На днях на страницах ИА REGNUM была опубликована статья российского историка Олега Айрапетова «Сентябрь 1939 года. Война в Европе, мир на границе Монголии». Тема эта, что называется, «долгоиграющая», ибо события на Халхин-Голе непосредственно связаны с важнейшими и остающимися до сих пор широко дискутируемыми проблемами заключения советско-германского пакта о ненападении и советско-японского пакта о нейтралитете. К сожалению, не все историки и комментаторы рассматривают эту локальную войну в монгольских степях в прямой связи с международной политикой ведущих держав того времени. Автор же этих строк уделяет этому вопросу особое внимание, используя в исследованиях, том числе, оригинальные японские документы и материалы. Результаты этих исследований хотелось бы вынести на суд читателей.

Японская солдаты

* * *

Перспективы развития начавшейся 1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу Второй мировой войны были неясны. Япония сочла целесообразным воздержаться от вступления в войну на стороне своих союзников. 13 сентября был опубликован официальный правительственный документ «Основы политики государства», в котором указывалось: «Основу политики составляет урегулирование китайского инцидента. Во внешней политике необходимо, твердо занимая самостоятельную позицию, действовать в соответствии со сложной международной обстановкой… Внутри страны сосредоточить внимание на завершении военных приготовлений и мобилизации для войны всей мощи государства».

Цель политики временного невмешательства состояла в том, чтобы дождаться первых серьезных результатов начавшейся мировой войны, а затем, сделав выводы о ее перспективах, приступить к реализации собственных стратегических планов.

Хотя подписание советско-германского пакта о ненападении сначала рассматривалось в Токио как удар по японским планам совместного с Германией выступления против СССР, японское военно-политическое руководство не оставляло надежды на то, что рано или поздно Советский Союз будет вовлечен в войну в Европе. Готовясь к такому развитию событий, японские стратеги из числа как военных, так и политиков считали необходимым «максимально ограничить военные действия в Китае, сократить число находящихся там войск, мобилизовать бюджетные и материальные ресурсы и расширить подготовку к войне против СССР».

Японская армия

В декабре 1939 г. был принят «Пересмотренный план наращивания мощи сухопутных войск». Для высвобождения необходимых для будущей войны против СССР сил планировалось при необходимости резко сократить число японских войск в Китае (с 850 тыс. до 500 тыс.). Одновременно было принято решение довести число дивизий сухопутных войск до 65, авиаэскадрилий — до 160, увеличить количество бронетанковых частей. На китайском фронте должны были действовать 20 дивизий, остальные надлежало разместить главным образом в Маньчжурии.

Был определен срок завершения подготовки — середина 1941 года.

Чтобы обеспечить благоприятные международные условия для осуществления этой программы, было решено предпринять дипломатические шаги, призванные создать впечатление нормализации японо-советских отношений. В Токио все чаще стали высказывать мнение о целесообразности заключить с СССР соглашение о ненападении, аналогичное советско-германскому пакту. При этом японское руководство, убедившись во время хасанских и халхингольских событий в стремлении СССР избежать вовлечения в войну с Японией, не опасалось советского нападения. Была поставлена задача попытаться в обмен на пакт о ненападении, прежде всего, добиться прекращения советской помощи Китаю. В согласованном 28 декабря 1939 г. документе японского правительства «Основные принципы политического курса в отношении иностранных государств» по поводу Советского Союза говорилось: «Необходимым предварительным условием заключения пакта о ненападении должно быть официальное признание прекращения советской помощи Китаю».

Заключить пакт о ненападении побуждала японцев и Германия. При этом германские лидеры были готовы выступить в роли посредника между СССР и Японией. В ходе советско-германских переговоров о заключении пакта о ненападении нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов поставил вопрос, готова ли Германия оказать воздействие на Японию ради улучшения советско-японских отношений и разрешения пограничных конфликтов. На встрече с И. В. Сталиным министр иностранных дел Германии И. Риббентроп заверил, что германо-японские связи якобы «не имеют антирусской основы и Германия, конечно же, внесет ценный вклад в разрешение дальневосточных проблем». Сталин предупредил собеседника:

«Мы желаем улучшения отношений с Японией. Однако есть предел нашему терпению в отношении японских провокаций. Если Япония хочет войны, она ее получит. Советский Союз этого не боится. Он к такой войне готов. Но, если Япония хочет мира, это было бы хорошо. Мы подумаем, как Германия могла бы помочь нормализации советско-японских отношений. Однако мы не хотели бы, чтобы у Японии сложилось впечатление, что это инициатива советской стороны».

Обсуждение данного вопроса было продолжено уже после достигнутого перемирия в сражениях на Халхин-Голе, во время беседы Риббентропа со Сталиным и Молотовым в Москве, 28 сентября 1939 года. Из германской записи беседы:

«…Г-н министр (Риббентроп) предложил Сталину, чтобы после окончания переговоров было опубликовано совместное заявление Молотова и немецкого имперского министра иностранных дел, в котором бы указывалось на подписанные договоры и под конец содержался какой-то жест в сторону Японии в пользу компромисса между Советским Союзом и Японией. Г-н министр обосновал свое предложение, сославшись на недавно полученную от немецкого посла в Токио телеграмму, в которой указывается, что определенные, преимущественно военные, круги в Японии хотели бы компромисса с Советским Союзом. В этом они наталкиваются на сопротивление со стороны определенных придворных, экономических и политических кругов и нуждаются в поддержке с нашей стороны в их устремлениях.
Г-н Сталин ответил, что он полностью одобряет намерения г-на министра, однако считает непригодным предложенный им путь из следующих соображений: премьер-министр Абэ до сих пор не проявил никакого желания достичь компромисса между Советским Союзом и Японией. Каждый шаг Советского Союза в этом направлении с японской стороны истолковывается как признак слабости и попрошайничества. Он попросил бы господина имперского министра иностранных дел не обижаться на него, если он скажет, что он, Сталин, лучше знает азиатов, чем г-н фон Риббентроп. У этих людей особая ментальность, на них можно действовать только силой. В августовские дни, приблизительно во время первого визита г-на Риббентропа в Москву, японский посол Того прибежал и попросил перемирия. В то же время японцы на монгольской границе предприняли атаку на советскую территорию силами двухсот самолетов, которая была отбита с огромными потерями для японцев и потерпела неудачу. Вслед за этим Советское правительство, не сообщая ни о чем в газетах, предприняло действия, в ходе которых была окружена группа японских войск, причем было убито почти 25 тыс. человек. Только после этого японцы заключили перемирие с Советским Союзом. Теперь они занимаются тем, что откапывают тела погибших и перевозят их в Японию. После того как уже вывезли пять тыс. трупов, они поняли, что зарвались и, кажется, от своего замысла отказались».

Из этих высказываний Сталина ясно, что он был готов к переговорам с японцами о пакте о ненападении и был заинтересован в подобном соглашении, но ждал, когда об этом попросит японское правительство. Понимая это, германское руководство продолжило работу с японцами в этом направлении. Однако Германия при этом была отнюдь не бескорыстна.

Временная нормализация советско-японских отношений на период войны с западными державами была выгодна Германии. В этом случае Японию легче было побудить на действия против Великобритании на Дальнем Востоке. По расчетам Гитлера, нападение японцев на английские дальневосточные владения могло бы нейтрализовать Великобританию. «Оказавшись в сложной обстановке в Западной Европе, в Средиземноморье и на Дальнем Востоке, Великобритания не будет воевать», — заявлял он. На встречах с японским послом в Берлине Хироси Осима Риббентроп говорил: «Я думаю, лучшей политикой для нас было бы заключить японо-германо-советский пакт о ненападении и затем выступить против Великобритании. Если это удастся, Япония сможет беспрепятственно распространить свою мощь в Восточной Азии, двигаться в южном направлении, где находятся ее жизненные интересы». Осима с энтузиазмом поддерживал такую политику.

Японские солдаты на марше

Однако японское правительство продолжало колебаться, небезосновательно опасаясь, что заключение японо-советского пакта о ненападении вызовет осложнение отношений Японии с западными державами. В то же время в Токио понимали значение посредничества Германии в урегулировании японо-советских отношений. Японская газета писала: «Если будет необходимо, Япония заключит с СССР договор о ненападении и будет иметь возможность двигаться на юг, не чувствуя стеснений со стороны других государств». При этом учитывалось и то, что такой пакт давал Японии выигрыш во времени для тщательной подготовки к войне против СССР. В сентябре 1939 г. влиятельный японский политик, бывший премьер-министр Японии (в 1940 г. вернулся на пост премьер-министра) Фумимаро Коноэ сообщил германскому послу в Токио О. Отту: «Японии потребуется еще два года, чтобы достигнуть уровня техники, вооружения и механизации, который показала Красная Армия в боях в районе Номонхан (Халхин-Гол)».

Для демонстрации своего намерения нормализовать отношения с СССР японское правительство сочло целесообразным сначала начать переговоры о заключении между двумя государствами торгового договора.

Перспектива советско-японского урегулирования уменьшала надежды западных держав на столкновение Японии с Советским Союзом. Правительство США в декабре 1939 г. попыталось получить от МИД Японии официальное подтверждение того, что пакт о ненападении не входит в японскую программу переговоров с СССР. Чтобы успокоить западные державы и побудить их к уступкам Японии в Китае, японское правительство включилось в антисоветскую кампанию, поднятую в США, Великобритании и Франции в связи с советско-финляндским конфликтом.

Нормализация, даже временная, не устраивала не только западные державы, но и гоминьдановское руководство Китая во главе с Чан Кайши. Тайные замыслы и завуалированные действия, направленные на обострение советско-японских отношений и развязывание между ними войны, были откровенно высказаны командующим 5-го военного района Китая генералом Ли Цзунженем в беседе с советским послом в Китае А. С. Панюшкиным. 12 октября 1939 г. он говорил:

«Война на Западе является выгодной для СССР… Германия, Англия и Франция завязнут в войне. Им будет не до СССР… Англия может подтолкнуть Японию на войну с СССР с Востока… Если на Западе будет война, то, не беспокоясь за свои западные границы, СССР может нанести решительный удар по Японии. Это повлечет за собой освобождение угнетенной Кореи, даст Китаю возможность возвратить потерянные территории. При условии войны на Западе, Англия будет приветствовать войну СССР с Японией, так как в этом случае Англия не будет беспокоиться, что Индия и Австралия будут захвачены Японией». Генерал заявил, что эта точка зрения «поддерживается многими членами правительства, в том числе Чан Кайши».
Чан Кайши

Для того чтобы не допустить урегулирования советско-японских отношений, китайское правительство в конце 1939 г. — начале 1940 г. ставило перед Сталиным и Молотовым вопрос о скорейшем заключении между СССР и Китаем военного союза, по которому СССР обязался бы усилить помощь Китаю. При этом китайцы пытались заинтересовать советское правительство возможностью получения после войны китайских территорий для советских военных баз на Ляодунском и Шаньдунском полуостровах. Перспектива обострения отношений с Японией из-за Китая не устраивала Сталина, основной целью которого было избежать вовлечения в войну, будь то на западе или на востоке. В задачу советского руководства входило выиграть время, обеспечить для страны максимально продолжительный мирный период с тем, чтобы успеть подготовиться к отражению агрессии, неизбежность которой в Кремле сознавали.

Успех, как тогда казалось, дипломатического маневра на германском направлении внушал Сталину надежду на то, что нечто подобное можно осуществить и во взаимоотношениях с Японией. Однако в Японии сохраняли большое влияние сторонники непримиримой политики в отношении СССР, которые выступали против идеи пакта о ненападении, заявляя, что она «подрывает идеологические основы Японии». 16 января 1940 г. министр иностранных дел Японии Хатиро Арита заявил: «Полное урегулирование пограничных проблем будет равнозначно пакту о ненападении. Заключение же такого пакта — дело отдаленного будущего и не очень полезное».

Заверения о стремлении урегулировать отношения с СССР не означали, что в Токио действительно отказались от агрессивных планов в отношении соседа на севере. Поэтому на сессии Верховного Совета СССР (март—апрель 1940 г.) прозвучало предупреждение: «В Японии должны, наконец, понять, что Советский Союз ни в коем случае не допустит нарушения его интересов. Только при таком понимании советско-японских отношений они могут развиваться удовлетворительно».

Позиция Японии в отношении СССР меняется только после поражения Франции в мае—июне 1940 г. и разгрома английской армии под Дюнкерком. Японские правящие круги не желали упустить момент, благоприятный для захвата азиатских колоний западных держав. Ради этого надо было надежно обезопасить свой тыл, приняв меры по урегулированию советско-японских отношений. К этому времени советское руководство позитивно ответило на японский зондаж по поводу такого урегулирования. В ходе беседы с японским послом в СССР Сигэнори Того 1 июня 1940 г. Молотов заявил, что он готов «говорить не только о мелких вопросах, считаясь с теми изменениями, которые происходят в международной обстановке и которые могут произойти в будущем».

Японский посол понял, что это было предложение приступить к конкретным переговорам о межгосударственном соглашении о ненападении или нейтралитете, о чем проинформировал Токио.