Конец августа 1939 г. и начало Германо-польской войны

Уже в середине 1930-х было ясно — впереди была война, к которой необходимо было готовиться. Агрессия против Абиссинии и Китая, раздел, а затем уничтожение Чехословакии и гибель Испанской республики убедили в том, что другого развития событий не предвидится. Договоры и соглашения ничего не могли изменить. В конечном итоге все решала сила. В конце 1920-х у СССР её практически не было. Через 10 лет все изменилось.

Советская промышленность постоянно увеличивала производство вооружений и боеприпасов. В 1938 году было произведено 5469 самолетов (из них 2017 бомбардировщиков и 2016 истребителей), 5785 авиамоторов, 12 627 орудий и 2271 танков. В 1939 году было произведено 10 758 самолетов (из них 2744 бомбардировщиков и 4150 истребителей), 7600 авиамоторов, 16 459 орудий, 2986 танков. Расходы на флот в оборонном бюджете при этом составили 18,5%. 31 августа 1939 года Внеочередная 4-я сессия Верховного Совета принимает закон о воинской повинности. Военная служба становилась почетной обязанностью всех граждан СССР. Ранее ст.1 «Закона об обязательной военной службе» звучала следующим образом: «Оборона Союза ССР с оружием в руках осуществляется только трудящимися».

Разработка новой системы комплектования и мобилизационного развертывания РККА началась с мая 1939 года и активно обсуждалась на высшем государственном уровне в течение июля и августа. Принятое решение было хорошо подготовлено. С классовым принципом формирования армии и флота было покончено. Как и с территориальными дивизиями. Новая система призыва делала их окончательно устаревшими. В 1939 году армия стала полностью кадровой. Устанавливались сроки службы — от 2 до 5 лет для рядового и младшего командного состава в армии, ВВС и ВМФ, пограничных войсках. Выступавший на сессии нарком обороны заявил: «Достаточно указать, что численность армии и Военно-Морского флота мирного времени за последние 9 лет выросла больше, чем в 3,5 раза. Попутно считаю уместным заметить, что численный рост Красной Армии и Военно-Морского флота находится в полном соответствии с той международной обстановкой, которую наше правительство, Центральный Комитет партии и товарищ Сталин всегда внимательно и пристально изучают, учитывая все её особенности и зигзаги». В течение 1939−1940 гг. армия должна была вырасти до 173 стрелковых дивизий, списочная численность армии должна была составить 2,265 млн чел.

Эти зигзаги привели к тому, о чем в тот же день, 31 августа, говорил Молотов. Глава правительства и наркоминдел констатировал, что после 3-й сессии Верховного Совета, то есть после мая, международное положение стало еще более напряженным. Проинформировав о безрезультативности четырехмесячных советско-англо-французских переговоров, которые продемонстрировали неготовность партнеров к заключению равноправного соглашения. Сообщение Молотова о том, что военные миссии прибыли на переговоры без письменных полномочий на их проведение вызвало у слушателей смех. «Решение о заключении договора о ненападении между СССР и Германией, — продолжил Молотов, — было принято после того, как военные переговоры с Англией и Францией зашли в тупик в силу непреодолимых разногласий. Поскольку эти переговоры показали, что на заключение пакта взаимопомощи нет основания рассчитывать, мы не могли не поставить перед собой вопроса о других возможностях обеспечить мир и устранить угрозу войны между Германией и СССР. Если правительства Англии и Франции не хотели с этим считаться, — это уж их дело. Наша обязанность — думать об интересах советского народа, об интересах Союза Советских Социалистических Республик». После подписания договора положение изменилось: «Вчера еще фашисты Германии проводили в отношении СССР враждебную нам политику. Да, вчера еще в области внешних сношений мы были врагами. Сегодня, однако, обстановка изменилась, и мы перестали быть врагами». Советско-германский договор о ненападении был ратифицирован.

В мае 1940 года, разговаривая с Жуковым, Сталин сказал: «Французское правительство во главе с Даладье и английское во главе с Чемберленом не хотят серьезно влезать в войну с Гитлером. Они все еще надеются подбить Гитлера на войну с Советским Союзом. Отказавшись в 1939 году от создания с нами антигитлеровского блока, они тем самым не хотели связывать руки Гитлеру в его агрессии против Советского Союза. Но из этого ничего не выйдет. Им придется самим расплачиваться за недальновидную политику». Но наиболее недальновидной была политика Польши, настаивавшей на недопущении советских войск на свою территорию и совместной борьбе с немцами. В последнюю неделю августа 1939 года эта недальновидность стала приобретать знакомые по чехословацкому кризису очертания. К 1 сентября Германия имела флот, который не мог завоевать господство в океане, но с которым уже приходилось считаться, мощную армию. Против Польши она могла выставить свои лучшие ударные силы — 62 дивизии, в том числе 7 танковых, 4 легких, 4 моторизованные — около 1,6 млн чел., 2800 танков и 2 тыс. самолетов.

Польша, с ее населением в 35 млн чел., имела (по переписи 1931 года) 10 млн граждан, не говорящих по-польски. В составе польской армии числилось 30 пехотных, 1 кавалерийская дивизии, 11 отдельных кавбригад, 6 авиаполков (ок. 1 тыс. самолетов, из них 400 современные), 9 рот легких танков и 22 роты легких бронеавтомобилей. По окончании мобилизации армия должна была достичь 1,5 млн чел., 220 легких танков, 650 танкеток, 824 самолета, из них более или менее современными были 124 истребителя и 44 бомбардировщика. В качестве основной ударной силы рассматривались конно-механизированные соединения.

Вряд ли Гитлер хотел большой войны. Его флот был попросту еще не готов к сражению за Мировой океан. С другой стороны, уступчивость Парижа и Лондона не могла внушить доверия к воинственной тональности, с которой вдруг заговорили Чемберлен и Даладье. Варшава не хотела идти на уступки, немцы выжидали, надеясь на повторение того, что случилось в Судетах. Это, разумеется, не означало отказа от подготовки к войне. Она велась с весны 1939 года. Армия должна была увеличиться с 52 до 102 дивизий. Под предлогом осенних маневров войска сосредотачивалась у польских границ, а также в Восточной Пруссии, под предлогом участия в торжествах 25-летия окончания боев под Танненбергом — разгрома 2-й армии ген. А. В. Самсонова в 1914 году. Позиция руководства Германии сводилась к тому, что польский вопрос должен быть решен до конца августа, чтобы избежать необходимости воевать осенью, когда наступят дожди и бездорожье. 21 августа Гитлер собрал совещание высшего командования в Берхтесгадене, где выступил с речью о будущей войне. У присутствующих осталось впечатление — окончательное решение еще не принято. Для этого были все основания.

Имея опыт переговоров и соглашений с Гитлером, Чемберлен и Галифакс до последнего момента надеялись на решение проблемы Данцига по сценарию Мюнхена, чем и объясняется их поведение в последнюю неделю перед началом войны. Очевидно, на мирное решение проблемы, во всяком случае на этапе решения проблемы Данцига и Коридора, надеялся и Гитлер. 22 августа британский премьер направил рейхсканцлеру письмо, в котором говорил о своем желании не допустить Европу до новой войны, но при этом однозначно предупреждал его о готовности Великобритании, вне зависимости от того, каким будет «природа германо-советского соглашения», выполнить обязательства перед Польшей, которые правительство Его Величества публично взяло на себя. Ответ последовал на следующий день. 23 августа письмо Гитлера было вручено Гендерсону. 25 августа оно достигло Лондона и стало известно правительству. Гитлер предложил переговоры по польскому вопросу, подчеркивая свое желание избежать англо-германского конфликта.

Программа Берлина сводилась к следующим положениям: передача Данцига и Коридора — это было названо условием, от которого Германия никогда не откажется. Гитлер считал, что безусловная поддержка со стороны Англии подтолкнула Варшаву к жесточайшей политике по отношению к проживающим в Польше немцам. Он хотел вернуть территории с немецким населением не менее 75%, проведение голосования на спорных территориях под контролем международной комиссии. Ну, а пока невозможно было не заметить, что Польша мобилизуется, и в случае осложнений не может быть и сомнений в том, что и Германия ответит на польские меры тем же. 25 августа в своем новом обращении к Чемберлену и Даладье Гитлер был более откровенен. Он призвал их прекратить поддерживать Польшу. Вечером 25 августа был подписан англо-польский договор о военном союзе. 26 августа руководитель данцигских нацистов Форстер возглавил Сенат Свободного Города, а германские войска стали выходить на назначенные для военных действий позиции.

Утром 25 августа германские военачальники получили приказ готовиться к наступлению на Польшу, которое должно было начаться в 04:30 26 августа. Вермахт должен был, двигаясь с севера и юга, со стороны Восточной Пруссии и Словакии, взять противника в гигантские клещи в районе польской столицы. Но вечером 25 августа последовало распоряжение приостановить выступление. Мобилизация продолжалась. Берлин готов был дать гарантии Британской империи. 28 августа Лондон предложил посредничество между Германией и Польшей. Эти предложения были встречены в Берлине с явным удовлетворением и надеждой. 28 августа Гитлер принял Гендерсона и заявил о своих требованиях: уступка Данцига и Коридора и гарантии немецкому населению Польши. «Явно пахнет Мюнхеном, — записал в дневнике 30 августа Майский. — Но пойдет ли на английское предложение Гитлер? Пойдут ли поляки? Подождем — посмотрим».

29 августа Гитлер согласился на переговоры, но при условии, что польский представитель уже на следующий день будет в Берлине. 30 августа этого не произошло. 31 августа в 09:15 последние требования Берлина были переданы британскому посольству. Они включали в себя передачу Данцига, проведение плебисцита в Коридоре, причем голосовать должны были только те жители, которые проживали на этих территориях на 1 января 1918 года — немцы, поляки и кашубы. Гдыня оставалась под польским контролем, с сохранением свободы коммуникаций с остальной Польшей, гарантировались интересы Варшавы в Данциге. В высшей степени сомнительно, что эти условия были бы приняты польским правительством. Впрочем, оно их и не получило. Было поздно. В Свободном Городе все было готово для войны.

Еще в середине мая 1939 года германское консульство в Данциге было проинформировано, что для церемонии поминовения погибших германских военных моряков в порт города прибудет легкий крейсер «Кенигсберг». В связи с аварией вместо него был прислан бывший эскадренный броненосец «Шлезвиг-Гольштейн», к этому моменту — учебный корабль. 21 августа командование ВМС отдало приказ о подготовке броненосца к действиям в Данциге. Он должен был войти в гавань города в мирное время и затем начать действовать по приказу, полученному по радио. Самостоятельные действия исключались. Идеальной считалась ситуация, при которой первый выстрел сделает польская сторона. Корабль входил в группу «Кенигсберг», и в случае необходимости его должны были поддержать остальные суда группы — крейсер «Кенигсберг» и эсминец «Ганс Людеманн».

Вечером 31 августа германская армия получила новый приказ о начале военных действий с 04:45 1 сентября. 31 августа польские посты в Данциге были блокированы подразделениями СА и СС, 1 сентября Германия обвинила Польшу в нападении на ее территорию. В Данциге польские власти в городе и в порту на почте были блокированы и разоружены в течение нескольких часов. Сопротивление оказывал лишь гарнизон Вестерплятте. Город ликовал — он возвращался «назад в рейх». В 04:45 1 сентября германская армия начала наступление по всей границе с Польшей. Атакующие повсюду действовали успешно. Началась Германо-польская война.