Суд Синедриона. «Повинен смерти»! Николай Ге, 1892

Возвращение в Иудею из Заиорданья Христом и апостолами заранее оценивалось как путь опасный, рискованный. Иисус медлил с возвращением, даже узнав, что один из Его друзей, Лазарь, болен. Наконец, по прошествии двух дней сказал ученикам: «Пойдем опять в Иудею». Апостолам такое предложение не понравилось, подобное предприятие казалось поспешным, необдуманным: «Равви! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда?».

Даже болезнь Лазаря казалась им недостаточной причиной идти в те места, где существует угроза. Апостол Иоанн так передает переговоры Христа с учениками: «Говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет. Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер». Перевод «уснул» несколько огрубляет понимание, но по смыслу верно. Лазарь «успокоился», что апостолы посчитали даже хорошим знаком: раз успокоился, то теперь точно на поправку пойдет. Скорее всего, горячка не оставляла того много дней. Однако это оказался не тот покой. «Пойдем и мы умрем с ним», — выразил общее недовольство апостол Фома, когда принято было решение все же идти. Описанное Иоанном явно указывает на то, что обстановка была настолько неблагоприятной, что даже апостолы роптали и находились при своем мнении, считая, что в Иудее слишком небезопасно и лучше туда пока не соваться.

Винсент Ван Гог. Воскрешение Лазаря. 1890

По этой, видимо, причине, даже возвратив Лазаря из смерти, Иисус с учениками снова покидают Иудейское селение Вифанию, слишком близко расположенное к Иерусалиму, и отступают несколько назад к Иерихону и далее, чтобы преждевременно не подставиться фанатикам. Апостол Иоанн так вспоминает об этом: «Посему Иисус уже не ходил явно между Иудеями, а пошел оттуда в страну близ пустыни, в город, называемый Ефраим, и там оставался с учениками Своими». Что это город — «Ефраим» — установить сейчас сложно. Однако обращает на себя внимание, что выражение, переведенное как «город, называемый», в оригинале имеет другое расположение слов — Εφραιμ λεγομένην πόλιν. То есть «Ефраим, называемый городом». Сравним Ин.4: «Город в Самарии, называемый Сихарь», и Лк.9: «Город, называемый Вифсаида» — везде именно «город, называемый» (πόλιν λεγομένην). А тут, похоже, находится в наличии какой-то топографический пункт, наделенный топонимикой, имея обозначение (Ефраим), но и поверх этого прозвище «город».

Предположим, что речь идет об одном из нередких в Палестине пещерных «городах», где прятались религиозные отшельники, преступники, политические беглые, ютилась бездомная беднота, своего рода коммуна, пестрая и разношерстная, там Христу с апостолами было, видимо, спокойней всего. Долго находиться вблизи столицы на одном месте было опасно, и они, меняя свое расположение, уже снова на обратном пути находят одно из пристанищ в Иерихоне, у мытаря Закхея. В этот последний отрезок жизни, мы видим, Иисус в основном пользуется конспиративными помещениями, то есть такими местами отдыха и ночлега, где Его искать либо не станут, либо достаточная защита хозяина дома оградит Его от незаконных преследований. Преследователи Его, впрочем, времени зря тоже не теряли: «Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его». Сыскные мероприятия, таким образом, Храм взял на себя, и, надо думать, что с римскими властями все это не согласовывалось. Карательные органы оккупационных властей не были в курсе, что затевается религиозная расправа.

С учетом и так предстоящей давки в городе, Преторий вряд ли санкционировал бы мероприятия, грозящие дополнительным поводом для беспокойства народа. Вся операция подготавливалась исключительно духовными лицами в рамках своих, довольно сомнительных на ту пору полномочий. Расчет был — арестовать, предъявить обвинение и уже только потом поставить Преторий перед фактом. Требовалось еще сфабриковать улики, чтобы доказать не религиозный (к которому Рим был совершенно равнодушен и за что казни никак не полагалось), а уголовный, преступный — в первую очередь политически преступный характер деятельности Иисуса. Но прежде, конечно, надо было еще поймать. Хотя были, наверняка, и другие варианты расправы, о которых мы скажем чуть ниже.

Неудивительно поэтому, что в такой обстановке Иисус подготавливает Свой вход в Иерусалим максимально скрытно, стараясь, чтобы как можно меньше людей знало о том, как и когда Он появится в городе, ибо многих это интересовало: «Искали Иисуса и, стоя в храме, говорили друг другу: как вы думаете? не придет ли Он на праздник?». До кульминации праздника оставалось еще не так мало времени, но город уже был заполнен паломниками и многие, как думается, надеялись на Его присутствие. Появление процессии, во главе которой находился Иисус верхом на ослице, сопровождаемой криками сперва учеников и тотчас подхваченными народом, вызвало в Иерусалиме сильное оживление: «И когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение и говорил: кто Сей? Народ же говорил: Сей есть Иисус, Пророк из Назарета Галилейского… Фарисеи же говорили между собою: видите ли, что не успеваете ничего? весь мир идет за Ним». Можно сделать вывод, что религиозные вожди не ожидали появления Христа именно в это время, что, скорее всего, сломало их первоначальные планы.

Джотто ди Бондоне. Воход Господень в Иерусалим

Косвенно можно догадаться, что одним из вариантов того, как избавиться от Христа, было — послать наемных убийц. Иоанн, например, сообщает, что «первосвященники же положили убить и Лазаря, потому что ради него многие из Иудеев приходили и веровали в Иисуса». Однако Лазаря никак нельзя было убить «официально», то есть предложить это сделать римским властям. Возможно, до предательства Иуды у архиереев и не было какого-то четкого единого плана, рассматривались различные варианты. Избавиться от Иисуса «тихо» и все потом свалить на горячего фанатика — это было бы проще всего, но вызвало бы и подозрения, и расследование, и сильное недовольство как народа, так и тех фарисеев, которые настаивали на серьезном разбирательстве. А после столь яркого и заметного входа Иисуса в город совершить покушение незаметно стало уже чересчур сложно.

Вход Христа в Иерусалим и все последующие действия показали, что к захвату власти и мятежу Он не стремится. Для религии Он представлял очевидную угрозу, вырывая у нее из сердца любимое детище — закон. Властям же римским все это было ни горячо ни холодно. Никак. Религия, конечно, найдет привычный для себя выход — шантаж. Способ проверенный и понятный власти. На такой «симфонии» и свершится беззаконие, окончательно устранившее власть закона.