Философия Bellingcat: ложь в эпоху постправды

Детская вера в фактыVS чистая субъективность

Понятие «факт», с которым в силу профессии оперирует любой журналист, не столь уж однозначно на деле. Даже само слово factum на латинском может переводиться как «совершившееся» (само по себе), так и «сделанное» (кем-то). Второй перевод более точен этимологически, так как значение глагола facere — от которого образовано factum — «делать».

Соответственно, в силу неопределенности статуса факта в современной философии науки появились два основных направления: фактуализм (факты независимы, рассматриваются сами по себе, могут быть верифицируемы/опровергнуты, это позитивистский взгляд идеального кабинетного ученого); теоретизм (факты полностью зависят от теории, могут меняться и наполняться смыслами в зависимости от точки зрения и опыта рассматривающего, это постмодернистский взгляд современного человека).

Фактуализм сегодня — это довольно наивный, детский взгляд на научные исследования. Факты рассматриваются как нечто автономное, не связанное с теорией. При таком рассмотрении за исследователем остается небольшое дело — лишь обнаружить эти факты и представить их «как они есть».

Теоретизм — противоположная концепция, ставшая отдушиной постмодернистов и скептиков в сфере познания. При таком подходе факты полностью зависят от теории и не имеют самостоятельного «бытия» — они меняются в зависимости от выбора позиции. Различный опыт — культурный, политический, религиозный — позволяет интерпретировать факты в зависимости от конкретной системы координат. К примеру, американский солдат и житель Сирии совершенно по-разному рассматривают один и тот же «факт». Для одних это будет «борьба с террористами», для других — иностранная интервенция.

Таким образом, при подходе теоретизма не факты объясняют бытие, а мы пытаемся объяснить факты исходя из своих взглядов. О зависимости фактов от теории писали Кун (научная революция, меняющая мир ученого), Фейерабенд («естественная интерпретация») и многие другие. Некоторые сторонники этого подхода заходят дальше и вообще рассматривают факты как соглашение в рамках конкретной теории.

Вот тогда на сцену и выходит популярное понятие «постправды» — ситуации, при которой не столь важны «объективные факты», сколько то, что их окружает: эмоции, объяснения, интерпретации.

Оба подхода в сухом виде — это крайности, в одном из которых истину представляют как абстрактные атомарные кубики, в другом преобладает радикальная субъективность при интерпретации событий.

Постправда Bellingcat

К какому же направлению относятся Bellingcat — фактуализму или теоретизму?

Главные активисты организации на первый взгляд ратуют за наивный фактуализм: вот, мы обнаружили факты — теперь (нам) очевидно, что виновата Россия. Про Bellingcat даже выпустили документальный фильм«Правда в мире постправды» (Truth in a Post-truth world). Для тех, кто недооценивает философию, отметим, что на презентации показа на экране высветили цитату Мишеля Фуко: «Истина не принадлежит к порядку власти, но имеет изначальное родство со свободой».

Эта сторона Bellingcat делает акцент на поиске объективной «правды», противопоставляет ее объективной «лжи» (России, Китая и других оппонентов).

«Поиски правды командой Bellingcat прольют свет на борьбу за журналистскую честность в эпоху фейковых новостей и альтернативных фактов», — так кратко формулирует это Нерма Йелачич, директор по внешним связям Комиссии по международному правосудию и подотчетности (CIJA), которая сотрудничает с Bellingcat.

В рамках такого подхода альтернативная точка зрения объявляется «презрением к фактам», «дезинформацией». Оппоненты Bellingcat — русские, китайцы, правые, традиционалисты и пр. — обвиняются во лжи.

Казалось бы, наивная и понятная позиция в духе вселенной Marvel: мы — добро, наше оружие — объективные факты (=правда), несогласные — зло (=ложь).

На практике оказалось, что и в философском смысле Bellingcat не настолько наивны, как транслируют для внешней аудитории, и исповедуют совсем иные взгляды на мир.

К примеру, основатель Bellingcat Элиот Хиггинс регулярно делает отсылку к важности фактов и истины.

«Я предпочитаю факты и доказательства другим мнениям», — прямо говорит он.

Однако когда комментаторы обращаются к другим фактам, неудобным для Bellingcat, — о сомнительных источниках финансирования, фейках, связях со спецслужбами и военными ведомствами США и Великобритании — Хиггинс преображается и считает такой подход мелочным.

«Люди вместо того, чтобы использовать факты и доказательства, полностью сосредотачиваются на таких вещах, как финансирование, и делают худшие предположения о людях и организациях, а затем разводят шумиху вокруг этих идей», — заявляет он.

Получается, что драгоценные факты — обоюдоострое оружие, не так ли, мистер Хиггинс?

Другой открытый приверженец фактуализма в Bellingcat — это болгарский эмигрант Христо Грозев, проживающий в Австрии. Внешне он также верит в непогрешимость фактов, ссылаясь на них в своих «расследованиях».

Однако тот же Грозев — пусть и в ироничном контексте — сам же опровергает чистую «объективность», констатируя, что «есть факты, а есть российские факты».

Иными словами, наша точка зрения — единственно истинная, точка зрения России — априори ложная? И российские доказательства просто не принимаются во внимание, потому что Россия в этой картине мира может быть только источником «лжи»?

Или другой случай, когда Грозев признает, что один и тот же факт может быть преступным, а может и не быть — это его комментарии по перехвату в Белоруссии самолета Ryanair. Операцию СБУ по поимке «вагнеровцев» Грозев считал гениальным планом, а случай задержания Романа Протасевича в Белоруссии — преступлением. Когда комментаторы обратили его внимание на двойные стандарты, тот ответил следующее: «Дьявол кроется в деталях: цель преступления, забота о смягчении риска и т.д.»

Далее возьмем главу TheInsider (признан в РФ нежелательной организацией) Романа Доброхотова. Эта структура тесно сотрудничает с Bellingcat. Публично Доброхотов ссылается именно на «факты» и их важность в СМИ.

«Только для того и нужны СМИ, чтобы проверить факты и не дать лжи распространиться, а не говорить «ну мы микрофончик поднесли, а зритель сам разберётся», — пишет он.

Однако в других своих спорах он вдруг оказывается на постмодернистских позициях «смерти автора», считая, что тексты нужно оценивать безотносительно якобы стоящей за ними фигуры «автора» и связанного с ним контекста.

«Автор — это и есть произведение, и вне произведения никакого автора и его целей не существует», — утверждает Доброхотов.

Для самого Доброхотова такой подход был бы очень удобен, так как позволяет оценивать его «произведения» без того, чтобы принимать во внимание те аспекты его биографии, которые буквально кричат об «ангажированности».

Однако такой отказ от авторства, отказ от интерпретации текста через призму опыта и признаков, стоящего за ним субъекта, как и показывает в эссе «Смерть автора» Ролан Барт, ведёт вовсе не к торжеству объективности и фактичности — но отказу от смысла как такового и легитимности любой интерпретации:

«Тем самым литература (отныне правильнее было бы говорить письмо), отказываясь признавать за текстом (и за всем миром как текстом) какую-нибудь «тайну», то есть окончательный смысл, открывает свободу контртеологической, революционной по сути своей деятельности, так как не останавливать течение смысла — значит в конечном счете отвергнуть самого бога и все его ипостаси — рациональный порядок, науку, закон».

Как показывают другие близкие к Bellingcat персоны, за претензиями на «научность» и объективность скрывается именно воля к обрушению существующих рациональных порядков и моделей осмысления действительности и замена их ангажированными интерпретациями.

Темная сторонаBellingcat

В Bellingcat есть и открытые представители теоретизма, признающие зависимость фактов и отсутствие «объективности» как таковой.

Один из них — Кристиан Триберт — выпускник Гронингенского университета в Нидерландах, бакалавр в областях международных отношений и философии. Участие в расследованиях Bellingcat открыло для него дорогу в «большую» журналистику, включая New York Times. Будучи знакомым с философскими науками и трудами постмодернистов, Триберт открыто говорит о неизбежной субъективности при интерпретации фактов.

«Если и есть цитата, которая меня интригует, так это высказывание Фридриха Ницше «нет фактов, есть только интерпретации». Он написал это предложение в своем эссе «Об истине и лжи» (1873). Не существует объективности, есть только субъективность. Все наши идеи и суждения формируются под нашим собственным углом зрения», — отмечает Триберт.

Триберт признает постмодернистские принципы и на практике — и в расследовательской журналистике, и в публикациях СМИ, и в фото‑ и видеоматериалах. Например, Триберт репостил в Твиттере статью издания Time «Почему в фотографии факты не всегда правда». В материале приводится чистая позиция «теоретизма» с неверием в иллюзию чистой объективности.

В публикации речь идет о скандале с автором знаменитого фото афганской девочки Тевом Маккарри, который обвинялся в использовании элементов фотошопа в своих фотографиях.

«Фотография — это невероятно субъективное ремесло. В критике Маккарри использовалось много наглых слов, таких как «правда» и «объективность». Я не очень верю в эти слова. Я никогда не встречал двух людей с одной и той же истиной, и я никогда не видел, чтобы истинная объективность когда-либо явно применялась к чему-либо. Это хорошие слова, но они остаются вдохновляющими и затуманивают более тонкую интерпретацию реальности и истории. Мы не должны принимать фактические данные за правдивые и всегда должны задаваться вопросом, какие факты используются и как», — отмечается в публикации Time.

Еще более откровенно о субъективности расследований говорит партнер Bellingcat, руководитель и основатель лондонской расследовательской группы ForensicArchitecture — Эйял Вайцман.

Вайцман предполагает, что доказательство преступлений — это не строгая наука, а своего рода творческий акт, которому присуще театральное действие. Поэтому он открыто предлагает исходить в криминалистских расследованиях из принципов постмодернизма.

«Власть захватила постмодернизм, но нам не нужно отказываться от него. Однако мы не просто деконструируем — нам нужно конструировать факты, которые содержат истину», — заявляет он.

Глава наблюдательного совета Forenistic Architecture Сьюзан Шуппли также не скрывает того, что к фактам «расследователи» подходят предвзято. Когда чиновники и судьи при рассмотрении дел обвиняют Шуппли в предвзятости, та отвечает, что отделить ее точку зрения от сухих доказательств очень сложно.

«Мы выбираем только те дела, которые нас сильно волнуют. Конечно, у нас будет свое мнение о них», — прямо говорит она.

Кроме того, несмотря на заявленную приверженность «фактам», Bellingcat уходит от неудобных фактических вопросов. К примеру, когда пользователи спрашивают у Хиггинса про создателя Wikileaks Джулиана Ассанжа, тот отвечает вопросом на вопрос.

Но даже технические «объективные» доказательства Bellingcat оказываются зачастую субъективными интерпретациями, замаскированными красивой графикой. После скандала в 2015 году немецкий новостной журнал Der Spiegel был вынужден извиняться за некритическое повторение утверждений Bellingcat о том, что Министерство обороны России манипулировало данными спутниковых изображений, чтобы поддержать свою позицию по MH17.

По словам Йенса Крайзе, эксперта в области криминалистики цифровых изображений, методика «анализа исправления ошибок» Bellingcat была «субъективной и не полностью основанной на научных данных».

«Вот почему нет ни одной научной статьи, посвященной этому вопросу», — резюмировал Крайзе, описав работу Bellingcat как «не более чем гадание на кофейной гуще».

Bellingcat и ее партнеры живут за счет двойных стандартов и субъективности расследовательской деятельности.

Один подход — для широкой аудитории, второй — «для своих». С одной стороны, для обывателей Bellingcat рисует упрощенную картину мира, предлагая отыскать чистую правду в океане постправды, дезинформации и ужаса. А с другой, Bellingcat очень ловко манипулирует понятиями, опираясь на концепты философов-постмодернистов, и прекрасно понимает, что истина — не в голых фактах, а сами факты могут быть интерпретированы по-разному.

Так возникает действительно шизофреничный подход к расследованиям: с одной стороны, это наивная вера в факты, когда отдельным вещам придается самостоятельный онтологический статус, и те как бы говорят сами за себя (так происходит в объектно-ориентированной онтологии, где торжествует мир материальных объектов вне зависимости от людей), с другой — допускается представление о том, что «высказывание» объекта может быть расшифровано, но только корректно и определенным кругом лиц. В вышеприведенной статье про дезинформацию Нерма Йелачич из сотрудничающего с Bellingcat CIJA открыто предлагает поступиться демократией и свободой слова в борьбе с альтернативными взглядами — перестать давать им информационные площадки, бросить вызов всеми законными способами.

«Было бы неприятно читать такое предложение в журнале, выступающем против цензуры. В конце концов, без свободы слова и академической свободы мы могли бы попрощаться с демократией и правами человека. Но именно за эту важнейшую ценность ревизионисты цепляются каждый раз, когда их вызывают. В свою очередь такие обвинения заставляют многих из нас чувствовать себя некомфортно», — подводит черту Йелачич.

Bellingcat уничтожает понятие справедливости

Проблема в том, что понятия об истине и справедливости стоят друг к другу крайне близко, и от философии с дискуссиями о фактах и истине легко перейти к политике и праву, что уже влияет на жизни миллионов людей. В итоге от того, как будут поставлены и решены вопросы, что и как считать истиной, станет зависеть, как и какие решения будут приниматься в судах, что можно считать доказательством или свидетельством, а что нет. То же самое касается и принятия политических решений и их легитимизации. Это может изменить жизни как отдельных людей, так и целых стран.

Двоякий подход постепенно подрывает свойственные для современной системы права преставления о криминалистике, достоверности, принципах судопроизводства. Одна из целей Bellingcat — внедриться в судебную систему, которая будет учитывать новые методы онлайн-расследований (для приема доказательств из «открытых источников» — OSINT — в разбирательствах). Рассчитывать на честность и беспристрастность таких судов (как в случае уже идущего процесса по MH17 в Нидерландах) уже не придется.

Проще говоря, непрофессиональные и ангажированные показания частной организации — «расследователей OSINT» — будут учитываться так же легко, как традиционные показания судебных экспертов, опытных адвокатов и государственных представителей. Интерпретации станут «фактами», на основании которых будут приниматься юридические и политические решения.

И тем не менее, несмотря на эту опасность, Bellingcat постепенно легитимизируют в рамках общеевропейских судебных процессов как надежный источник информации при вынесении вердиктов. Так, сначала Bellingcat провела «потешный суд» с постановочными судьями, желая продемонстрировать, что их онлайн-доказательства могут быть приняты в ходе судебного разбирательства в Великобритании. А затем в Европарламенте уже предложили признать Bellingcat легитимным источником информации.

Заключение

Bellingcat пытается убедить нас, что мир — это большой котел атомарных фактов, которые говорят сами за себя, а расследователи — лишь «ловцы» этих фактов. На практике же у них куда бОльшие амбиции: они создают то, что именуют «фактами», как инструмент в информационной борьбе против оппонентов и планируют активно внедрять этот подход в международную судебную систему.

Схема удобная и отрабатывается уже сейчас. Иногда недостающие факты вдруг подкрепляются оперативной работой спецслужб, которые якобы случайно работают в том же направлении, что и Bellingcat.

Так было в случае со свадебными фотографиями предполагаемого убийцы чеченского боевика Зелимхана Хангошвили, которого судят в Германии. Сначала Bellingcat, ссылаясь на «источники», идентифицировала обвиняемого как некоего Вадима Красикова, якобы работающего на российские спецслужбы, а потом украинские силовики «нашли» в Харькове фото, вроде как подтверждающие, что обвиняемый, находившийся в Германии, и «Красиков» — один и тот же человек. Следом появился даже «свидетель» с Украины, который, правда, на первом судебном заседании не смог опознать подозреваемого.

В другой раз «факты» от Bellingcat оказались абсолютно неверифицируемы. Так было, например, с мифической фотографией сотрудника ГРУ Мишкина (обвиняется Bellingcat в отравлении Сергея Скрипаля), на которой президент Владимир Путин вручает ему звезду «Героя России». Фотографию не видели даже люди, сотрудничающие с Bellingcat, но Христо Грозев убеждает общественность в её существовании.

Bellingcat может назвать фактом что угодно. Удивительно, но организации это сходит с рук, никак не отражаясь на реноме. Например, всё тот же Христо Грозев утверждал, что нашёл свидетеля защиты одного из обвиняемых в катастрофе «Боинга» над Донбассом. Тот якобы признался автору Bellingcat, что солгал, что видел в тот день в небе «военные самолёты».

Позже этого молодого человека нашли другие журналисты. Им он заявил, что не отказывался от прежних показаний, продемонстрировав в доказательство свою переписку с Bellingcat. Грозев не предъявил никаких материальных фактов в пользу своей версии, однако в итоге нидерландский суд не стал заслушивать именно этого свидетеля.

Где во всех этих случаях речь шла об объективных фактах?

Складывается ощущение, что для Bellingcat расследовательская журналистика — это циничная постмодернистская игра, прикрытая рассуждениями о «правде». Объективный факт лишь то, что эта организация получает за свою работу хорошие деньги от западных фондов, в том числе признанных нежелательными в России и финансирующихся из бюджета стран НАТО.