Олег Яловенко: Польша - неудавшийся союзник Гитлера?
Вместо эпиграфа: "Мы (Польша - ИА REGNUM) могли бы найти место на стороне Рейха почти такое же, как Италия и, наверняка, лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск" (Павел Вечоркевич).
"Героические черты характера польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания. В 1919 году это была страна, которую победа союзников после многих поколений раздела и рабства превратила в независимую республику и одну из главных европейских держав. Теперь, в 1938 году, из-за такого незначительного вопроса, как Тешин (имеется в виду Тешинская Силезия - ИА REGNUM) поляки порвали со всеми своими друзьями во Франции, в Англии и в США, которые вернули их к единой национальной жизни и в помощи которых они должны были скоро так сильно нуждаться. Мы увидели, как теперь, пока на них падал отблеск могущества Германии, они поспешили захватить свою долю при разграблении и разорении Чехословакии. В момент кризиса для английского и французского послов были закрыты все двери. Их не допускали даже к польскому министру иностранных дел. Нужно считать тайной и трагедией европейской истории тот факт, что народ, способный на любой героизм, отдельные представители которого талантливы, доблестны, обаятельны, постоянно проявляет такие нехватки почти во всех аспектах своей государственной жизни. Слава в периоды мятежей и горя; гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И все же всегда существовали две Польши: одна боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости" (Уинстон Черчилль. Вторая мировая война. Кн.1. М., 1991. С.147).
Появление 28 сентября 2005 в официальном органе Польской республики - газете Rzeczpospolita - интервью профессора Павла Вечоркевича многих людей, незнакомых с природой воинствующего польского национализма, повергло в шок. Наивные ожидали того, что проявится, наконец, "другая Польша". Та, которая, по словам Черчилля, борется за правду. Этого не произошло... Потому что в нынешних условиях этого не могло произойти.
Наивным людям в России, да и не только в России, давно пора понять и принять как данность, что Польша переживает сейчас период "триумфа", опять-таки с собственной точки зрения, а потому ненависть к таким соседям, как Белоруссия и Россия становится важнейшей составной частью польского политического мышления. Roma locuta, causa finita.
Во всем и всегда виновата Россия, как бы ни называлась эта страна. Спорить о нестыковках и бессмыслице, навороченной на страницах польского официоза, абсолютно контрпродуктивно. Прежде всего потому, что мы имеем дело с изложением весьма своеобразного символа веры, включающего в себя несколько несущих составных. К востоку от Буга для носителей этой религии начинается нечто абсолютно инфернальное, темное, злое, дикое - эдакий Lebensraum для польской культурной и политической активности, которую, соответственно, оправдывает все. Даже союз с Гитлером, об упущенной возможности которого так грустит г-н профессор. Естественно, что об ответственности Польши за развязывание Второй мировой войны, о ее участии в Мюнхенском разделе Чехословакии не сказано ни слова. Вернее - почти ни слова, так как налаживание союзнических отношений с нацистами при уничтожении другого славянского и к тому же преимущественно католического государства названо всего лишь "увеличением границы". Никаких моральных терзаний по этому поводу ни г-н профессор, ни интервьюировавший его журналист явно не испытывают и даже не пытаются задуматься о том, насколько изменилась ситуация в Европе после того как Германия, Польша и Венгрия вместе совершили это преступное деяние. Преступное именно с точки зрения интересов тогдашней Варшавы, получившей "увеличение границ" на несколько месяцев, и не заметившей или не сумевшей заметить (или понять?), что означал переход к Германии военных заводов в Брно (обеспечивших 1/3 потребностей вермахта в стрелковом оружии и артиллерии), 1500 танков и бронемашин чехословацкой армии (гораздо более современных, чем те, которые состояли на вооружении у поляков) и т.д.
Очевидно, когда речь идет об увеличении границ Польши в любом направлении, в Варшаве начинает действовать "готтентотская мораль": "Что такое добро? Это когда мы отнимаем коров у зулусов. А что такое зло? Это когда зулусы отнимают коров у нас". Совершенно очевидно, что отнятие Западной Белоруссии и части Украины у советских республик, Вильнюса у Литвы, Тешинской Силезии у Чехословакии были актами исторической справедливости и безусловного торжества справедливости, а последовавшая после 1945 г. кровавая и геноцидная депортация германского населения Шлезена и Поммерна силами новой польской власти (при широко известном сопротивлении Советской Армии и протестах даже советского НКВД) - проявлением "польской терпимости".
Впрочем, в последнем, как теперь становится понятно, виноваты точно не поляки, а Гитлер, не пожелавший правильно понять свои собственные интересы: "Мы могли бы найти место на стороне Рейха почти такое же, как Италия и, наверняка, лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск. Грустную ассоциацию, конечно, вызывает Холокост. Однако, если хорошо над этим задуматься, можно прийти к выводу, что быстрая победа Германии могла бы означать, что его вообще бы не случилось. Поскольку Холокост был в значительной мере следствием германских военных поражений".
Г-н профессор весьма сожалеет об упущенных для европейской цивилизации возможностях, которые состоялись бы в случае совместного похода на Москву германской и польской армий. Чем бы такой поход закончился с точки зрения современных европейцев? Ну, конечно, самое важное - стал бы возможен совместный парад победителей на Красной площади, который вместе принимали бы фюрер германской нации и маршал Рыдз-Смиглы. На фоне такого достижения, естественно, меркнет решительно все, но чеканная поступь нацистов и поляков по брусчатке могла бы, оказывается, иметь и другие, пусть менее важные, но все же приятные последствия. На мой взгляд, комментировать подобного рода высказывания - задача отнюдь не историка, а скорее психиатра, поскольку иногда некоторые националистические мифы приобретают черты навязчивых психозов.
На самом деле сотрудничество с нацистами в 1938 и 1939 гг. привело Польшу в тупик. Фактически польская дипломатия (которая, кстати, действовала в духе мечтаний профессора Вечеркевича) в значительной мере способствовала реализации внешнеполитических планов Гитлера. 23 мая 1939, т.е. на следующий день после подписания так называемого "Стального пакта" между фашистской Италией и нацистской Германией, на секретном совещании с высшим командованием вооруженных сил союзник и партнер тогдашней Польши Адольф Гитлер заявил: "Польша всегда была на стороне наших врагов. Несмотря на договоры о дружбе, Польша всегда намеревалась воспользоваться любым случаем, чтобы навредить нам. Предмет спора вовсе не Данциг (как считает г-н профессор - ИА REGNUM). Речь идет о расширении нашего жизненного пространства на востоке и об обеспечении нашего продовольственного снабжения. Нам осталось одно решение: напасть на Польшу при первой удобной возможности. Мы не можем ожидать повторения чешского дела. Будет война. Наша задача - изолировать Польшу. Успех изоляции будет решать дело".
Понятно, что для польского националиста, рассуждающего об упущенных возможностях в 1939, вовсе не обязательно знакомство с документами, давным-давно введенными в научный оборот, но все же... Звание профессора должно обязывать хотя бы к чему-то... Совершенно очевидно, что польская политика в чехословацком кризисе способствовала той самой цели, о которой говорил Гитлер, т. е. внешнеполитической изоляции Польши. Но разве это имеет какое-то значение сейчас? Сегодня важно совсем другое - создать начертание врага. Бессмысленное, но безобразное. Вдаваться в анализ картинок г-на профессора не возникает желания, но хочется узнать - каких ради благ в будущем пестуется эта ненависть? Для очередного благородного рыцарского акта, вроде избиения русских детей в Варшаве? Или это демонстрация психологической готовности завершить миссию фюрера германской нации в новых исторических условиях, например, в Белоруссии, и демократизовать злобных варваров силой оружия? Неужели здравый смысл окончательно покинул польскую науку и польскую политику? Если идеалом политики так называемой "новой Европы" является гитлеризм без Холокоста, - а именно такое впечатление складывается от публикации в польском официозе, - то в таком случае ничего хорошего в отношениях между Москвой и Варшавой не предвидится. И результат нового гитлеризма будет прежним.