Глобальная альтернатива России и Китая хоронит Pax Americana

У нынешнего визита президента России Владимира Путина в Китай и его переговоров с председателем КНР Си Цзиньпином — два среза: двусторонний и глобальный. На уровне первого из них речь идет прежде всего о расширении всестороннего сотрудничества в торгово-экономической, научно-технологической, социально-политической, военной и военно-технической и других сферах. Ключевой вопрос здесь — альянс двух стран в выправлении материально-технической составляющей глобального баланса сил, который в последнее тридцатилетие после разрушения СССР дал существенный крен в пользу США, НАТО и коллективного Запада. Второй, глобальный срез — и это самый важный, смысловой итог российско-китайских переговоров — создает фундамент для духовно-гуманитарной или, если угодно, цивилизационной составляющей диалога, которая формирует то, что автор этих строк не раз отождествлял с глобальной альтернативой западному доминированию. Четверть века назад Бжезинский высказался о недопустимости оформления в Евразии страны или союза, способного бросить вызов американским планам трансформации лидерства США в контролируемый ими же «центр мировой ответственности». С тех пор это метафизическое в своей сути заклинание превратилось в «максиму» американской политики, с которой связывалось настоящее и будущее мира как «заднего двора» коллективного Запада, своеобразной производной его «взгляда на жизнь». Разъясняя варианты возможной утраты этой ключевой доминирующей позиции, Бжезинский тогда упоминал и о российско-китайском союзе, уничижительно именуя постсоветское пространство «черной дырой», Китай — «региональной державой», а территорию между ними — «евразийскими Балканами».

Уполномоченный «глубинным государством» кукловод был так откровенен потому, что отстаивал генеральный тезис англосаксонской геополитики. Центр мира — Евразия, она же «Мировой остров» или «Хартленд». Ее прибрежное «пограничье» — лимитрофы или «Римленд»; в «Римленде» разворачивается борьба внешних сил против «Хартленда», осуществляемая в форме экспансии, в ходе которой «Римленд», хаотизируя и фрагментируя лимитрофы, продвигается вглубь континента, подрывая позиции его ключевых держав — России и Китая. «Разделяя — властвовать!» — провозглашали идеологи англосаксонского морского пиратства, рассчитывая воспользоваться наследием советско-китайских противоречий для «окончательного решения евразийского вопроса» в пользу Лондона и Вашингтона. Отмеченное в прошлом году двадцатилетие российско-китайского Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, положившего начало ШОС, — это история нашего общего противодействия западным планам, в ходе которой, выражаясь словами Мао Цзэдуна, «ветер с Востока одолевает ветер с Запада». Манифестом этой новой геоисторической константы (и реальности) и служит итоговый документ встречи лидеров двух стран — Владимира Путина и Си Цзиньпина, состоявшейся в Пекине в первый день Праздника Весны и XXIV зимней Олимпиады. За себя говорит и его название — «Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о международных отношениях, вступающих в новую эпоху, и глобальном устойчивом развитии».

Вот важнейший и говорящий фрагмент совместного итогового документа. «Россия и Китай выступают против действий внешних сил по подрыву безопасности и стабильности в общих сопредельных регионах, намерены противостоять вмешательству внешних сил под каким бы то ни было предлогом во внутренние дела суверенных стран, выступают против «цветных революций» и будут наращивать взаимодействие в вышеупомянутых областях». Что это, как не четкий и понятный месседж: «Лимитрофы вглубь Евразии больше более не сдвинутся, и пусть каждый, кто на это рассчитывает, оставит на сей счет свои надежды»? Добавим от себя, что теперь это только вопрос времени, когда эти лимитрофы поменяют вектор на 180 градусов и двинутся обратно к морскому побережью.

Углубленный анализ совместного заявления впереди, и он непосредственно связан с его практической реализацией. Сейчас же, по горячим следам только что принятого и обнародованного документа, следует обратить внимание на самые главные моменты, четко показав их связь с той самой глобальной альтернативой, которую, в противовес гегемонизму Запада, являет миру союз Москвы и Пекина. Итак, преамбула. Два момента. Первый — характеристика «новой эпохи стремительного развития и масштабных преобразований». «Односторонние подходы», «силовая политика», «вмешательство во внутренние дела». Против этого — растущее неприятие большинства. Запомним этот постулат, ранее, до перемены розы ветров с западного направления на восточное, составлявший фундамент западной монополии. Но времена меняются вместе с ветром. Второй момент: перечень общечеловеческих ценностей. «Центральная роль ООН, миропорядок, основанный на международном праве, подлинная многосторонность». Но главное: «уважать права народов на самостоятельный выбор пути развития своих стран» — вынесено в преамбулу, а вот то, что касается «демократии и прав человека» — это уже за ее пределами, то есть частный случай. «В зависимости от общественно-политического устройства, истории, традиций и культурных особенностей конкретного государства его народ вправе выбирать такие формы и методы реализации демократии, которые соответствуют специфике данного государства», — это то, что звучало из Москвы и Пекина неоднократно. И все верно, но все-таки обратим внимание: ПРАВО НАРОДОВ вынесено вперед ПРАВ ЧЕЛОВЕКА. Это симптоматично, и это правильно. Парадигма капитализма: индивид вперед общности, парадигма социализма — общность, ассоциируемая с народом, вперед индивида.

Второй принципиальный вопрос совместного заявления: глобальное измерение реализации демократических принципов. Демократия внутри не сочетается с диктатом вовне. Одно из двух: или снаружи — не диктат, или внутри — не демократия. В нашем случае очевидна справедливость второго утверждения, которая получает подкрепление от авторитетных умов самого Запада. Уильям Энгдаль, раскрывший многие темные планы глобалистов, ассоциирует западную «демократию» не с демократией, а с тоталитаризмом — «тоталитарной демократией». Колин Крауч, не менее авторитетный ученый, вообще говорит о «постдемократии», и эта точка зрения асимметричным образом подкрепляется мнением ряда российских исследователей истории Церкви, говорящих о «постхристианских» императивах современного Запада, метафизика которого пережила транзит от Веры к ее оккультному отрицанию под видом «укоренения» в этой «вере».

Универсальность прав человека восходит к Всеобщей декларации 1948 года. Это положение не детализируется, а зря. Можно было бы вспомнить, что в этом документе речь шла именно о правах ЧЕЛОВЕКА, которые в последующих инкарнациях этой темы шаг за шагом приобрели двусмысленное и противоположное по сути толкование прав МЕНЬШИНСТВ, сначала языковых, затем этнических и, наконец, сексуальных. Путь от Всеобщей декларации к «гендерному» подходу и «толерантности» занял долгое время, но с распадом СССР движение по нему кратно ускорилось и привело к краю пропасти, в которую мир заглядывает сегодня. Именно поэтому Москва и Пекин — за возвращение к «скрижалям»: права и свободы каждой конкретной личности заканчиваются там, где начинаются права и свободы остальных членов общества, то есть общественные интересы. Это уже не геополитический вызов западному ревизионизму, это ему — смысловая, экзистенциальная альтернатива. Мы не до конца осознаем, что означает ее появление сегодня, на стыке эпох, многократно ускоряющем глобальную турбулентность. Но понять это на самом деле очень просто: достаточно напрячь воображение и представить, будто ни Китая, ни России в их современном виде не существует. И мысленно вернуться в 90-е годы, задавшись вопросом: «Есть ли у человечества шанс?» И задумавшись на эту тему, внезапно выяснить, что шансов нет, и спасти может только чудо. Вот оно и произошло, иначе глобальная игра давно уже оказалась бы сыгранной, причем, безвозвратно.

Третье, что в документе требует дополнительного внимания, — апелляция к Повестке дня ООН в области устойчивого развития. Тема требует уточнения. Это не «зеленый» вопрос, в котором Запад навязывает нам свою волю, как принято думать. Во-первых, для Запада, особенно для Джо Байдена, который, придя к власти, первым делом восстановил США в Парижском соглашении, данная тема — способ продвинуть гегемонию, который, в свою очередь, тесно связан с эпидемиологической темой. А та — с императивом Клауса Шваба о том, что «как прежде, до пандемии, уже не будет». Автору этих строк не раз приходилось обращать внимание на признаки рукотворности «политического вируса», и возникает вопрос: почему сейчас Запад эту «пластинку» меняет, точнее, все очевиднее отменяет? Во-первых, конечно же, «тема не пошла». Нет практических результатов, и сопротивление всеобщей «стрижке под ковид» оказалось значительно сильнее ожидаемого. Но есть и резон «во-вторых»: это — попытка, сменив декорации, подставить российское и китайское руководство. Ведь если Москва и Пекин, вслед за Западом резко снимут ковидный вопрос, то тем самым они фактически распишутся в том, что следуют в фарватере Запада. И даже если это не так, Западу будет, на чем спекулировать.

Россия и Китай такой ошибки не совершили. В пандемическом вопросе они продолжили курс на противостояние инфекции, подчеркнуто апеллируя к внутренним, а не внешним интересам. По Киплингу: «Запад есть Запад, Восток есть Восток…» — никакой связи и тем более зависимости от вируса не существует, это сугубо внутренняя тематика. В этом же русле развивается и сюжет с «зеленым» развитием. Именно РАЗВИТИЕ — главный критерий эффективности той или иной политики — это одно из ключевых положений совместного заявления, которая проходит через него красной нитью. Ну и апелляция к интересам развивающихся, то есть априори незападных стран, привязанная к отмечаемому в этом году 30-летию Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК). «Развитые страны должны (этого требует приложение II к РКИК) выполнить обязательства и оказать помощь развивающимся странам в адаптации к глобальным климатическим изменениям». В переводе с дипломатического языка это означает, что участники ОЭСР, включенные в это приложение 30 лет назад, ничем не пошевелили, чтобы сформировать, наконец, обещанный «Зеленый климатический фонд ООН» на 100 млрд долларов в год. Поясним: никто, конечно же, не собирался выполнять это обязательство в реальности. Но тем важнее о нем общественности напоминать, как и поступает совместное заявление.

Следующий аспект — вопрос «глобального управления в интересах обеспечения всеобщей комплексной неделимой и устойчивой безопасности». Поскольку буквально на днях автор этих строк имел возможность убедиться в том, насколько извращенным являются представления о глобальном управлении в весьма серьезных структурах, пытающихся даже выносить этот вопрос на широкое обсуждение, отметим следующее. Как еще в конце XX столетия писал один из оракулов глобализма Жак Аттали, феномен глобального управления являет себя в совокупности проектов трех «мировых порядков» — сакрального (новая мировая религия), силы (глобальный диктат) и денег (международные финансовые институты). Чтобы не светить первые две формы, вперед вывели тему «глобального экономического управления», которая и фигурирует в совместном заявлении Владимира Путина и Си Цзиньпина. Однако, подобно «зеленой» теме, которую Россия и Китай подхватили, но используют в своих национальных интересов, развязывая внутренние «узлы» и проблемы окружающей среды, а отнюдь не таская «каштаны из огня» в интересах Запада, «глобальное экономическое управление» в интерпретации совместного заявления — это инструмент сохранения нашими странами суверенитета. И независимости от планов глобалистов. Можно спорить об эффективности представлений о возможности «перехватить» контроль над международными финансовыми институтами. А можно — иметь фундаментальное понимание ущербности самой системы, в которой политику протаскивают под видом экономики, и при этом еще и делают вид, будто сами этому верят. Троллинг Запада с весьма неприятными для того последствиями — схема, успешно опробованная еще почти полтора десятилетия назад, на подступах к лондонскому саммиту «Группы двадцати» 2009 года. Россия и Китай понимают феномен «глобального экономического управления» буквально — как экономического, не распространяемого ни на политику в целом, ни на упоминавшийся суверенитет в частности. Игру в «умолчание», по которому глобальные англосаксонские центры явочным порядком прикрывают политику экономикой, в Москве и Пекине «не понимают», настаивая на соблюдении буквы глобальных договоренностей. Надо ли говорить, что подобная тактика, против которой Вашингтон не может отыскать противоядие уже тринадцать лет, продолжит демонстрировать эффективность ввиду того, что Запад в цугцванге, ему нужно «ходить», а нам торопиться некуда, время работает на нас. И мяч — на чужой половине поля.

Примеры можно приводить еще долго, но суть не в конкретных положениях. Она не в букве, а в общем духе совместного заявления Москвы и Пекина, очерчивающего принципы формирования и функционирования глобальной альтернативы, включая вопросы военной безопасности. Надо очень четко понимать, что это первый по-настоящему концептуальный документ, направленный не на маскировку пляски под дудку США, а на публичный разрыв с этой ущербной практикой, которая народам мира давно надоела, да боялись вслух произнести правду, чтобы не обошлось еще дороже. В мире на глазах складывается параллельный центр глобального влияния, укрепление которого, во-первых, происходит не в русле, а вопреки глобалистским планам, а во-вторых, накладывается на одновременный процесс ослабления прежнего центра. И именно в этих обстоятельствах и заключена надежда, с которой за этим наблюдают во всем мире. Главное, чтобы совместные действия России и Китая, помимо решенных двусторонних вопросов, получили развитие и во внутренней политике наших двух стран, зафиксировав неизменность нынешних тенденций на всех крутых геоисторических поворотах.