Недавно министерство финансов Таджикистана сообщило, что достигло соглашения с Китаем об инвестировании в таджикскую экономику 6 млрд. долларов в 2015-2017 гг. Об этом еще осень объявил заместитель министра Джамолиддин Нуралиев, подчеркнув, что таким образом страна хочет застраховаться от последствий экономических проблем России, вызванных падением мировых цен на нефть и санкциями. Предполагаемая сумма инвестиций является колоссальной для Таджикистана и составляет более 26% ВВП за 2013 год. Также сумма очень значительна и в сравнении с обычным потоком инвестиций, не превышающим в последние годы 200 млн. в год. В более длительной перспективе, по данным республиканского МИД, за весь период 2002-2013 гг. в республику удалось привлечь лишь менее 2,3 млрд. долл. иностранных инвестиций. Из них 855 млн (36,7%) приходили из стран СНГ, 320 млн (14,1%) — из Китая. Однако в случае реального проникновения в Таджикистан инвестиций объемом более 2 млрд. долл. в год баланс в экономике республики — полностью изменится, а Россия — потеряет свое положение ключевого инвестора в таджикскую экономику.

Прежде всего, речь о политических последствиях этого события, которые видимо, вполне осознаются в Душанбе. Тот же Д. Нуралиев заявил в интервью «Financial Times», что «Таджикистан может попасть в экономическую зависимость от Китая», но нужда в дополнительных инвестициях на фоне замедления экономики России делает выбор безальтернативным. «Мы обозначим границу [экспансии КНР], но не сегодня. Нам необходимо уравновесить один риск другим» — подчеркнул он.

Важно понимать, что опасения китайской экспансии в случае Таджикистана, пожалуй, наиболее обоснованы в сравнении с другими странами постсоветского пространства. Если в большинстве других стран она носит характер скупки активов или, в худшем случае, потоке трудовых мигрантов, то Душанбе уже пришлось столкнуться с существенными территориальными потерями. В 2011 г. Таджикистан лишился в результате серии уступок 5,5% своей территории или 28,5 тыс. кв. км. Потерянные территории находились в малонаселенных горных районах Памира, однако их уступка была столь резонансным событием, что о подписании последних соглашений в 2011 году республиканская пресса сообщала населению с большой задержкой.

Впрочем, пока речь идет исключительно о взаимовыгодной финансовой активности на территории Таджикистана. В ноябре пресса сообщала, в частности, о намерении горно-металлургическая компания Китая (CNMM) собирается вложить $250 млн. долл. в разработку таджикского месторождения золота «Пакрут», разработка должна начаться. Еще 100 млн. долл. Аграрный Банк Китая планирует вложить в кредитования таджикистанского сельского хозяйства. Кроме того, на правительственном уровне планирует выделение нескольких льготных кредитов строительство железной дороги Душанбе-Курган-Тюбе, второй очереди Душанбинской ТЭЦ-2, а также строительство предприятий по производству криолита, фтористого алюминия и сульфатной кислоты.

Есть надежда, что такие инвестиционные проекты смогу изменить к лучшему структуру экономики. В настоящий момент таджикистанская промышленность занимает второстепенное место в структуре ВВП (13%), и ее значительно превосходит сельское и лесное хозяйство (21,1%), торговля (15,7%), транспорта и связь (почти 14%). Очевидно, что при столь слабом реальном высокотехнологичном производстве стране крайне сложно повысить ее благосостояние. Таджикистан долгое время пытался сделать ставку на развитие гидроэнергетики, однако проект Рогунской ГЭС, который планировалось реализовать при участии России и международных организаций, тормозился из-за противодействия Узбекистана, опасающегося ограничения доступа к водным ресурсам. Сейчас, после того как проект был, наконец, одобрен Всемирным Банком, есть вероятность что работы по нему активизируются, но до этого момента китайские инвестиции остаются единственным способом резко ускорить рост таджикистанской экономики.

Правда, нужно учитывать, что Таджикистан представляет для Китая больший интерес не в качестве собственно объекта для инвестиций в реальный сектор, а в качестве транзитной зоны при сообщении с Туркменистаном и Ираном. Прежде всего, речь и прокладке трубопровода Туркменистан-Узбекистан-Китай, предназначенного для транспортировки газа из Центральной Азии китайским потребителям. На текущий момент действует маршрут Туркменистан-Узбекистан-Казахстан, но этой осень было начато строительство ветки через Таджикистан емкостью 30 млрд кубометров газа в год и до 1000 км длинной.

Кроме того, существует проект кружной железной дороги Китай-Иран по маршруту Киргизия-Таджикистан-Афганистан. Несмотря на напряженную ситуацию на афганской территории эта инициатива вполне реализуема, так как ветка должна идти через наиболее спокойные провинции севера и запада страны, где можно обеспечить сравнительно стабильное сообщение. (Напомним, ветка из Узбекистана в Мазари-Шариф успешно действует уже сейчас, несмотря на войну, существуют даже планы ее продления до Герата).

Активизация транспортного сообщения КНР с партнерами в Центральной Азии и на Среднем Востоке через территорию Таджикистана принесет республике не только транзитные выгоды, но и позволит активизировать двусторонний торговый оборот.

Проблема, однако, в том, что экономическое сотрудничество с Китаем несет в себе и выгоды и риски. Проникновение в экономику больших масс юаней, в том или ином качестве, автоматически стимулирует импорт китайских товаров, которые итак играют большую роль на потребительских рынках республики. Проблема в том, что получение инвестиций из страны-импортера само по себе провоцирует сценарий «проедания» полученных средств. Такая судьба, в частности, постигла кредиты и гранты в свое время предоставленные Грузии США и ЕС. Республика не смогла использовать большинство из них для развития собственного реального производства, зато столкнулась с дефицитом платежного баланса и зависимостью от импортных товаров, подавляющих собственный бизнес.

В 2013 году размеры китайского импорта в Таджикистан достигли, по данным национальной статистике, 595 млн. долл., что на 22% больше, чем в прошлом году. Однако есть основания полагать, что существует серьезнейший недоучет «серого» импорта китайских товаров, так как статистика Пекина оценивает его объемы в 3-4 раза больше, чем выше приведенные данные из Душанбе. Так или иначе, объем таджикистанского импорта из Китая, даже по официальным данным, уступает только поставкам из России и Казахстана. На фоне притока юаней в национальную экономику он может резко увеличиться и занять первое место.

Уже сейчас вал импорта иностранных товаров в Таджикистан — неадекватно велик. Его стоимость (4,1 млрд. долл.) составляет около 50% по отношению к национальному ВВП, а дефицит внешней торговли достигает 2,9 млрд. Дальнейшее «раздувание» китайского импорта, который уже с 2010 года демонстрирует устойчивый рост, может нанести серьезный вред таджикистанскому бизнесу. В долгосрочной перспективе китайский импорт может буквально «задавить» некоторые отрасли отечественной промышленности, если правительство не предпримет мер по регулированию финансовых потоков рамках национальной экономики.

Конечно, это во многом классическая проблема постсоветских экономик, которые на различных этапах сталкиваются с возможностями привлечения больших объемов зарубежных финансовых средств в рамках ресурсных, транспортных или даже чисто политических проектов. Но опыт показывает, что они — не абсолютные блага. «Принимающая сторона» должна найти возможности использовать их так, чтобы они способствовали ее долгосрочному экономическому развитию, а также суметь не попасть в политическую зависимость от партнеров. Да, как мы упоминали выше, в большинстве случае Пекин пока не стремится к жесткой экспансии и подчинению себе сопредельных государств. В настоящий момент его инвестиционные инициативы обычно решают чисто экономические задачи, связанные с доступом растущей экономики к необходимым ресурсам. Однако ситуация может в любой момент измениться, если китайское руководство внезапно сочтет, что уже готово изменить модель поведения на международной арене.

Разумеется, эти опасения не являются поводом для отказа от сотрудничества с одним из ближайших соседей, но лишь основанием для анализа рисков и выгод уже сейчас, а не откладывания процесса «обозначения границ» на некое отдаленное будущее.