Ювенальное беззаконие и рынок детей: Кого защищает Верховный суд РФ?

14 ноября состоится Пленум Верховного суда, который должен обсудить отправленный 17 октября на доработку проект Постановления по вопросам об отобрании детей и о родительских правах. Тема отобрания детей уже дважды в этом году (1.01.2017 и 5.08.2017) становилась предметом особых поручений Президента, получившего в прошлом году более 213 тысяч «живых» подписей граждан, требующих смены семейной политики, и конечно, находится под пристальным вниманием.

Сейчас у всех, кто в курсе происходящего, а это, повторим, уже многие активные граждане России, есть опасение, что проект, выносимый на Пленум, не пресечет, а наоборот, закрепит массовую незаконную практику, которая вызывает волнения в обществе. Именно такую роль призван был играть отправленный на доработку текст (опубликованный «Адвокатской газетой»). Он, по мнению экспертов, нуждается не в редакционной доработке, а основательной переработке с новым составом авторов, так как кроме банального перечисления норм закона в нём нет ни одной идеи для исправления ситуации.

Текст выглядит так, как будто его писали не судьи, а некое НКО, заинтересованное в отобрании детей для передачи приёмным родителям или в сопровождении кровных семей.

Во-первых, в тексте нет необходимого анализа судебной практики. Во-вторых, там есть такие места, написать которые не то что у судьи, а просто у юриста рука не поднимется. Рассмотрим это по порядку.

1. Верховный суд (ВС) в последнее время стремится активно влиять на нашу жизнь не только как орган судебной власти, но и в качестве творца законодательных норм. Для этого у ВС есть два инструмента.

Первый — право законодательной инициативы. Верховный суд в последнее время стал вносить законопроекты интенсивнее, и их «проходимость» возросла. В прошлом году особенно яркой была инициатива по «монетизации преступлений», известная теперь как ФЗ-323. Нет, это не ВС предложил два года за шлепок по попе, но он ввёл откуп от судимости («судебный штраф»), а также замену уголовного преследования для ряда мелких преступлений административным штрафом,

Второй — постановление Пленума. Через него ВС, как написано в законе,

«рассматривает материалы анализа и обобщения судебной практики и даёт судам разъяснения по вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства».

То есть сначала анализирует судебную практику, а если находит в ней противоречия, то даёт разъяснения. При этом, как подчеркнула на Парламентских слушаниях 31 октября судья ВС Т. Н. Назаренко,

«Верховный суд не должен подменять законодателя… Он не должен, исходя из принципа разделения властей, толковать эти нормы права».

Не должен, но… случается. Пример явного сочинения Пленумом правовой нормы приводился на Парламентских слушаниях в прошлом году. Постановление от 27.05.1998 года разрешило судам при отказе в ограничении прав родителя выносить родителю предупреждение, возлагая на органы опеки и попечительства контроль за семьёй. Представитель опеки с возмущением рассказывала об этом, поскольку закон (вопреки сложившемуся ныне под действием ювенальной практики представлению) на самом деле не возлагает на органы опеки и попечительства полномочий контролировать условия жизни тех семей, в которых нет детей под опекой. Видимо, выступление не прошло даром — в проекте нового постановления Пленума этой рекомендации уже нет, хотя само отношение к органу опеки как к контролёру и в новом тексте не изжито.

2. Причиной, вызвавшей к жизни попытку нового Постановления, как раз и названы проблемы закона. Как откровенно, извинившись за резкость, выразилась Т. Н. Назаренко, это

«игнорирование законодателем потребности в совершенствовании семейного законодательства. Законодатель не меняет нормы, а в практике накапливаются проблемы».

Тем самым судебная власть, сделав необходимые оговорки о пределе своих полномочий, всё-таки пускается в рискованное плавание — «разъяснить, не истолковав», обозначая намерение сделать что-то за законодателя.

Одной из проблем Семейного кодекса Т. Н. Назаренко назвала обилие в нём оценочных понятий. Правовые нормы, особенно касающиеся семейных отношений (построенных, согласно ст. 1 Семейного кодекса, «на чувствах взаимной любви и уважения, взаимопомощи и ответственности») вряд ли можно описать словами, дающими однозначную и одинаковую для всех случаев и всех людей оценку. Именно такими благими намерениями — уйти от оценочных понятий — наполнены инструкции, по которым в актах, сопровождающих отобрание детей из семьи, появляются фразы: «нет фруктов в холодильнике», «нет отдельного спального места», «нет развивающих игрушек» и прочие, включая знаменитое «каша едой не считается». Именно это наш народ считает приближением к аду. Ну, а применительно к вопросу о роли судебной власти — нет ли выхода за её полномочия в самой попытке конкретизировать то, что законодатель не смог или не стал конкретизировать?

Другим недостатком практики представитель Верховного суда Т. Н. Назаренко неожиданно назвала то, что «практически не работает институт медиации». Трудно сказать, какое отношение имеет медиация к предмету обсуждения — спорам,

«связанным с ограничением или лишением родительских прав, а также с защитой прав и законных интересов ребенка при непосредственной угрозе его жизни или здоровью» (так звучит пункт в повестке Пленума).

Кого должны мирить медиаторы — родителя с отбирающей у него ребёнка опекой? Но упоминание медиации — знак характерный.

В 2014 году в составе Коллегии ВС по гражданским делам был создан новый орган — «Судебный состав по семейным делам и делам о защите прав детей», основными направлениями работы которого стали

«вопросы защиты семьи, ответственного отцовства, материнства и формирования дружественного к детям правосудия».

То есть орган, созданный для реформирования судебной системы под «Национальную стратегию действий в интересах детей» — стратегии, которая, по сути и оформила по западным лекалам коренной переворот в семейной политике.

Стратегия объявила приоритет интересов детей над законностью, раннее выявление семейного неблагополучия (то есть вмешательство в семью, где ещё ничего не случилось), «дружественное к детям правосудие» с его принципом немедленного принятия решений — это когда ребёнка отбирают «на всякий случай, до разбирательства». То есть сломала и здоровые принципы семейной политики (приоритет создания среды поддержки семьи над адресной работой), и принципы семейного права (невмешательство во внутренние дела, презумпцию добросовестности родителей). Авторы этой Стратегии на ту же дату 14 ноября сего года наметили торжественно одобрить её результаты.

Год назад Пленуму Верховного суда предлагали проект постановления по другому вопросу, связанному с детьми. Предлагалось истолковать ст. 156 УК РФ и, в частности, разъяснить, что необходимо понимать под «жестоким обращением с ребёнком». Попытка опиралась на те же подходы, что мы видели в европейских документах и в беллетристике «Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации». Жестоким обращением называлось, по сути, всякое доставление чаду неудовольствия, в том числе в ходе какого-нибудь воспитательного принуждения. Тогда Пленум его отверг.

3. Проект постановления Пленума — и по закону, и по здравому смыслу — должен опираться на анализ судебной практики. К сожалению, результатов анализа — пусть не судебной, а просто правоприменительной практики обществу ни ВС, ни кто-либо другой из официальных структур не предъявил, несмотря на прямое поручение Президента от 1 января 2017 года

«проанализировать практику изъятия несовершеннолетних из семьи с точки зрения избыточно применяемых мер или неправомерного вмешательства в семью».

Требуемый Президентом анализ выполнило и предъявило обществу только «Родительское Всероссийское Сопротивление» (РВС) в ходе работы над своим альтернативным докладом по вопросам поручения, опираясь на практику обращений родителей в организацию за защитой семьи. Обнаруженные типичные явления представлены в этом докладе, а также кратко изложены в отдельной записке «Анализ законодательства и практики, связанной с разлучением ребёнка с родителями». В документе подробно разобраны все типичные нарушения закона и их столь же типичные ложные оправдания. Причём, сложившаяся во многих регионах практика самими правоприменителями уже не осознаётся как незаконная! Что можно и нужно сделать — это не идти на поводу у порочной практики, а тыкать её исполнителей носом в закон. Постановление Пленума Верховного суда могло бы сыграть в этом важную роль, организовав этой практике судебный заслон.

4. Однако, проект постановления лишь закрепляет негативную практику.

1). В анализе РВС разобрана типичная «отмазка» опеки и забирающих ребёнка из семьи полицейских — «мы не отобрали, а поместили на реабилитацию» со ссылкой на ст. 13 ФЗ-120. По московской статистике, это происходит в 10 раз чаще, чем по закону, то есть по статье 77 Семейного кодекса (СК). Проект постановления трактует такое отобрание как нормальную меру «защиты прав ребёнка».

2). В анализе РВС перечислены различные уловки органов опеки для расширительного толкования «непосредственной угрозы жизни и здоровью» — единственного законного повода для немедленного отобрания. Проект постановления следует одной из этих уловок, на которой активно настаивали НКО-«сопроводители», а именно, называть «непосредственной угрозой» не только острую ситуацию, но и условия жизни, в которых семья существует длительное время.

3) В анализе РВС объяснено грубое противоречие с законом практики забирания ребёнка при виде синяков или ссадин — именно потому, что они не квалифицируются как вред здоровью, и значит, не представляют непосредственной угрозы жизни и здоровью. Проект постановления прямо говорит, что «следы насилия» — достаточный повод для отобрания ребёнка, игнорируя даже ту быстро складывающуюся практику, когда любые детские синяки и ссадины без разбору приписывают родителям, якобы совершившим «насилие».

4) В анализе РВС доказывается незаконность массовой практики удержания ребёнка государством после даже законного отобрания. Родителю ребёнка до суда не отдают, ставят незаконные условия. Проект постановления прямо говорит, что до суда о родительских правах ребёнок должен быть не дома.

5) В анализе РВС разбирается практика, по которой органы опеки не хотят передавать ребёнка родственникам — не для них он был отобран! Проект постановления вводит препятствия для родственной опеки в интересах оплачиваемых опекунов

То есть по всей цепочке действий, связанных с отобранием детей — от изъятия ребёнка полицией до передачи ребёнка замещающим родителям — проект постановления Пленума Верховного суда не пресекает, а укрепляет незаконную и иногда бесчеловечную практику.

Больше того, в п. 35 он предложил судам просто игнорировать закон! Если в п. 31 строго подчёркивается: отобрание ребёнка возможно «только на основании соответствующего акта органа…», то п. 35 называет это требование не обязательным, «если по объективным причинам акт не мог быть принят немедленно». Получается, что закон надо соблюдать, но если трудно, то не обязательно — и это чуть не санкционировал сам Верховный суд!

Совершенно антиконституционным является и новелла, предлагающая при лишении родительских прав считать преступлением не то, что было определено приговором суда, а только факт того, что родителя обвиняли в преступлении. То есть если дело кончилось примирением сторон (чтобы не судиться, а жить вместе дружно), амнистией, истечением срока давности — неважно. Раз обвинялся, значит можно отобрать ребёнка!

Подробнее эти и другие «редакционные недоработки» проекта постановления изложены в критической статье на сайте РВС. Объявление на сайте ВС говорит о том, что обсуждаться будет проект, в основе прежний. РВС направило судьям Открытое письмо, в котором просит:

Читайте также: «Верховный суд встанет на сторону тех, кто отбирает детей? Родители против»