Боши – такие разные цыгане. Но все – армяне

Из записей этнографа Г. Ванциана, датированных 1901 годом:

«В числе многочисленных кавказских народов — армянские цыгане, известные под названием «боша», которые под предводительством епископа Карапета в 1828 году переселялись из Эрзерумского вилайета в только что завоеванные русскими области — Ахалкалак, Ахалцих, Александрополь. В Эривани, как и в Елисаветполе, также жили боши, хотя их там было мало; но они впоследствии, оставив свой первоначальный образ жизни, слились с местными армянами. Боши по языку и вероисповеданию почти армяне, почему многие их и называют «гай-боша» (армянские цыгане), но по своему характеру и обычаям они представляют в высшей степени своеобразно-типичный, вполне независимый народ».

В XI—XII веках одна из ветвей цыган осела на Армянском нагорье и в Малой Азии, и впоследствии, приняв христианство армянского толка, сформировалась самобытная этнографическая группа — армянские цыгане, которых с XIX века называют боша, хотя самоназвание группы — лом (в Европе, как известно, ром). Этноним «боша» происходит от тюркского «бош» — «лишенный», «пустой», «бедный», с армянского переводится как «бродяга». Языком общения бошей является исключительно армянский, вымирающим становится их язык — ломаврен, имеющий лексику и фонетику индоарийского происхождения и грамматику армянского языка. Боши иногда используют этот язык как «тайный», если не хотят, чтобы окружающие поняли, о чем речь.

* * *

Боши имеют в себе много привлекательных сторон. Их благородные черты особенно резко бросаются в глаза, когда сравнивают их с магометанами гнчу-карачи, народом одного с ними племени, добывающим себе кусок хлеба одним и тем же способом — попрошайничеством. Хотя условия жизни и традиционные занятия их одинаковы, тем не менее боши стоят гораздо выше карачи. Тогда как магометанин-гнчу в каждую удобную минуту, не упуская ни одного случая, готов обокрасть дом, куда он вошел, стащить всякий попавшийся ему на глаза предмет, если за ним никто не следит, гай-боша никогда, ни в каких случаях не позволит себе и прикоснуться к чужой собственности. «Не воровать» — одно из традиционных и самых святых заветов его племени. Неудивительно поэтому, что боша всюду имеет доступ и что каждый домохозяин питает к нему доверие, зная его безусловную честность. Магометанина-гнчу, наоборот, никто не впускает в свой дом из-за известной всем наклонности их к воровству.

Внешностью своею гай-боша отличается от гнчу; последний совсем лишен чувства стыда и изящества в одежде: он шатается почти голым без стеснения, между тем как гай-боша избегает всегда этого: на его старом платье вы найдете множество разноцветных заплат, но никогда вы не увидите его в неприличном, порванном платье. Народ, который не умеет ни пахать, ни сеять, ни косить, но который живет, как вольная птица, под синим небесным сводом; народ, для которого целый мир составляет родину, для которого ишак и несколько кусков старья составляют все богатство, — вот это боша. Он уверен, что всюду, куда бы ни забросила его судьба, он может найти кусок хлеба; он знает, что от всякого получит удовлетворение своим потребностям. Боша с уверенностью собственника и без всякого стеснения заходит во всякий дом с законными, по своему понятию, требованиями, хотя требования свои он облекает всегда в форму прошения, мольбы. Он не попрошайничает, подобно нищим или другим цыганам, но горе тому, кто не уважит его просьбы — польются на него потоки проклятий, которых суеверный люд страшно боится. Боша живет, пользуясь своим бойким и ловким языком и приводящими простой люд в трепет проклятиями.

* * *

У бошей как будто оба пола поменялись своими ролями; мужчин в их деятельности заменяют женщины, и наоборот. Мужчина-боша — лишняя обуза для жен своих, на долю которых выпала такая нелегкая обязанность, как содержать не только детей, но и мужей в придачу. Мужья живут трудами жен и дочерей своих; поэтому значение их для общества в борьбе за существование очень незаметное. Беря на себя такую нелегкую обязанность, как содержать детей и мужей своих, женщина-боша с замечательной стойкостью, доходящей до геройства, исполняет ее. Лишенная прав и тех преимуществ, которые свойственны ее полу, она удовлетворяет не только насущные потребности семьи, число членов которой доходит часто до четырех-восьми, но даже заботится для мужа о такой роскоши, как курение табака и употребление водки. И взамен всего этого она получает от мужа одни лишь побои и подвергается незаслуженному презрению к своему полу.

Женщину-бошу очень редко можно видеть у домашнего очага. Она заходит в дом каждого, хотя и делает различие между богатым и бедным, отдавая предпочтение последнему, так как от него гораздо легче получить все нужное себе. Очень редко случается, чтобы она выходила из чужого дома с пустыми руками; она просит без разбора все, что ей нужно: хлеба, муки, пшеницы, ячменя, кислого молока, масла, сыра, платья, старую обувь и т. п. Если во всем этом ей отказывают, то тогда она просит дать ей соли, дров, чего-нибудь горячего, словом, всего, что может найтись у хозяйки дома. Она своими проницательными глазами видит все уголки дома; не упускает из виду ни одного предмета, который может ей пригодиться. Если просьба ее остается без последствия, тогда она переменяет тон и начинает уже требовать. Своим требованиям она предпосылает всегда известную речь; она старается всегда найти слабую струнку хозяйки (нужно заметить, что они имеют дело всегда с женщинами), что легко ей удается, ибо она опытом уже изучила все женские слабости. С необыкновенным красноречием она восхваляет черные и красивые глаза хозяйки, ее точно выточенный нос, красивый рот, черные волосы, наконец, платье; от внешности она переходит к внутренним качествам хозяйки: рисует ее как добрую, милосердную женщину и т. д. Если хозяйка старая ее знакомая или если она родом из чужих краев, то тогда боша ловко выдумывает от себя разные поклоны от знакомых, родных и таким образом старается привлечь к себе ее внимание. Беда, если кто-нибудь увлекается лживым красноречием и вступает с ней в интимную болтовню. Боша мастерски пользуется подобным моментом и доводит хозяйку дома до того, что та своими руками наполняет суму боши разными припасами.

Женщины-боши ходят обыкновенно по две, без мужчин. Почти никогда не случается, чтобы молодая девица-боша ходила по домам. Но коль скоро она выходит замуж, на 4-м или 5-м месяце после свадьбы начинаются ее хождения, но при этом ею руководит опытная пожилая женщина, свекровь ее или близкая родственница, если таковая имеется, а если нет, то соседка или вообще знакомая молодой; эти старухи научают молодую всем приемам, посредством которых надо добывать хлеб и содержать семью. Ходят женщины-боши с палкой в руках и кожаной сумой за спиной. В другой руке они держат кадку, которую наполняют по дороге или свежим маслом, или сыром, или мацоном. Не довольствуясь этим, они тащат с собой еще несколько сит для продажи сельчанам. Когда им приходится ходить далеко, то они берут с собою клубок ниток и по дороге вяжут носки.

Иногда боши бродят целыми семействами; это случается тогда, когда на старом месте их женщины исходили все углы и понаведались во все почти дома; тогда боши толпой направляются в другие уезды и губернии. Цыганка-боша передвигается на осле; одного ребенка она держит у себя впереди, другого помещает позади, третьего — в одно отделение хурджина (переметной сумы), а с другой стороны висят мешки и сита; сидит она преспокойно и вяжет себе носки; сзади идет ее муж и громадной дубиной погоняет осла. Дойдя до какого-нибудь селения, боши останавливаются — мужчины остаются под открытым небом недалеко от селения с детьми, за которыми, по их мнению, не требуется большого ухода, пасут своих ослов, плетут сита, а женщины ходят по домам «собирать, подобно коровам, молоко, чтобы вечером можно было их доить» (так говорят мужчины про своих жен). Из собранного здесь молока, мацона они делают масло, сыр и тут же продают или же берут с собой домой, а муку, хлеб и другие необходимые припасы оставляют себе на зиму. Исходя здесь все дома, они снова продолжают свой путь до другого селения.

* * *

Несмотря на долгое отсутствие и на многие способствующие нравственному падению условия, женщины-боши сохраняют всегда безусловную нравственную чистоту. По этой самой причине не напрасно то доверие, которое питают мужчины-боши к женщинам. Пуская ее одну без особого надзора, он раз и навсегда уверен, что, пока она пользуется своим ловким языком, которым она может ужалить, как змея; пока с ней ее верная подруга — палка, честь ее будет защищена. Боша не вор, но за мужчинами замечены маленькие грешки: они ловко, с неподражаемым мастерством умеют, когда подвернется случай, отрезать хвост у лошади, волосы от которого идут на плетение сит. Но женщину никто не может обличить в воровстве. Иногда летом, когда крестьяне и крестьянки бывают на полевых работах или на гумне, женщина-боша заходит в дом; в отсутствие хозяев тут ей представляется прекрасный случай стащить все, что хочет, но она этого не делает и остается верной традиции: «не брать ничего собственными руками» даже с позволения хозяйки. Замечено, что цыганка-боша обманывает, но не ворует. Надо сказать, что они имеют обыкновение брать с собой гнилые яблоки, груши и другие фрукты, которыми обманывают детей и при их посредстве берут все нужное. Если случится в это время, что кто-нибудь из старших застигнет их, то они начинают оправдываться тем, что не сами взяли, а дети им дали.

* * *

Мужчина-боша большую часть своей неподвижной, бездеятельной жизни проводит под кровлей старой хижины, не принимая участия в вечно бродячей жизни своей неутомимой труженицы-жены; следовательно, он вовсе не разделяет с ней ни тех лишений, ни тех страданий, которые суждено ей переносить всю жизнь. Боша, возлагая большую часть забот семейных на свою трудолюбивую жену, сам ничего не делает; сидя у себя в хижине, он самым бесцеремонным образом пользуется трудом своей жены: она — только собирательница всего необходимого, в чем заключается ее обязанность; дальше этого права ее не распространяются. Полным же господином собранных ею припасов является муж. Он один только решает, кому сколько следует дать того или другого, что следует оставить для семьи, что продать. Собранные почти по капле молоко, мацон, масло переходят в руки мужа-эксплуататора; он ими распоряжается как ему вздумается.

Несмотря на свою лень, мужчина-боша имеет самые ограниченные потребности. Единственное, к чему он стремится, — это табак и водка; последняя в особенности составляет его любимый предмет роскоши. Он живет очень просто, подчас даже нищенски. Его внешность вполне соответствует его нищенскому положению: аргалуг (архалук), покрытый бесчисленным множеством разноцветных заплат, старая чуха и шаровары, трещащие, как говорится, по швам. Свободные часы свои боши проводят в беседе и курении табака в той или другой хижине. Большую роль играют в этих вечерних беседах народные певцы, которые богатым запасом своих песен, сказок, пословиц и загадок развлекают своих слушателей. И мужчины-боши наслаждаются этим всласть: никакие заботы, никакие думы не нарушают их созерцательного спокойствия. Сидя дома, смотря и ухаживая за детьми, мужчина-боша большей частью занимается одним ремеслом — плетением сит, которое передалось ему по наследству и которое составляет исключительное его занятие; оно не требует от него никакого умственного напряжения. Кроме сит, который плетутся ими из волос лошадиного хвоста, они делают еще барабаны, бубенчики и другие детские игрушки, которые они меняют на нужные себе припасы. Он кует подковы для своего осла, чинит старые ножи, серпы или косы — вот и все его кузнечество. Кроме того, есть боши, которые занимаются для себя шитьем простых сапог или башмаков.

* * *

За неделю до брака жених и невеста отправляются к реке или озеру и ставят на берегу две зажженные свечи. Если одна из них потухнет, не догорев, это считается плохим предзнаменованием; тогда молодые люди бросают в воду яблоки и яйца, для умилостивления духов и богов воды. Когда наступает час венчания, то жених прячется в тонире; невеста подходит к тониру и начинает несколько раз убедительно просить будущего мужа выйти оттуда, повторяя: «Дус эко, тодикнерид мерним, дус ею, мурам, курам кези к паем» («Выйди оттуда, дорогой мой, выйди; я буду по миру ходить — тебя кормить»). Получив такой обет от невесты, жених выходит, и они идут венчаться. Девица-боша свободна: она не бродит для куска хлеба и живет у отца, исполняя только легкие домашние обязанности; лицо ее не прикрыто вуалью; ей не запрещают показываться мужчинам; словом, она пользуется достаточной свободой. Но после того, как она обручена, лишается той свободы, той самостоятельности, которыми пользовалась под своей родной кровлей: на некоторое время она лишается права вступать в открытый разговор со старшими; лицо закрывает вуалью и носит ее до тех пор, пока не наступит пора бродяжничества, пока не возьмет она в руки дубину и суму. Последние месяцы своей беременности она обыкновенно перестает бродить и остается дома: впрочем, случается нередко, что она возвращается домой, принося с собой вместе с другими припасами и ребенка в подарок мужу.

Жених обязан уплатить родным невесты довольно почтенную сумму денег — латемаси («согласие»). Получая латемаси от жениха, родители невесты дают очень бедное приданое своей дочери: крепкую отборную дубину, большую кожаную суму, пару (и это не всегда) сделанных из дешевой материи платьев — вот приданое и готово. Свадьба их лишена внешнего блеска, но она имеет свои довольно интересные и оригинальные стороны. Обилие водки, составляющей любимый напиток бошей, дает им возможность безгранично веселиться и вдоволь напиваться. Тогда этот и без того вечно веселый народ под влиянием напитков затягивает свои песни, пляшет, дает полную свободу своему остроумию, кричит, шумит, подчас даже буянит; на свадьбе можно увидеть и близких, и дальних родственников, и соседей, и старых и малых, и женщин и молодых девушек, словом, всех без разбору, что составляет довольно пеструю картину. Как веселье, так и горе существуют у них одинаково для всех. Плач или смех, горе или радость, доставшиеся на долю одному из них, разделяются всем обществом, и наоборот. Надо заметить, что боша вступает в брак очень рано: обыкновенно 15−18-летний парень и 12−15-летняя девушка уже считаются зрелыми и, следовательно, способными вступать в брачный союз.

* * *

Достойно внимания то обстоятельство, что боши, хотя и называют себя гай («армянин») и, посещая армянские церкви, связаны с армянами тесными религиозными узами, всегда избегают браков с ними; впрочем, надо заметить, что и армяне с не меньшим упорством уклоняются от родственных с ними связей. На языке своем называют армян каларав, а себя лом. Этим они как будто бессознательно помнят свое происхождение и имя. Если бы боша имел возможность, то забыл бы совсем о существовании других народов. Он знается с ними только потому, что получает от них крохи на пропитание; в остальных случаях его нисколько не интересует их жизнь, да и сам он не позволяет, чтобы наблюдательные глаза какого-нибудь инородца проникли в его внутреннюю жизнь. При посторонних он говорит на непонятном для другого языке. Боша все дела свои начинает и кончает сам, без чужого вмешательства. Еще ни разу судье не приходилось разбирать жалобу от боши, ни разу боше не приходилось бывать ни в одном учреждении; еще ни разу боша за проступки не изгонялся из страны, ни один боша не был обвинен в уголовном преступлении. Существование подобных качеств в боше обусловливается тем, что он всегда доволен своим социальным положением и ведет совершенно обособленную жизнь. Боша другим никогда не сделает зла; он никогда не украдет, не ограбит, не станет буянить с другими; неприятности если и бывают, то только со своими, да и то они кончаются обыкновенно руганью или же небольшой потасовкой.

* * *

Избушка боши заключает в себе жилую комнату, где обыкновенно спят и обедают, а в одном углу — конюшню и оду; эта последняя составляет часть конюшни, отделенной от нее простой дощатой решеткой. Зимой оду не топят; она получает тепло из конюшни через отверстия решетки. В середине жилой комнаты вы заметите торнир (тонир), который заменяет собой печку. Там же глиняная посуда, несколько кусков старья, постель, несколько старых ковров и деревянный прибор сарк для плетения сит. В одном углу комнаты привязан нераздельный и верный друг боши — осел. Самое сильное несчастье, которое может постигнуть бошу, — это лишиться своего благородного осла; он привязан всем существом к этому терпеливому и скромному животному, подобно тому, как крестьянин привязан к земле. Осел — действительный член семьи боши; за ним ухаживают, как за родным сыном, если даже не больше; ему дают самые нежные, самые красивые прозвища, которых не дают даже женам своим, как, например, Цахик (Цветок), Тмбуш (Помпончик), Марал (Красавец). Некоторые боши, которые живут наполовину оседлой жизнью, содержат и лошадей; обыкновенно держат кобылиц, которых скрещивают с ослами.

* * *

В конце XIX века в Западной и Восточной Армении насчитывалось 50 тысяч бошей, в то время как в наши дни (по данным на 2014 год) в Республике Армения их проживает около 5 тысяч: в Ереване (в районах Сари-Тах, Канакер, Мараш), в Гюмри (в районе Боши-Майла), в поселке Нор-Харберд. На территории Грузии крупная община бошей живет в городах Ахалкалаки и Ахалцихе. «Я армянин, — говорит 73-летний Айказ Никогосян из Канакера. — Есть ванеци, апаранцы, кяварцы, а я боша. Но мы все армяне».

Газета «Ноев Ковчег»