О роли личности президента США в истории: Холодной войны могло и не быть

«История не имеет сослагательного наклонения» — применяя этот афоризм всуе, люди представляют исторический процесс какой-то железной цепью из причин и следствий, которая, сколько её ни «переигрывай», каждый раз приходила бы к одному и тому же результату. Тем не менее, всматриваясь в историю всерьёз, не можешь не отметить, сколь многое в ней зависит от одного человека, от одного — правильного или неправильного — шага, от одного выбора. И не потому, что она вся насквозь случайна: в ней всегда ведётся свирепая борьба, весы которой в любой момент готовы качнуться в другую сторону.

В любом случае, анализ точек, где «история могла пойти по-другому», а также упущенных в них возможностей — один из ценнейших уроков, которые может дать нам история.

Сказанное справедливо и для США — страны, десятилетиями воспринимавшейся как антигерой российской истории. Она была нашим противником в холодной войне, она же погрузила мир в хаос цветных революций и гражданских войн, она же аплодирует наследникам фашистов на Украине, она же развязала войну санкций, плавно переходящую в холодную войну — 2… Да, в этом развитии событий есть историческая логика. Но всего этого могло бы и не быть.

По крайней мере, ещё в начале 1940-х годов на это рассчитывало множество людей — даже из числа посвящённых в американскую «политическую кухню». И связан этот «большой шанс» был с личностью Франклина Делано Рузвельта и левыми силами, сплотившимися вокруг него.

Закат Запада

Неправы те, кто считает, что фашизм впервые приобрёл в мире какое-то влияние только в 1933 году, когда к власти в Германии пришёл Адольф Гитлер. Западные элиты — и западное общество — активно обыгрывали эту идею ещё с конца XIX века.

Идеи разделения человечества по расовому и социальному признаку, манипуляции «озверевшей толпой» со стороны узкого круга элит и нового феодализма разрабатывались всю вторую половину XIX века: и французами (Гюстав Лебон, Жорж Сорель), и немцами (Роберт Михельс), и итальянцами (Вильфредо Парето, Гаэтано Моска), и англичанами (Хьюстон Чемберлен), и многими другими. Первая фашистская партия возникла в Европе ещё в 1899 — это была французская «Аксьон франсэз» во главе с Шарлем Моррасом, мечтавшим вернуться в «благословенные времена» монархии, только место аристократии должна была занять современная ему крупная буржуазия. С этого момента фашиствующие организации начали возникать, кажется, во всех западных странах.

В той же Германии после окончания Первой мировой возникла и «Антибольшевистская лига», объединившая 50 крупных немецких промышленников и банкиров, и «Июньский клуб» (будущий «Немецкий клуб господ»), соединивший этих предпринимателей со старой аристократией — с тем же посылом, что и у Морраса. В эти организации входили такие важные фигуры Третьего рейха, как будущий рейхсканцлер Франц фон Папен, а также главные фашистские промышленники Стиннесы (глава рода — Гуго — умер в 1924-м, но его наследник шёл по той же дорожке) и Альберт Фёглер. На их же предприятиях — уже после Второй мировой войны — работали нацистские преступники типа оберфюрера СС Эриха Гритцбаха (личного референта Геринга) или «палача Дании» Вернера Беста.

В народной среде процветали так называемые ферейны — кружки, первоначально посвящённые изучением народной языческой культуры и мифов. Однако уже в 1891 году на их основе был создан «Пангерманский союз», самыми «яркими» членам которого были Альфред Гугенберг, Фридрих Ратцель (тот самый — создатель геополитики) и Эмиль Кирдорф (угольный промышленник, мало отношения имевший к «простому народу»). Они выражали идеи радикального национализма, арийства, расизма, а также выдвигали фашистские концепции вроде «жизненного пространства». Не пройдёт и пары десятков лет, как из ферейнов выделится движение «фелькише», которое возглавят просто оккультные нацисты: Гвидо фон Лист, Йорг Либенфельс и другие — продвигавшие прямое антихристианство, религиозный расизм и антисемитизм, германское арийство.

Эти процессы не обошли стороной и США. В американской элите уже к началу ХХ века жили основные предпосылки фашизма — антисемитизм, антикоммунизм и ненависть к народу — причём, похоже, именно в таком порядке. «Обрасти» прямыми связями с выражающими эти чаяния фигурами — такими, как Гитлер или Муссолини — было лишь вопросом времени.

Правый поворот

Достаточно обратиться к такой известнейшей фигуре, как Генри Форд, — американский промышленник, чья автомобильная империя раскинулась по всему миру, создатель конвейера и апостол капитализма. С 1919-го он — с присущим ему размахом — начинает охоту на «евреев и коммунистов». Он издаёт антисемитскую газету «Дирборн Индепендент», которая — по признанию самого Гитлера — открыла ему глаза на «еврейский вопрос». Агенты газеты, исследующие влияние семитов и «красных», разъезжаются по всему миру, вплоть до таких неожиданных мест, как Япония (впрочем, не чуждой в те времена социалистическим настроениям).

«Нью-Йорк Таймс» в 1923 году писала: «Баварский ландтаг уже давно был осведомлён о том, что гитлеровское движение частично финансировалось главарём американских антисемитов Генри Фордом… Один из фордовских агентов встретился с Дитрихом Эккартом… Гитлер открыто хвастается поддержкой мистера Форда и превозносит его… как выдающегося антисемита». В 1938 году (на пике международной популярности Гитлера) Форд получил высшую иностранную награду Германии — «Большой крест немецкого орла». В 1940-м он уже отработал награду: его заводы выпускали автомобили и двигатели для самолётов Рейха, в то же самое время аналогичный запрос от Британии был отклонён.

Третья составляющая названной в начале формулы — ненависть к народу — тоже четко прослеживается в действиях Форда. Он прославился своей борьбой с профсоюзами и рабочим движением. В частности, на этом фронте работ большую роль сыграл сотрудник Форда Гарри Беннет, которого подозревали в использовании для подавления рабочих босса детройтской мафии Лестера Ламара и свои связи с легендарным главой ФБР Джоном Гувером.

С Гувером — которого можно рассмотреть как представителя спецслужб — та же история. В 1919 году он возглавил разведывательный отдел при минюсте США — названный почему-то General Intelligence Division (GID, судя по участию в его формировании белоэмигрантов типа Бориса Бразоля, аббревиатура — не случайна), также известный как отдел по борьбе с радикалами и большевистской угрозой.

К 1921 году усилиями Гувера «на карандаше» у минюста находилось 450 000 «подозрительных лиц», были проведена крупная волна репрессий в истории США (поспорить с ней может разве что эпоха маккартизма и начало 1930-х годов).

Я не буду сейчас останавливаться на роли белоэмигрантов во всех этих процессах — она была, конечно, огромна. Люди типа Бориса Бразоля — работника госдепа, члена комиссии Клейтона Ласка (занимавшейся почти тем же, что и GID), близкого друга Генри Форда (по его заданию Бразоль в 1926 году разыскивал доказательства ритуального убийства царской семьи евреями — то, что не так давно не стеснялись говорить на каналах федерального телевидения, споря про Петра Войкова), соавтора и главного пиарщика «Протокола сионских мудрецов» — вошли в американский истеблишмент, как нож в масло, что видно уже из перечисленных «регалий». И обеспечено это было консенсусом вокруг тех же трёх принципов: антисемитизм, антикоммунизм, народофобия. Странно наблюдать, как в последние годы набирают популярность личности, адресующие именно к этой «белогвардейской формуле», возвеличивающие всяческих «белых» пособников Гитлера.

Вдвойне странно, когда этому вторят люди, занимающие высокие посты во власти, — открывая мемориальные доски «белым героям», устраивавшим на территории Финляндии геноцид русских, охоту на коммунистов и пришедшим к власти на германских штыках. Однако вернусь к теме…

Левый поворот

К началу 1930-х описанные выше настроения достигли своего пика. Этому способствовала тяжёлая экономическая ситуация в Штатах, породившая волны безработицы, голода и народного протеста. Многие знают термин «Великая депрессия», но мало кто представляет масштаб тогдашних американских проблем. И ещё меньше говорят, как на это реагировала «просвещённая» западная элита.

В 1930—1932 годах в США нарастают демонстрации безработных, требующих «работы и хлеба». По всей стране растут «Гувервилли» (по имени тогдашнего президента Герберта Гувера) — стихийно возникающие города с домами, сделанными из подручного материала, в которых находили прибежище потерявшие работу американцы. Ситуацию ухудшили «пыльные котлы» — бури, уничтожавшие сельское хозяйство на огромных площадях американских равнин. Здешние фермеры делали ставку не на правильное и бережное использование почвы, а на большой размах посевов — что привело к эрозии и, буквально, сдуванию слоёв плодородной почвы ветрами. Про последствия этой катастрофы напишет свой роман «Гроздья гнева» Джон Стейнбек.

Американская элита в данной ситуации решила последовать классическому образцу буржуазного поведения, описанному ещё лордом Байроном:

Орава ткачей, это стадо смутьянов,

От голода воя, на помощь зовет —

Так вздернуть их оптом под дробь барабанов

И этим исправить невольный просчет!

Нас грабят они беспардонно и ловко,

И вечно несыты их жадные рты —

Так пустим немедленно в дело веревку

И вырвем казну из когтей нищеты.

Сборка машины труднее зачатия,

Прибыльней жизни паршивый чулок.

Делу торговому и демократии

Виселиц ряд расцвести бы помог.

1932 год стал звёздным часом для прославленного (позже) военачальника Дугласа Макартура. Он с радостью возглавил борьбу с народным негодованием — естественно, с помощью кавалерии, танков и отравляющего газа. В истории остался его разгром демонстрации армейских ветеранов при Анакостии-Флэтс — когда на мирных протестующих была брошена вся мощь американского оружия.

Параллельно, с 1930 по 1933 года, работал комитет по расследованию коммунизма — депортировавший за время своего существования около 74 000 человек, заподозренных в симпатиях к «левым».

Зато глашатаи элитного мнения своих симпатий не скрывали. Председатель комитета сената США по иностранным делам Кей Питтмэн расхваливал Гитлера: «Человек мужества и усердия… крестоносец… в борьбе с большевизмом». Публицист из рядов консерваторов В. Джордан, посетив в 1931 году торговую палату, делится следующим впечатлением: «В считанные месяцы экономический диктатор, подобный Муссолини, может побудить их маршировать в красных, белых, синих рубашках, приветствуя какой-нибудь новый символ».

Как грибы после дождя растут нацистские организации, устанавливающие связи с «авангардом фашизма» в других странах. «Серебряные рубашки», устанавливающие связи с Гитлером и Муссолини, основанные на следующий день после прихода нацистов к власти в Германии. Христиане со свастикой, чем-то напоминающие ку-клукс-клановцев — под лидерством «почетного командора ордена рыцарей белой камелии» Дж. Дитериджа. Бывших военнослужащих — в лучших традициях фашистских переворотов — объединили в «Американский легион», командор которого посещает Муссолини и делает его почётным членом «американской фашистской организации».

Легион ищет возможности для начала военного переворота, но их «сдают», после чего конгресс США проводит расследование, приведшее к следующим выводам: «Некоторые лица сделали попытку создать фашистскую организацию в нашей стране. Не подлежит сомнению, что подобные планы обсуждались, разрабатывались и могли бы быть приведены в действие…»

Уже после прихода Рузвельта к власти, активизируется некий «Чёрный легион», организующий массовый террор против сторонников нового президента. В 1934 году, при поддержке Дюпонов и Морганов, при участии уже существующих фашиствующих движений создаётся «Лига американской свободы» — впрочем, прибегавшая больше к пропаганде и информационной войне, чем к насильственным действиям…

Но суть не в конкретных случаях — их можно (а может, и нужно) разбирать долго. Суть в том, что организаций таких было много, и направленность их была очевидна.

Вся эта череда событий, особенно проводимый властями «страны свободы и демократии» террор против собственного населения, и реальная угроза фашистского переворота в США, возымели логичный эффект: народные силы — в лице рабочих комитетов и представителей фермеров — сплотились и получили поддержку части элиты, не готовой к дальнейшей радикализации обстановки. Конечно, немалую роль здесь сыграл и национальный фактор: накалённый антисемитизм не мог не принудить к действию евреев, не имевших в тогдашних Штатах политических позиций, но владевших внушительными экономическими возможностями.

Элиты США решили не играть с огнём — и пойти на мнимый компромисс с условно «левыми» силами. Ключевой фигурой в запланированной ими «многоходовке» должен был стать Франклин Делано Рузвельт.

Игрушка с секретом

Рузвельт был во всех отношениях удобной фигурой: семья его принадлежала к аристократии, вошедшей в ряды крупной буржуазии. С юности он прославился как франт, авантюрист, любитель женского общества — в общем, как человек ветреный и, потому легко управляемый. Тяжёлая болезнь — полиомиелит — полученная им в 1921 году, лишь закрепила за ним образ «слабого, подверженного влияниям инвалида».

В годы перед участием в президентской гонке он вёл вполне «социальную» политику — помогал бедным, много общался с избирателями, выдвигал экономическую программу (ставшую впоследствии «Новым курсом»), выражающую интересы народа. Но этот «пакет» не делал его в глазах элиты сторонником левых, коммунистов или «семитов»: популистская риторика для США тех лет была не менее обычна, чем сейчас. Каждый будущий президент обещал народу золотые горы — и, получая пост, забирал своё слово обратно; ровно так же, как последние президенты поступали с обещаниями «прекращения войн и вывода войск».

Даже рассматривая Рузвельта как политика с высоты времён, нельзя сказать, что он был каким-то убеждённым социалистом, тем более коммунистом. Скорее он оказался просто весьма прагматичным государственником, столкнувшимся с критической ситуацией в своей стране. Чего не скажешь про возникшее вокруг него окружение и те угнетаемые слои, что «уцепились» за Рузвельта как за свой последний шанс. Всё это в сумме: прагматичность, отсутствие особых симпатий как к правым, так и к левым, «розовые» сторонники — и увело историю с того пути, который ей пророчил коллективный Макартур.

Рузвельт стал первым политиком в США, взявшим в команду евреев, да ещё и симпатизирующих «красным»: Баруха, Лилиенталя, Оппенгеймера и многих других — получивших ключевые посты и оказавших колоссальное влияние и на «Новый курс», и на внешнюю политику Америки. Даже жена Рузвельта Элеонора была известна своими левыми взглядами. Однако главным «козырем» в команде Франклина Делано был его бессменный вице-президент — Генри Уоллес.

Генри Уоллес был не просто «розовым», он был полноценным и открытым коммунистом. В период своего вице-президентства он посещал СССР, стремился максимально укрепить связи двух стран, составлял радикально-левое крыло рузвельтовской команды. Сложно представить, что такого человека допустили бы к власти, если бы не патовая ситуация с профсоюзами и фермерами, явно не намеревавшимися терпеть голод и жестокие репрессии. По крайней мере «Нью-Йорк Таймс» оценивала её однозначно: «Капиталистической системе грозит гибель».

Еще отец Уоллеса в 1921—1924 годах был министром сельского хозяйства, и сам Генри был плотно связан с «землёй». Учитывая его опыт, а также общую «левизну», Рузвельт поручил Уоллесу наладить контакты с протестующим народом и как-то стабилизировать ситуацию с продовольствием и «социалкой». Именно Уоллес дал название рузвельтовской политике — «Новый курс».

Понятно, что радикалы от фашизма не сидели сложа руки. Начав с упомянутой террористической и информационной борьбы с Рузвельтом силами своих организаций, к 1935 году эти группы перешли в «лобовую атаку».

Рузвельту была выдвинута альтернатива в виде сенатора Хью Лонга — ещё в 1920-х он был участником небольших скандалов, связанных с его невнятной позицией по отношению к Ку-клукс-клану. В 1932 году он поддержал Рузвельта, но уже в 1933 заявил о себе как о его конкуренте. Лонг стал «говорящей головой» правого движения, выдвигая свою примитивную популистскую программу (суть которой сводилась к «разделу богатств» через пересчёт налогов) и критикуя «новый курс».

В помощь к Хью Лонгу выдвинулся «герой» Великой депрессии Дуглас Макартур, представлявший протестующих против Рузвельта военных. Третьей составляющей удара по Франклину Делано стал глава «Христианского фронта» Чарльз Кофлин — также бывший сторонник Рузвельта и «Нового курса». Программа его включала антисемитизм, антикоммунизм, открытую поддержку Гитлера и Муссолини, и была охарактеризована американскими либералами не иначе как «фашизм под крестом» (фашизм — в глазах священника — был противоядием от зла евреев и «красных»). Сам же Кофлин носил титул «американского Геббельса». В 1938 году он попытался воссоздать опыт нацистских штурмовых отрядов, организовав «Христианский фронт».

В 1935 году министр внутренних дел США Гарольд Икес объявил о том, что группа могущественных и состоятельных капиталистов планирует фашистский переворот под предлогом борьбы с коммунистической угрозой. Эта же тема горячо обсуждалась в международном коммунистическом движении — так, Георгий Димитров на VII конгрессе интернационала высказывался отнюдь не двусмысленно: «Нужна значительная доля схематизма, чтобы не видеть, что реакционные круги американского финансового капитала, атакующие Рузвельта, как раз представляют собой прежде всего ту силу, которая организует фашистское движение в Соединённых Штатах».

Тем не менее, по итогам политической борьбы Хью Лонг был убит, Макартур — сослан на Филиппины (где просидел 16 — впрочем, весьма продуктивных — лет), Кофлин же ещё действовал, но без особой общественной поддержки. Рузвельт получил относительную свободу для действия…

Исторический шанс

Известно, что после Второй мировой войны мир стал двуполярным: на политической карте образовалось два центра силы, собравших вокруг себя все остальные страны. Да, оставались условно нейтральные государства — но именно что «условно». В принципе, это положение устроило бы Рузвельта — с той принципиальной разницей, что биполярность должна была перерасти не в борьбу за единоличное мировое господство («Холодную войну»), а в некую мировую стабильность.

Не совсем ясно, на чём была основана эта мечта: на том ли, что Рузвельт всё время собирал вокруг себя левых, близких СССР деятелей — что должно было уменьшить разрыв с антикапиталистическим СССР; на том ли, что Сталин понимал колоссальные издержки борьбы двух «полумировых» систем — особенно видя возрастающую по экспоненте кровавость войн, Первой и Второй мировых…

В любом случае Рузвельт последовательно ликвидировал любые «очаги», способные стать ещё одним центром силы — опираясь в этом на Советский Союз. И поэтому главным противником США в период президентства Франклина Делано (да и позднее) не могла не стать Британская империя и лично Уинстон Черчилль.

Показательной в этом смысле была знаменитая Тегеранская конференция 28 ноября — 1 декабря 1943 года. В отсутствие Черчилля лидеры США и СССР свободно обсуждали возможность революции «снизу» в Индии — главном оплоте колониализма и имперской мощи Британии, который, в итоге, будет у неё отнят. В основных вопросах Сталин и Рузвельт выступали как оппоненты Черчилля: отказались от предложенных им действий на Средиземноморском фронте, в издевательском тоне обсуждали неприемлемые для него казни нацистского офицерского состава, заложили почву под передел Восточной Европы в интересах Советского Союза — и так далее. Доходило до того, что Черчилль в гневе покидал помещение.

Подобное заигрывание с СССР, концентрация в стране левых «элементов», а также обыгрывание советского опыта в экономике (проект перестройки долины Теннесси, вдохновлённый строительством ГОЭЛРО и ДнепроГЭСа, да и вообще кейнсианские подходы) — всё это не могло не беспокоить «правую» элиту США. Тем более, что после долгого затишья, наконец, сложились условия, благоприятные для её реванша. Благодаря умной экономической политике Рузвельта, экономический кризис миновал — более того, Соединённые Штаты вышли из войны с колоссальной прибылью и базой для дальнейшего роста. Внешнее влияние США также стало большим, чем когда-либо. Вместе с тем, здоровье самого Рузвельта становилось всё хуже и хуже — ещё на конференциях 1943 года он испытывал приступы слабости и оказывался вынужден прерывать переговоры. Количество же его врагов всё возрастало — у американской элиты были все основания объединяться и с британцами, и с готовящимися к бегству нацистами, и с любыми другими противниками «красного сценария» в мировой политике.

Впрочем, этот период истории покрыт тайной: Франклин Делано тяжело болел ещё с 1921 года, противников у него всегда было много, а вот таких позитивных результатов, поддержки и сплочённой команды у него ранее не было. В любом случае, события получили крутой поворот.

Приведу показательный случай. Ещё в 1944 году Рузвельт предпринимает очередной шаг по реализации своей стратегии «двуполярного мира»: несмотря на протесты Черчилля и части американской элиты (в числе её был, например, будущий директор ЦРУ Аллен Даллес), он подписывает план министра финансов США Моргентау о деиндустриализации Германии. Расчёт был на то, чтобы не дать Германии восстановиться и стать фигурой в игре против советско-американской гегемонии. Однако уже через 2 недели Рузвельт встречается со своим старым политическим противником — госсекретарём Корделлом Халлом (несмотря на пост, Франклин Делано всегда обходил Халла стороной) — и обещает ему не трогать немецкую индустрию. Когда же к нему является Моргентау с подписанными самим президентом бумагами, то Рузвельт отвечает ему нечто неопределённое в стиле: «Это неправда, я не мог этого сделать».

Франклин Делано, конечно, предчувствовал сгущающиеся над ним тучи. Он обрывает упомянутого уже Даллеса, когда тот совместно с главой итальянского гестапо готовит операцию «Санрайз», направленную на спасение и перевербовку нацистских преступников. В 1945 году, выступая перед конгрессом, Рузвельт предупреждает о том, что внутри антифашисткой коалиции зреет раскол — и играть на нём будут нацисты. Ему вторит Сталин, заявляя о том, что главный «куш» в послевоенном мире может достаться «пауку», всё это время сидевшему в центре сети.

Но настоящая битва была ещё впереди.

Чёрный реванш

В условиях болезни Рузвельта ключевой позицией в США становился пост вице-президента: если бы с президентом что-то случилось, то именно он автоматически становился исполняющим обязанности главы государства. Однако с начала 1941 года Франклин Делано отдал эту позицию Генри Уоллесу — пожалуй, самому левому и просоветскому политику из его окружения. И именно с атаки на него начался реванш.

В январе 1945 года Рузвельт внезапно снимает Уоллеса с поста. И ставит на его место своего злейшего противника и прямого конкурента — Гарри Трумэна. Особенно странным выглядит то, что за весь срок своего вице-президентства он встречался с Рузвельтом всего два раза; он был де-факто лишён всяких полномочий, не участвовал в решении и реализации политических вопросов и даже не знал о таких проектах, как создание атомной бомбы. Трумэн был очевидно чуждым элементом рузвельтовской системы.

12 апреля 1945 года Рузвельт внезапно умирает. Обстоятельства его смерти скрывались от общественности: вскрытия тела не проводилось, похороны прошли в закрытом опечатанном гробу, в официальной версии сразу нашли множество несостыковок, что породило целый ряд публикаций той или иной степени конспирологичности. К власти автоматически пришёл Трумэн, сразу же развернувшийся в отношениях к СССР на 180 градусов и разогнавший всю «красную» рузвельтовскую команду.

Последующие попытки Уоллеса пробиться в политику были жёстко пресечены — в американских СМИ была организована его травля на тему сотрудничества с Николаем Рерихом — оккультистом, бывшим, предположительно, ещё и агентом влияния СССР. Главными тут, впрочем, были нетрадиционные религиозные рерихианские воззрения, приписанные Уоллесу — для американского общества того времени это было несмываемым клеймом. Этот «компромат» пытались пустить в дело ещё в 1940 году, но тогда «клеветникам» пригрозили встречными разоблачениями. В 1947 же году во власти наступил противоположный консенсус.

Однако в США происходила зачистка и самой широкой базы опоры Рузвельта — она получила название «маккартизма» (по фамилии сенатора Джозефа Маккарти). Неслучайно возродилась формула «против евреев и коммунистов» — первой целью репрессий стали участники атомного проекта, привлечённые бывшим президентом, среди которых оказались Роберт Оппенгеймер, Альберт Эйнштейн и другие. На их место были привлечены кадры из Третьего рейха — дело далеко не ограничилось эсэсовцем Вернером фон Брауном, руководившим концлагерем «Дора», чей отец входил во внутренний круг рейхсфюрера СС Гимлера, а основной покровитель — генерал Вальтер Дорнбергер — был осуждён как нацистский преступник, но уже через 2 года оказался в компаниях американского ВПК.

Один только верховный комиссар зоны США в Германии Джон Маккой с 1949-го по 1951 год реабилитировал почти 2000 осуждённых нацистских преступников, среди которых оказались такие личности, как приговорённый к смертной казни печально известный «палач Лиона» Клаус Барбье (ставший агентом Корпуса контрразведки США) или химик из Освенцима, «знаток» отравляющих газов Отто Амброз (также переправлен в США, в концерн под управлением будущего советника Рейгана).

Не случайны и многие другие «нацистские курьёзы» США: возглавляющий Интерпол офицер СС Поль Диккопф (кстати, Интерпол отказался заниматься преследованием нацистских преступников) или Райнхард Гелен в форме генерала США.

Печальный итог

Крупный американский политик и публицист Гор Видал выдвигает такую оценку настроениям элиты США в начале 50-х годов: «Вы не представляете, каким безумным взглядом на вещи обладала в те дни американская аристократия — яростный антисемитизм, ненависть к низшим классам и неизбывное желание оградить свою собственность от любых посягательств». Эта оценка свидетельствует об одном: полном поражении Рузвельта и его «левого поворота». После серии поражений к власти пришли в США всё те же силы, что бесчинствовали в начале 30-х годов.

«История не знает сослагательного наклонения». Мог ли Рузвельт действительно пустить мировую историю по другим рельсам? Или ставка правых кругов всё же сработала, пусть и «вдолгую» — США оправились от кризиса, укрепили свои позиции, подавили народные протесты, грозящие радикальными перестановками — и всё вернулось «на круги своя».

Если бы Рузвельт, Уоллес и другие «левые» не пришли, что ожидало бы Америку и мир? Ещё одно фашистское государство, которое помогло бы Гитлеру завоевать СССР — и всё человечество? Или же коммунистическая революция в «передовой западной стране», которая качнула бы мировые политические весы совсем в другую сторону?

Что означает эта слабость Рузвельта в последние месяцы его правления — эта сдача Германии, Уоллеса и много чего ещё? То, что он так и не стал независимой политической фигурой, или же просто чрезмерную силу правых настроений в США?

Сказать сложно. Единственное, что я хотел бы напомнить в конце — это о героизме попавших под послевоенные репрессии сторонников Рузвельта. Видя, как резко поменялась политика США — и, в особенности, какую ставку американская элита делает на фашистов — многие из них действительно старались спасти не только себя, но и весь мир.

В советское время была широко известна история четы Розенбергов — Юлиуса и Этель. Через них участники атомного проекта США передавали данные о разработках ядерной бомбы в СССР, что в немалой степени позволило советским учёным создать это оружие и сковать руки американской элите, уже «прославившейся» своей жестокостью и беспринципностью в Дрездене, Хиросиме и Нагасаки.

В конечном счёте, история решалась не только в США — но и в Советском Союзе. Именно его внутренние проблемы позволили «пострузвельтовским» американцам получить мировую гегемонию — и начать по всему миру кровавые бесчинства, «вбомбить в каменный век и средневековье» мирные страны и бросить в топку самого мрачного и безумного фундаментализма целые регионы.

Настала пора осознать, каких чудовищ мы впустили в мир своею слабостью, — и, с этим осознанием, приступать к работе.