Зачем Голливуду Солженицын?

Это имя невозможно забыть так же, как нельзя предать забвению Герострата, ради собственной славы уничтожившего великий памятник культуры. Увлекшийся своим писательским талантом, Солженицын готов был принести на алтарь своей популярности и историческую память, и фактическую точность. Несложно догадаться, почему современные международные игроки, ставящее на поток производство мировоззрений, подняли Солженицына на пьедестал как пример удачного идеологического оружия, протащившего ложь о родной стране в миллионы умов своих сограждан.

Конечно же, мировоззрениями занимаются не ведущие политики, а их подручные из мира культуры и искусства. Порой и вполне талантливые (а что, кто-то отрицает талант Солженицына?), современные, молодежные. Вроде даже не ангажированные и снимающие иногда фильмы, которые не так просты, как кажутся на первый взгляд. Например, режиссеры Вачовски, создатели культовой «Матрицы». Самым значимым их проектом после завершения знаменитой трилогии стал фильм «Облачный атлас», — одно большое, вдумчивое, визуально притягательное посвящение Солженицыну, имя и жизнь которого упоминаются в фильме с глубоким почтением.

Как и произведения Солженицына, с первых минут «Облачный атлас» производит впечатление фильма, поднимающего вопросы человечности, истинной свободы и уважения к личности. Эти идеи великолепно обыграны с точки зрения техники кинематографа. Динамичный сюжет, хорошие актеры, живые образы. Основная идея — преодоление застывшего общественного сознания в стремлении к благому будущему. Лучшие люди борются за свободу человека, за право быть собой. Разумеется, в таком контексте романтизация Солженицына выглядит вполне органично.

Фильм состоит из шести новелл, действие которых происходит в разные эпохи, а главные действующие лица объединены теми тонкими нитями, которые пронизывают саму историю человечества.

Нельзя не сопереживать герою первой новеллы — молодому нотариусу, в 1849 году осознающему необходимость борьбы с рабством и порывающему со своей социальной средой. Мотивы его чисты. Результатом его деятельности, остающейся за кадром, будет Гражданская война 1861 года в США.

Несправедливо поступает общество и с героем второй новеллы, действие которой происходит в Англии в 1936-м. Это история о талантливом композиторе, гонимом в силу своей нетрадиционной ориентации. В столкновении с композитором-мэтром и общественным порицанием он предпочитает борьбе самоубийство.

Бросается в глаза, что герои отстегнуты от реального содержания своей эпохи. Эпизод с композитором характерен тем, что самым главным вызовом свободе и культуре в этот период была не гомофобия, а наступающий фашизм. Да и в 1973 году, когда рассказывается о журналистке, ведущей расследование в противостоянии нефтяного лобби и атомщиков, коллизия коррумпированного мирового закулисья умудряется закрыть собой гигантский удар дубиной, полученный американцами по Вьетнаме. Но в фильме нет ни того, ни другого, будто и не существовало.

Герои фильма бытийствуют словно вне исторического контекста. Можно понять такой прием, используемый авторами в их желании осовременить сюжет. Направление этого осовременивания крайне примечательно. Чем режиссеры наполняют представленную в ленте историю борьбы за права человека, от чего его освобождают в ходе битвы против чудовища тоталитарной идеологии? Задача, как ее понимают авторы, показать, что подобные герои являются двигателями истории человечества. А уведя внимание зрителя в область, граничащую с альтернативной историей, режиссеры создают ошибочное противопоставление, в котором плохой тоталитаризм спорит с хорошим эскапизмом.

В заданной плоскости искусственно наполняемой пустоты работают и образы главных героев, которых создают не они сами, а стоящие за ними второстепенные персонажи. Нотариус, лежащий почти весь посвященный ему эпизод в полуобмороке, — хороший человек, но его играет не он, а беглый раб. Композитор, которому возлюбленный важнее творчества (во всяком случае, он не отделяет одно от другого), сыгран возлюбленным. Журналистка случайно оказывается втянутой в серьезное информационное противостояние и может изменить его исход — ее, в свою очередь, играют отец и его сослуживец, ветеран спецназа, постоянно спасающий девушку в острых ситуациях. Мошенника-издателя играет его компания по дому престарелых закрытого типа. Все главные герои выстроены по одной линии: сами они — пустые.

И тем не менее, несмотря на эти подмены, постепенно перед нами, зрителями, выступают контуры общества людей, достойных того, чтобы пользоваться правами свободы. Каждый из персонажей является частичкой такого общества, и мысленно суммируя их, мы получаем интересную картину. Общество, обеспечивающее права человека, — это не человечество, а микрогруппа, встающая против системы (то есть всех остальных). Кроме того, смело встав против всех остальных, эта микрогруппа не способна обеспечить выполнение собственной задачи иначе, как с помощью извне.

Лучший пример такой микрогруппы (по сути, альтернативной банды) демонстрирует новелла о 2012 годе и нечистом на руку издателе. Здесь фильм поднимает на щит национализм, в действительности используемый как инструмент разрушения классических национальных государств. Не зря эпизод с отчаянным призывом к истинным шотландцам защитить угнетенных стариков от «английских собак» — один из художественно достовернейших эпизодов фильма.

Последние две новеллы посвящены будущему. Катастрофическое грядущее, которое в них описано, сформировано развитием ситуации предшествующих эпох. Несмотря на отдельные симпатичные персонажи и позитивные тенденции, ситуация развивается от плохого к худшему.

Эпизод 2144 года повествует о роботе-официантке. Искусственно созданная девушка ставится в непосредственную оппозицию обществу биологической сегрегации. Будучи освобожденной, обретя самосознание и идентичность, она выходит на общественную проповедь. Авторы отбрасывают вопрос о личностном, культурном и интеллектуальном содержании, необходимом для такой проповеди. Для яркой манифестации героини оказывается достаточным противопоставить ее смачно поданной несправедливости.

В этом эпизоде становится очевидна концепция человека, послужившая идейной основой фильма. Добро присуще только индивидууму, оторванному от всех прочих людей. Индивидуалист, осознавший себя, способен даже принести пользу окружающим в виде новой светлой идеи — музыкальной, политической, литературной или научной. Эта концепция поддерживает ощущение включенности у человека, оторванного от насыщенного содержания общественной жизни. Фильм как бы говорит зрителю: твоя оторванность и есть то, что тебя возвысит.

Жизнь каждого персонажа посвящена побегу из окружающего его социального ада. Но и в будущем, кроме ада, ничего не встречает героев следующих поколений. Каждый эпизод предполагается стать переходом к благому миру, который на поверку не наступает. Каждая эпоха страшнее предыдущей. Врата рая оказываются иллюзорны.

В связи с таким приемом повествования нельзя не вспомнить об одном факте, имевшем место двадцать лет назад. Каждый положительный персонаж помечен авторами символизирующим его избранность знаком — родинкой в виде кометы. И этому есть соответствие в реальной истории нашего времени. Такая же комета являлась символом тоталитарной секты «Врата рая», устроившей в 1997 году в США массовое самоубийство, и заявив его как способ бегства с проклятой земли на благословенные небеса.

Жизненный путь положительных персонажей подчинен выходу из того же конфликта. В этом ключе органично выглядят отсылки к Солженицыну о естественном неотъемлемом праве человека, которым становится бегство от людей, а весь фильм наполняется пафосом неизбежности исторического поражения человечества. Что и достигает кульминации в завершающем эпизоде 2321 года, где последние оставшиеся в живых люди вынуждены покинуть Землю.

…

Быстро докатившись от плевков на собственную спину до современного варианта либерализма, правозащитная мысль логично приходит к тем же выводам, которые предлагаются в этом фильме. Индивид всегда прав, общество — всегда под подозрением. Поэтому пессимистический финал фильма и выглядит столь закономерным. Живая жизнь, человеческая история немыслима без преемственности. Оборвать эту связь, дернув за рычаг идеологии — в этом весь Солженицын, а тоталитаризм и либерализм — только указательные стрелки на этом рычаге. И эту мысль Вачовски уловили лучше, чем все отечественные критики и почитатели писателя, призывавшего жить не по лжи.