Четыре королевы внука украинского свинопаса

В Неаполе, в перерывах между пребыванием в постели королевы Марии Каролины, Андрей Кириллович Разумовский служил идее мирной торговли стран, подготавливая принятие «Трактата дружбы, мореплавания и торговли». Но XVIII век, как, впрочем, и все остальные, — это век войн. Россия вела ожесточенные и успешные баталии на юге, на украинских полях, вырывая севернопричерноморские степи у Османской империи. А опасность неожиданно подкралась с севера, со стороны Швеции. Там Густав III, последний король-воин на шведском престоле, поставил своей целью возврат земель, потерянных Швецией по Ништадтскому миру.

Хотя — ухмылка генеалогии. Густав практически не имел отношения к Пфальц-Цвейбрюкенской шведской королевской династии, то есть — своему кумиру Карлу XII, зато был близким родственником российской императрицы Екатерины II, кузеном по женской линии. Да и королем Швеции отец Густава, Адольф Фредерик Гольштейн-Готторпский, стал только под нажимом России: основным условием Абосского мира, завершившего русско-шведскую войну 1741−43 годов, было избрание Адольфа-Фредрика наследником шведского престола. Но историческая благодарность не входит в число политических добродетелей, и Густав решил повоевать с кузиной.

В канун войны любая страна ищет союзников. Естественным союзником России была Дания, с которой Россия в 1773 году подписала Царскосельский трактат. По этому договору Дания окончательно получала земли Шлезвига и Гольштейна, а Россия — графство Ольденбург и гарантию датской помощи в случае конфликта с Швецией.

Для контроля за соблюдением трактата в 1786 году в Копенгаген и был послан посланником в ранге министра империи Андрей Разумовский. Столь убедительно проявивший себя на неаполитанской земле. Но в Дании Андрею было откровенно скучно. Там недавно, весной 1784 года, Фредерик, 16-летний сын слабоумного короля Кристиана VII отстранил от власти свою сводную бабку Юлиану Марию и стал полноправным регентом королевства. Корону ему пришлось ждать еще почти четверть века, до смерти его отца Кристиана. Ну, что тут делать Разумовскому: король слабоумен, регент юн и не женат, «отставленная Юлиана Мария откровенно стара (56 лет). Развернуться негде — одни старики да дети».

Хотя свое задание Андрей выполнил. И когда в 1788 году началась русско-шведская война, датские войска — флот из трех линейных кораблей и трех фрегатов, а также 9-титысячный сухопутный корпус — начали военные действия. Однако датский эпизод показал, что «мужского естества» в графе Андрее было куда больше, чем дипломатической сметки. Потому что датско-шведская война, которую шведские историки насмешливо называют «театральной», позволила шведскому королю даже вскричать: «Я спасен!» Но об этом чуть позже…

В 1786 году Андрея Разумовского переводят посланником и министром в Стокгольм. И, похоже, его задачу можно сформулировать просто: «Обесчестить короля!» В первую очередь в глазах Европы, представив Густава III правителем, который ведет войну «образом, сродным только хищным варварам, а не просвещенным европейским державам».

Война началась в начале июля 1788-го. Но уже 23 мая Разумовский, работая на опережение, заявил шведскому правительству протест против развернувшейся в Швеции антирусской кампании. А 18 июня посланник передал шведскому министру иностранных дел Оксеншерне официальную записку. В ней сообщалось, что Петербургу стало известно от датского правительства о подготовке Швеции к войне против России. В ней Андрей Кириллович писал, обращаясь как к королю, так «и всем тем, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют», что Россия «может только повторить им уверение своего миролюбия и участия, приемлемого ею в сохранении их спокойствия».

То, что Разумовский сделал дальше, близко к гениальности. Он обратился напрямую к шведскому дворянству, опубликовав эту записку. Она стала самым популярным чтивом в Стокгольме тех дней, и ее экземпляр был обнаружен даже в спальне Густава. Король был в ярости и прокололся. 23 июня церемониймейстер двора Бедуар посетил Разумовского и от имени Густава III заявил, что «не признает его, графа Разумовского, в качестве уполномоченнаго министра и чрезвычайнаго посланника при своем дворе». И заодно потребовал, чтобы тот в течение недели покинул Стокгольм.

Андрею только это и надо было. Он тут же информировал об инциденте представителей России в Варшаве, Берлине, Дрездене, Гааге, Лондоне, Париже и Мадриде. Да это же роскошный скандал! Ведь не король возвел в ранг министра Разумовского, и не королю лишать его этого ранга. Действительно, какое варварство!

И ведь подействовало! Во всяком случае, когда посол Пруссии в России барон Келлер узнал о заявлении, то заметил, что оно «сочинено, конечно, в замешательстве ума». В общем, король явно выставил себя на смех. В войне это хуже проигранного сражения.

Густав III был откровенно взбешен действиями Разумовского. Настолько, что первым требованием шведа к Екатерине, выдвинутым в начале войны, было именно «наказать графа Разумовского»! А граф, с блестящим безразличием, продолжал бесчинствовать в Стокгольме. Только 8 августа Бедуару удалось выставить Разумовского из Стокгольма в Висби. На старом шведском судне, без лоцмана, в сопровождении конвоя. В противном случае Андрею грозило содержание под стражей в помещении русской миссии.

«Ах, так! Без лоцмана! Ладно!» — подумал посланник и превратился в шпиона. Он вспомнил морскую юность (и, наверно, Вильгельмину-Наталью) и сам встал к штурвалу. И начал внаглую изучать оборону морского побережья Швеции от Стокгольма до Висби. А что? Все-таки он посланник, при нем дамы посольства, у дам морская болезнь. В общем, из Висби его со скандалом выдворили только в конце августа. Лоцмана опять не дали, и граф сам привел судно в Росток.

Это же надо, так взбесить коронованную особу! Хотя, если вдуматься, Андрей где-то помог Густаву: все-таки именно он настаивал на выполнении Копенгагеном своих союзнических обязательств. А ведь без согласия риксдага король не имел права объявлять наступательную войну. Поэтому, когда в конце августа 1788 года Густав получил официальное извещение о вступлении Дании в войну на стороне России, он имел все основания воскликнуть: «Я спасен». Потому что война становилась оборонительной и вопрос о легитимности войны отступал на второй план.

Хотя, если и «помог», то не особо. Обстоятельства начала войны были в пользу Швеции. Империя в 1787 году вступила в войну с Турцией, и практически все военные силы, даже гвардия, были направлены на Украину. А Питер-то вот он: три недели морского перехода, и столица империи может оказаться под жерлами пушек могучего шведского флота. А против 38-тысячной армии Густава Россия смогла выставить в 1786 году только 19 508 человек (включая питерское ополчение) под командованием генерал-аншефа В. П. Мусина-Пушкина. Но первые бои успеха шведам не принесли, зато принесли проблемы шведскому королю.

Граф Андрей еще буянил в Стокгольме, а в шведской армии уже созрел заговор. 12 августа на берегу реки Киммене 118 офицеров шведской армии подписали «Акт Аньялы», в котором предлагалось прекращение военных действий, отвод войск, увеличение значения риксдага, ограничение имущественных прав короля, восстановление свободы печати, роспуск палаты королевской полиции и так далее. Впоследствии заговорщики даже выдвинули требование отречения Густава. В ряде своих требований аньяльские заговорщики просто цитировали записку Разумовского.

«Аньяльский заговор» провалился, его участники были арестованы, но шведская атака 1788 года на Санкт-Петербург была сорвана.

Остается задаться вопросом: кто или что позволило Андрею Разумовскому так лихо вести себя в Стокгольме в канун и на первом этапе войны?

И совершенно невольно на ум приходит одно имя — королева София Магдалена, жена Густава и дочь датского короля Фредерика V. Она была уже в возрасте, 40 лет, но граф Андрей всегда считал, что «если женщина красива по-настоящему, то это навсегда».

София была красива. Графиня Эбба Бунде, описывая приезд 20-летней невесты короля в замок Дроттнингхольм 28 октября 1766 года, вспоминала: «Боже мой, какая она красивая! Это сразу прозвучало изо всех уст».

София была самолюбива и тщеславна. Ее камергер Адольф Людвиг Гамильтон утверждал, что она не может пройти мимо зеркала, не полюбовавшись своим отражением. И даже когда она была одна и не имела представительских обязанностей, она должна была переодеваться несколько раз в день.

София не была счастлива в браке. Густав был скорее гомосексуалистом, поэтому в списке его привязанностей королева занимала далеко не первое место.

Увеличил ли Андрей свой список коронованных любовниц еще на одно имя — доподлинно не известно, хотя с его опытом и брачными несчастьями Софии Магдалены это было бы совсем несложно. Слухов и свидетельств о романе графа и королевы не сохранилось, хотя, возможно, они просто вели себя осторожно. Густав был воин и бисексуал, а это вам не подкаблучник Фердинанд Неаполитанский.

Но та бесшабашная наглость, с которой он вел себя в 1788 году, доказывает: в Стокгольме у него был очень и очень крепкий тыл. И эпизод, когда экземпляр скандальной «Записки» Разумовского министру Оксеншерне был найден даже в спальне шведского короля, говорит о том, что этот «тыл» занимал очень высокие комнаты шведского двора. Кстати, кто мог без опасений подкинуть бумагу в спальню короля? Королева?

В любом случае София Магдалена после миссии Разумовского стала яростной поклонницей всего русского. Во время войны она даже русских пленных расселила в бараках близ своей дачи «Хага», где они по вечерам устраивали пирушки с танцами. Пленных кадетов и гардемаринов отправили доучиваться в Упсальский университет. А шведское общество было однажды потрясено, когда она, встретив двух русских военнопленных в королевском парке Хага, приказала выдать им по сто риксдалеров. Даже если это были фиатные (с 1777 года Швеция начала выпускать банкноты) деньги, все равно сумма вызывает уважение, в эквиваленте — по 2,6 килограмма серебра каждому.

В войне Густав III своей цели: вернуть земли — не достиг. Хотя избавил Швецию от права России вмешиваться в ее внутренние дела, предоставленного Петербургу Абосским миром 1743 года. Но война настигла короля. 16 марта 1792 года, через полтора года после подписания Верельского мирного договора, Густав III был убит на бале-маскараде в Королевской Опере бывшим офицером Якобом Йоханом Анкарстремом. Заговорщики вышли из кругов той шведской знати, которые не одобряли войну с Россией, и особенно расправу с офицерами, подписавшими «Аньяльский акт»: двое из них бежали в Россию, полковник Йохан Хэстэско был обезглавлен, уделом остальных были тюрьма и каторга.

София Магдалена после смерти мужа отказалась от борьбы за власть и дожила до момента, когда смогла увидеть человека, стоявшего у истоков современного «шведского чуда», наследного принца Карла XIV Юхана. В будущем — короля Швеции и Норвегии, а в прошлом маршала Франции и князя Понтекорво Жана-Батиста Бернадота. Умерла София в 1813 году.

А граф Андрей в 1788 году из Любека, через Гамбург, вернулся в Россию. Но она уже не была его домом. В Батурине благородно дряхлел его отец Кирилл Григорьевич. Под ревнивым оком своей метрессы-племянницы Софьи Апраксиной, которая не подпускала детей фельдмаршала к папенькиным сундукам. В Питере ему тоже нечего было делать: двор уже даже не Екатерины, а ее 22-летнего фаворита Зубова был для него хуже, чем чужим, — бесперспективным.

А любил Андрей Кириллович уже Вену. И Вена, похоже, любила его…