Г-н министр, на днях отмечался юбилей карабахской дипломатии. С каким багажом успехов и неудач Вы пришли к нему?

Конечно, 10 лет для истории - не такой уж большой срок. С другой стороны, для такой молодой республики, как наша, чьей независимости всего 12 лет, 10 лет ее внешнеполитического ведомства - срок довольно солидный. Полагаю, он позволяет оценить тот политико-дипломатический путь, который мы успели преодолеть. За десять лет карабахские дипломаты проделали огромную и кропотливую работу, связанную с переговорами в различных форматах - двусторонних с Азербайджаном, трехсторонних в рамках российского посредничества между Нагорным Карабахом и Азербайджаном, а также под эгидой Минской группы СБСЕ/ОБСЕ. Деятельность МИДа была направлена также на укрепление и развитие государственных институтов, формирование основ для установления дипломатических связей нашего молодого государства со многими странами мира, доведение до мирового сообщества целей и позиции НКР, последовательно добивающейся своего международного признания. Порой сотрудникам МИД НКР приходилось работать в экстремальных условиях, связанных, в частности, с войной.

Если смотреть на вопрос шире, то к числу неудач можно отнести тот факт, что нам не удалось пока достичь подписания окончательного мирного договора с Азербайджаном. На то, разумеется, есть свои объективные причины, поскольку судьба переговорного процесса зависит не только от нас. В условиях, когда Азербайджан наотрез отказывается от переговоров с участием Нагорного Карабаха, говорить о существенном прогрессе в урегулировании не приходится. Но все же сегодня мы можем с уверенностью констатировать, что вопреки усилиям Азербайджана Нагорно-Карабахская Республика, давно уже ставшая серьезным фактором в регионе, воспринимается стороной конфликта и равноправным участником переговорного процесса, что не раз подтверждали и сами посредники. Нам удалось заметно укрепить политический вес и международный авторитет нашего государства, что позволяет в нынешней непростой геополитической ситуации успешно представлять и защищать интересы НКР.

Г-н министр, что Россия как государство может сделать для Нагорного Карабаха?

В принципе, роль России ощущается не только Нагорным Карабахом, а всеми субъектами нашего региона. Исторически сложилось так, что несколько десятилетий мы жили в одной семье. Но и до того роль России, особенно для армянской части региона, была огромна. Не хочу вдаваться в исторические подробности - это и Гюлистанский, и Туркменчайский договоры, и многое другое. За все это время российская культура внедрилась здесь настолько глубоко, что сейчас невозможно одним махом все отбросить, хотя такая угроза, хотели мы того или нет, признаюсь, была. После развала Советского Союза сложилась такая ситуация, что все бывшие его субъекты были заняты своим внутриполитическим обустройством. Хотя необходимо отметить, что именно Россия первой предприняла попытку усадить стороны за стол переговоров. Российская посредническая инициатива с самого начала стала, пожалуй, одним из тех эффективных элементов, который в дальнейшем привел к установлению перемирия в зоне нагорно-карабахского конфликта.

Никто сейчас не сможет оспорить тот факт, что прекращение огня на линии соприкосновения вооруженных сил Нагорного Карабаха и Азербайджана было установлено при содействии и непосредственном участии РФ. И не случайно, что на протяжении последних 10 лет во всех посреднических форматах Россия неизменно участвовала, другие же посредники периодически менялись. Формат сопредседательства Минской группы ОБСЕ "Россия - США - Франция" сохраняется до сих пор. Что может сделать Россия конкретно для НКР? Я думаю, вопрос в таком контексте, может быть, к сожалению для России, сейчас не стоит. Российская Федерация официально занимается урегулированием проблемы. И вы, наверное, уже заметили, что зачастую посредникам, в частности, России приходится выслушивать шквал обвинений в пристрастности к той или иной стороне. Ситуация сложилась таким образом, что на сегодня единственным государством, оказывающим помощь НКР независимо от позиции Азербайджана, являются США. В 1998 году решением американского Конгресса Нагорному Карабаху было предоставлено 20 млн. долларов под различные гуманитарные проекты. Сравнительно недавно на ближайшие несколько лет в тех же целях выделено еще 15 миллионов. Думаю, имея такой прецедент, Россия также могла бы принять деятельное участие в поствоенном восстановлении Нагорного Карабаха.

Вы отметили только финансовую помощь, а как насчет помощи политического характера?

Тот факт, что Россия является сопредседателем Минской группы, уже говорит о многом. В последнее время наблюдается также определенная активизация в общественном формате и в российских аналитических кругах. К примеру, несколько месяцев назад бывший спецпредставитель Президента РФ по карабахскому урегулированию Владимир Казимиров созвал в Москве конференцию, посвященную поиску путей карабахского урегулирования. Но тут возникает вопрос - а насколько это полезно? Цели, которые он поставил перед собой или перед этой конференцией, вытекают, конечно же, из озабоченности, существующей ныне в российском истеблишменте. Это тот потенциал, который Россия вне рамок Минской группы может реализовать. Но дело в том, что сами стороны пока не готовы это воспринять.

И Карабах тоже?

Я не хочу выделять Карабах как готовый ко всему субъект. Признаться, зачастую в ходе общественных обсуждений участники не могут отойти от официальных позиций. Представители неправительственных организаций и других общественных структур хоть и пытаются сблизить позиции сторон, но оказываются в таком положении, когда кроме официальной позиции своих стран и правительств ничего нового, ничего свежего представить посредникам и друг другу не могут. Участвуя в подобных форумах, я пытался сделать для себя анализ и пришел к выводу, что ничего после достижения перемирия не было сделано для установления атмосферы доверия между сторонами. Стороны настолько отдалены друг от друга, в обществах так глубоко засела взаимная неприязнь, что без предварительной работы достичь чего-нибудь будет невозможно. Карабахская сторона несколько лет назад представила посредникам целый перечень мер по установлению доверия между сторонами. По сути, это шаги, далекие от политики и не требующие особых капиталовложений. Эти меры и сейчас остаются актуальными, однако наша инициатива до сих пор остается без ответа. А ведь на линии соприкосновения солдаты стоят друг против друга. Летом там возникают случаи эпидемий, особенно в низменностях, где порою происходят вспышки малярии. Случаются пожары с обеих сторон - горят поля пшеницы. А атмосфера доверия, необходимая для того, чтобы договориться о проведении каких-то совместных мероприятий, отсутствует. Азербайджанская сторона отказывается сотрудничать даже в подобных случаях.

В последнее время налицо активизация европейских структур в кавказском направлении. Каких плюсов и каких минусов вы ждете от этой активизации?

Действительно, в последние годы Совет Европы, Евросоюз и другие европейские структуры активизировались. Думаю, это является доказательством нового и заинтересованного отношения международного сообщества к будущему Нагорного Карабаха и региона в целом. С одной стороны, заинтересованность в решении проблемы со стороны евроструктур - это хорошо, проблема становится предметом обсуждений для более широких кругов. Но, с другой, существует большая вероятность запутаться в этих инициативах. Как бы ни было, Минская группа до сих пор является той конкретной структурой, которая вплотную занимается проблемой Нагорного Карабаха, и зря некоторые пытаются свалить свои собственные оплошности на ее сопредседателей. С началом предвыборной кампании это стало особенно заметно в Азербайджане. Так или иначе, несмотря даже на смену представителей стран-сопредседателей, в этой группе накоплен огромный опыт и огромный потенциал, имеются необходимые ресурсы, все опробованные и не опробованные предложения. Создание другой структуры или другой организации, параллельно занимающейся урегулированием, нецелесообразно. Так что активизация европейских структур, считаю, должна идти лишь в подмогу Минской группе ОБСЕ.

Очевидно, что действия европейской бюрократии вряд ли будут подчинены Вашим пожеланиям. На том уровне понимания проблемы, который существует в пределах европейской бюрократии, учитывая все факторы влияния на нее и механизмы подготовки документов, европейские структуры очень скоро могут принять технические, промежуточные или подготовительные документы, которые однако вскоре могут иметь необратимый политический характер. На, вполне возможно, поспешных экспертных оценках, которые будут легитимированы европейской бюрократией, может быть основана и навязана определенная программа действий, и, как показывает опыт Косово, любая техническая "ошибка" может превратиться в катастрофу. Как этого избежать? Готов ли Карабах в инициативном порядке ответить на европейские вызовы на языке новой европейской риторики?

Конечно, такая озабоченность существует. Но когда я говорю о посреднических услугах, я имею в виду ту ситуацию, которая есть. Мы давно говорили о том, что кратчайший путь достижения мира - это прямые переговоры между Карабахом и Азербайджаном. В то же время мы понимаем, что в ближайшее время Азербайджан просто не пойдет на такой шаг. Поэтому мы стараемся использовать то, что имеем.

Что касается опасности, связанной с позицией Европы по отношению к конфликтным зонам, то пока, на мой взгляд, карабахская проблема не является приоритетной для Европы. Вместе с тем в последнее время мы замечаем активизацию различных структур, научных организаций, которых интересует, чем живет сегодня НКР, наше законодательство, как соблюдаются в республике права человека, государство, которое мы построили. Год назад, в августе, мы провели президентские выборы и оценки международных наблюдателей впечатляют. Выборы - очень трудная политическая акция, но нам удалось представить миру объективную ситуацию. Народ идет на выборы, поскольку заинтересован в своем будущем. В последних выборах приняло участие около 80% населения НКР. Немаловажную роль в успехе выборов сыграл политический курс руководства НКР на построение демократического гражданского общества, обеспечение верховенства закона и реформирование практически всех сфер общественно-политической и экономической жизни. Необходимо отметить, что демократизацию мы рассматриваем не как внутреннее дело, а как существенный элемент урегулирования конфликта. Ибо мы в полной мере осознаем, что только государство, в котором права человека ставятся во главу угла, может рассчитывать на поддержку международного сообщества. И мы встали на путь демократизации нашего общества не потому, что кто-то давит на нас, а потому, что развитие Карабаха мы видим именно в русле европейских демократических ценностей.

Готовы ли Вы к тому, что США поместят вопрос с Ираном в единый контекст с нагорно-карабахской проблемой?

Конечно, взаимосвязь, взаимозависимость современных международных отношений требует от нас ответственности и трезвости в оценке складывающихся реалий. Но думаю, что сейчас этот вопрос не стоит на повестке дня.

Мы исходим из того, что особая субъектность Карабаха только усиливает его позиции на переговорах. Очевидно, что сила двух армянских государств, хотя бы в принципе, больше силы одного азербайджанского и другого пара-государства. Тем не менее, представим себе идеальную гипотетическую ситуацию - Карабах признан. В каких отношениях он будет находиться в дальнейшем с Арменией? Что это будет - интеграция, конфедерация, растворение, унификация?

Если мы говорим о признании Карабаха, то нужно понимать, что речь идет о признании его как независимого государства. На данный момент мы настолько интегрированы с Арменией - это касается и экономики, и законодательной базы, и тем более культуры и языка, что, на мой взгляд, вопросы тут просто неуместны. Отношения настолько тесные, что я даже не представляю, какое определение может к этому подойти. Дело в том, что после достижения юридического признания НКР нагорно-карабахская проблема из международного трансформируется во внутриармянский вопрос.

Насколько для Нагорного Карабаха существенны отношения с другими непризнанными государствами постсоветского пространства - с Южной Осетией, Абхазией, Приднестровьем?

Мы, конечно же, со всеми ними поддерживаем связь. Но ситуация, в которой мы все находимся, не имея при этом общих границ и развитых коммуникаций, вынуждает нас ограничиваться уровнем информационного обмена и протокольными мероприятиями. Во всяком случае, экономической составляющей, и уж тем более военной, о которой так любят говорить в Азербайджане, в наших отношениях нет.

Насколько реально возобновление военных действий?

Логика показывает, что возобновление военных действий в ближайшее время нереально. Но мы всегда должны быть готовы к этому. Ведь окончательного мирного договора нет, и мы пока ограничиваемся лишь режимом перемирия. Временами на линии соприкосновения возникают напряженные моменты, но, на мой взгляд, стороны заинтересованы в сохранении режима прекращения огня. Хотя, конечно же, вероятность возобновления боевых действий полностью исключать нельзя. Поэтому, я еще раз повторю, что мы готовы к войне всегда. Во всяком случае, баланс сил, который был основой для установления перемирия, сохраняется.

Если Азербайджан разместит у себя базы США или НАТО и, опираясь на них, предложит использовать войска США или НАТО по линии соприкосновения, какова будет Ваша позиция?

Я думаю, что проскользнувшая недавно информация об этом была всего лишь попыткой прозондировать почву, уточнить позицию сторон. Не думаю, что размещение указанных баз - дело ближайшего будущего. И кстати, для Азербайджана это может иметь не только положительные последствия. По крайней мере, официальная позиция руководства НАТО сводится к тому, что Североатлантический альянс не собирается вмешиваться в разрешение нагорно-карабахского конфликта.