, «Катерине Измайловой», тоже был поставлен фильм, который по каналу Mezzo был показан семь раз», — рассказал Туминас. В самом центре Москвы — на Старом Арбате — несколько лет назад он купил трехкомнатную квартиру.

Как проходят ваши дни в Москве? Не утомляет ли мегаполис?

Утомляет, несомненно. Там жить невозможно — возможно только работать. Не секрет: купить квартиру помогло московское правительство. Другую квартиру я не могу представить, потому что в Москве жизнь, когда приходится преодолевать расстояния, становится не жизнью, а мукой. Моя квартира совсем рядом с театром. Даже иногда обидно — можно было бы и пешком пройтись подольше, но сразу приходишь к дому. Удобные условия проживания — одна из привилегий. Жить в Москве я не могу и не хочу. В Вильнюс возвращаюсь редко — раз в три-четыре месяца. Но ко мне приезжают дочь, жена. Приезжают на мои премьеры.

Но всё-таки живете. Уже 11 лет.

Но эта жизнь — работа. Квартира рядом, театр рядом. Конечно, приходится ходить на юбилеи или премьеры коллег, посещать концерты. Но выходить из дома — мука. Всё чаще закрываюсь в этой квартире. Нужно нанимать фуру, чтобы всё вывезти, столько всего нажито за 10 лет. Хотя я стараюсь ничего не покупать, потому что всё равно придется возвращаться в Литву.

Какова история вашего спектакля «Царь Эдип»? Как он прошел в Греции в театре в Епидавре, построенном в 4 веке до н. э.

«Царь Эдип» — это совместный проект московского театра Е. Вахтангова и Греческого национального театра. Эпидавр — святое место. Туда возили людей со всей Греции и лечили театром. После землетрясения этот огромный амфитеатр сохранился. Но в течение веков его заносило землей, и откопан он был примерно 140 лет назад.

Спектакль создавался в Греции. Мы репетировали в Афинах под открытым небом, рядом с Театром Диониса. Я еще не видел таких условий проживания и репетиций, такой радости в глазах актеров. Гостиница была в 12 км от Эпидавра, возле моря. Они все время были на море, на солнце. Репетировать в Эпидавр мы ездили в восемь часов вечера — днем была невыносимая жара. Конечно, нужно было предпринимать разные меры, чтобы актеры не перегревались, — море, солнце отнимают энергию, и на вечерней репетиции они были полностью вымотаны, хотя, казалось, весь день лежали на песке. Греки боялись, что мы слишком смело себя ведем — что можем лишиться голоса. Это одна, красивая, сторона жизни. Другая — я боялся театра Эпидавра, боялся вступить в него. Это пространство может принять, а может и оттолкнуть. Принимает, кажется, только тех, кто достаточно и честно подготовлен. Кто не приходит еще что-то искать, катать текст, пытаться читать его, а уже готов встретиться — примет или нет? Мы были полностью покорны, каждый помолился на своем языке, и мы были приняты. Это было чувство, которое испытали все, не только я. Чудесное чувство. Какие-то боги ходили по этому театру.

В этом спектакле играют русские и греческие актеры. В Вильнюсе 9 греческих актеров составляют хор. Какую разницу между ними вы увидели?

Первая встреча актеров прошла в Афинах. Мы репетировали на стадионе. Приехали, примерно подготовившись, немного напыщенные. И когда мы увидели, как душевно, открыто, может, даже наивно играют греки, нам сделалось стыдно. Что мы приехали, такие из себя профессионалы — мы здесь всё сделаем, раз, два, и мы уже всё умеем. Искренность греков нас пристыдила, мы поняли, что наше мастерство, профессионализм здесь не нужны. Мы поняли, что мы некрасивы со своим профессионализмом. В Эпидавре — открытое небо. Те же самые звезды в небе светили после спектакля тысячи лет назад. На природе не нужно показывать свой профессионализм. Нужно открыть мысль, стремление. Русские, литовские актеры понимают, что хор — это массовка. В сознании греческих актеров нет массовки — они создатели, каждый индивидуально создает, чувствует ответственность, благодарность богам за то, что его могут заметить, увидеть, услышать. Он создатель. И спектакля, и хора. А у нас на это иронично смотрят — ну, я здесь участвую в массовке. У греков совсем другая психология. Я пригласил дочь Габриэле быть моей ассистенткой при создании спектакля. Она мне очень помогла.

Жизнь вдали от семьи, Литвы — эта та цена, которую вы заплатили за прекрасную международную карьеру?

Нет. Как аристократия, короли иногда посещали друг друга, проходя дальше по коридорам в спальни, так и я. Такая жизнь приобрела, сказал бы, совсем другое сияние. Она стала красивой. За это время моя жена (актриса Вильнюсского малого театра Инга Бурнейкайте) почувствовала землю под ногами, стала более твердой, терпеливой. Ждет встреч. Черт знает, что было бы, если бы мы, как и 10 лет назад, жили бы рядом.

Рада ли Инга вашим победам? Может, говорит — не нужны мне твои награды, статуэтки, приезжай скорее домой?

Она не хотела, чтобы я уезжал. Но не была категоричной. Позволила мне самому решать. Я ведь не сразу согласился. Отказывался. Через полгода согласился. Потом она поняла, что мне нужно было. Немного с гордостью на это смотрит. Иногда говорит, что это был шаг и решение, которое нужно было мне лично. Потому что нужно было меняться и измениться. Изменить пространство, место, образ жизни. Что-то меня грызло, и я уже думал: ничего больше не сделаю. Я хотел уехать жить на дачу, иногда ставить спектакли в Малом театре, но на самом деле — уйти из театра. Мне было 55 лет. Я думал о том, что Александр Пушкин в более раннем возрасте все сделал и погиб на дуэли, Джордж Байрон тоже рано умер.

И Михаил Лермонтов за пару десятков лет до 55 уже был застрелен на дуэли. А вы в поезд международной карьеры запрыгнули на 55-м году жизни. Судьба непредсказуема.

Я чувствовал, что, не сделав то, что я хотел, я уже не смогу ничего делать. Нужен был вызов, внутренний взрыв. Словно какой-то дух меня вел, подталкивал, чтобы я еще что-то испробовал. Может ли то, что я скопил в Литве, прозвучать в таком психологическом, романтическом театре, как Е. Вахтангова? Могут ли в таком театре прозвучать две недавно разошедшиеся культуры? Оказалось, могут. Тогда я понял, что нужно делать, ничего не ждать. Вместе с тем проводить и реформы. И театр за 5−6 лет стал таким, какой он сейчас.

Но были мнения, и очень странные, — будто это заговор, приехал Туминас в Москву разрушать русскую культуру.

Да, так было. Желтая пресса подчеркивает это до сих пор. Но пришлось признать и замолчать, чистота, порядок, дисциплина появились без слишком жестких требований. Я не выкинул из театра ни одного человека. Ни одного. Я всех приглашал работать, втягивал их в работу. И всё поколение, которое уже списало себя со счетов и ушло в вечную тень, вдруг почувствовало, что оно еще что-то может, что оно еще нужно. И оно вернулось на сцену. Это стало праздником театра во всей Москве.

Политика России скандальная. А вы постоянно пьете чай с президентом Владимиром Путиным. В мае прошлого года Путин наградил вас орденом Почета. Орден — за прекрасную работу, его, наверное, вам вручил бы и Дональд Трамп, если бы вы работали в Нью-Йорке. Но как вы нашли контакт с Путиным как с человеком? Вот она — большая загадка для нас, живущих в Литве. Вы несколько раз пили с ним чай — три раза?

Нет, четыре. И с Дмитрием Медведевым четыре раза, и с Путиным четыре раза. Моим встречам с Путиным, распитию чая, придают слишком много значения.

Но с Далей Грибаускайте вы ни разу не пили чай?

Да, ни разу. В Москве проходили совещания руководителей театров федерального значения, таких как МХАТ, Е. Вахтангова, О. Табакова. И Путин пригласил нас, руководителей семи театров, посадил за круглый стол, выслушал наши просьбы, замечания, чего мы хотим, с чем не можем мириться. У него были конкретные предложения. Он освободил нас от каких-то конкурсов, повысил финансовую свободу, от этого стало только лучше. В 2000 году Путин вручил мне государственную премию РФ. Я был первым литовцем, который с ним после награждения встретился в Кремле. Потом приходилось встречаться на разных мероприятиях, юбилеях, открытиях театров.

Почему Путин выделил именно вас?

После первой встречи он прямо сказал: «Я буду очень интересоваться вашим творчеством в будущем». Так и обратил внимание. У него феноменальная память. Он знает, что я говорю, что живу в Москве на правах гостя, поэтому интересовался: «Как у вас тут идут дела?» Было очень интересно выслушать, как он смотрит на структуру театра, как оценивает культуру.

Каким он был на этих встречах — сосредоточенным, строгим?

Выглядело, что в тот момент он хотел пошутить, расслабиться, отдохнуть от напряженной политической жизни. Как бы его ни оценивали, он всё равно незаурядная личность.

Видел ли президент России ваш спектакль «Царь Эдип»?

Нет. Он видел только один мой спектакль — «Горе от ума». Это было давно.

Разговаривают ли российские СМИ с вами о политике, приглашают ли на телепередачи?

Я отказываюсь участвовать в политических телепередачах. Меня могут не так понять. Кроме того, это их внутренние дела. Я там гость. Я могу высказать свое мнение о развитии культуры, о театре. У меня есть свое мнение и по политическим вопросам. Но я оставлю его при себе. Уже в Нью-Йорке высказался (тайно записанная речь режиссёра — прим. ИА REGNUM).

С литовской колокольни жизнь в Москве кажется другой. Есть ли там политическая цензура? Приходилось ли с ней сталкиваться?

Какая там политическая цензура? Там ее нет. С другой стороны, цензура есть везде. И в Литве, и во всем мире. Цензура должна быть. Я бы ее ужесточил еще больше. Мой отец все время спрашивал своего отца, моего дедушку — они двое спорили всю жизнь, — папа, скажи, зачем нужна вошь? Зачем нужен паразит? А дедушка отвечал: нужен. Ну зачем, зачем? — всё спрашивал отец. Затем, чтобы тебя предупредить, что если себя запустишь — придется приводить потом себя в порядок. Так и с цензурой. Цензура должна быть. Если она основана на достоинстве, морали, конечно, она должна быть. Чтобы люди не испортились.

Работая в Москве, вы стали известным на всемирной театральной сцене. Вашего «Евгения Онегина» показывали в Лондоне, Париже, Америке, Канаде, Израиле, Китае. Спектакль «Улыбнись нам, Господи» был показан в Нью-Йорке, Бостоне, Торонто, Великобритании, Израиле. Много спектаклей вы привозили и в Литву. Отличается ли мнение зрителей разных стран о ваших спектаклях?

Тема эмиграции, поиски обещанной земли, путь к детям и отдаление детей от нас — эти темы, затронутые Григорием Кановичем и развитые в спектакле «Улыбнись нам, Господи», всех волнуют. И евреев, и русских, и американцев. Вся Америка — страна эмигрантов, и они это понимают. Случалось, что после спектакля приходили и с иронией говорили, знаешь, таких евреев не было. Зрителей-евреев немного задевало, что в спектакле евреи показаны очень потрепанными, бедными, нищими. И в Израиле, и в Нью-Йорке мы слышали такие замечания. Они хотят, чтобы их прошлое было приукрашено. И это замечание не к спектаклю, это их естественное желание, их взгляд на историю. Спектакль взволновал их, но они считали, что евреев нужно приукрасить. Но ведь герои спектакля — евреи — простые люди из деревни. Но мудрые. Способные. Талантливый народ.

Как изменился театр Е. Вахтангова, когда вы стали им руководить? Сколько там сцен, как на спектакли покупают билеты?

Не останавливая спектаклей на главной сцене, мы этапами за пять лет капитально отремонтировали всё здание. Не нужно было закрывать театр на ремонт. Это одна из продемонстрированных мною способностей вести хозяйство. Потом открыли новую сцену. Сейчас в театре Е. Вахтангова пять залов, в которых вмещается от 100 до 250 зрителей, в главном зале — 1200. По посещаемости театра мы на первом месте.

В Москве?

Не только. Во всей России. На наши спектакли раскупаются 96% билетов. Поэтому они не хотят отпускать меня из Москвы. Об этом и речи быть не может. Иногда я считаю, сколько в зале горит лампочек. Проверяю, это LED-лампочки или простые, сколько киловатт, сколько за вечер потребляется электричества и сколько это стоит. В театре я хозяин, и им это нравится.

Какую зарплату получают артисты театра Е. Вахтангова? Можно ли на такую зарплату жить достойно, даже побаловать себя предметами роскоши?

В начале этого сезона всем были повышены зарплаты. Не из бюджета, из своих заработанных денег. Более высокие зарплаты актеров — 3000 евро в месяц, но это не максимум. Средняя зарплата — 1500 евро, 1000 евро гарантировано всем. Мы очень много зарабатываем за счет гастролей в других странах, а планы гастролей огромны. Конечно, расходы на гастроли тоже немалые. Кроме того, сложно жить на гастролях, все немного страдают от этого. Я им говорю: пройдет сколько-то времени, потом будете вспоминать эти времена как самые счастливые. Да, на эти зарплаты актеры могут жить достойно, нормально жить. Баловать себя роскошью — нет. Я отвоевал для актеров 14 квартир через Сергея Собянина, мэра Москвы, по государственной цене, с очень большой скидкой, вышло намного дешевле, чем у предпринимателей.

Каким должен быть спектакль, чтобы попасть прямо в сердце зрителя? Трагикомедия?

Нет, я не разделяю спектакли на жанры. Спектакль должен разбудить воображение зрителя, чтобы он почувствовал себя создателем. Хотя бы минуту. Понял, что он более духовный, что его душа бессмертна. Что он красивый, что он индивидуальный, что он нужен. Что он великий, красивый человек. Через боль, раскрывая, наверное, самые трагичные страницы жизни в творчестве Антона Чехова, Федора Достоевского, — к красоте, гармонии.