Чем отвратительно кино в России: например, «Дылда»

Фильм «Дылда» режиссёра Кантемира Балагова собираются номинировать на «Оскар» от России. Позднее Американская киноакадемия окончательно определится со списками иностранных фильмов, которые станут претендовать на главную награду. И участие «Дылды» тут объясняется просто: все зависит от наличия американского прокатчика, а у фильма Балагова он есть.

Ранее, напомню, данная работа удостоилась двух наград на Каннском фестивале — приз за лучшую режиссуру и специальный приз прессы. Это логично. Потому что «Дылда» — кино фестивальное. Более того, намеренно фестивальное. Оно сработано по лекалам, которые всем давно хорошо известны. И сама работа не просто шита белыми нитками, а ими пестрит — так, что глаза прикрыть хочется.

Ощущение, будто мальчик из провинции — господин Балагов, ученик Сокурова, к слову — решил снять кино, чтобы всем понравиться. Прежде всего, Западу. Ага, пораскинул мозгами он: там востребовано то и необходимо вот это — надо использовать, и о такой-то штуке, конечно же, не забыть. Всё, абсолютно всё уместить в фестивальный винегрет. Потому в «Дылду» напихано множество штампованной чуши — от волосатых лобков в банях и убийства собственных детей до желания забеременеть методом проституции и лесбийской любви двух несчастных женщин. А фоном всему — преимущественно блокадный Ленинград.

Да, подобное оскорбляет историческую память. Ведь чтобы показать такое на экране, нужно долго и муторно выискивать грязь. Ходить с инфернальным микроскопом и рассматривать, чтобы в конечном итоге опорочить. И Балагов занимается именно этим. Частный эпизод он раскручивает до закономерности, выставляя тьму на передний план — смотрите и думайте, что иного не было.

В своё время жил такой художник и фотограф Роберт Мэпплтроп. Работы его стали востребованы после того, как он умер от СПИДа. Самым дорогим лотом стал портрет Энди Уорхола. Но главное, что делал Мёпплторп — фиксировал разные половые отклонения. И, на первый взгляд, это отталкивает, да — однако за фасадом скрывается определённая изящность, которую автор старается придать уродству (на его взгляд, правда, уродством не являющимся).

Балагов же поступает наоборот — он ищет грязь там, где её искать не надо, чтобы в грязи искупаться и грязью в зрителя швырнуть. А снято это видео нарочито тягуче, долго. Будто режиссёр наслаждается всей этой серостью — затяжные серые планы. Автору, видимо, кажется, что это очень талантливо, но на самом деле — утомительно и скучно. Это, как уже говорилось, действительно, фестивальное кино; «фестивальное» в худшем смысле данного слова. Кого этим ты хотел удивить, Кантемир?

Тут, впрочем, можно сказать. Ну как же? Ведь фильм Балагова высоко оценили на Каннском фестивале. И, возможно, на «Оскаре» оценят. А теперь проиграем чуть иную ситуацию. А если подобное кино снято не о мерзостях — бытовых и сексуальных — блокадного Ленинграда? Если это кино в принципе не о России? Будет ли востребовано оно в таком контексте? Вряд ли.

И я сейчас не об исторической памяти, нет, а о куда более простых вещах. Работа Балагова глубоко провинциальна и вторична. Она — скопище всевозможных «фестивальных» штампов.

Это, знаете ли, напоминает одну картинку. Провинциальному мальчику дали пожевать заморской жвачки, уже изрядно жёваной, надо заметить. И вот он взял её в рот — вкуса нет, но мальчик старается — жуёт. День, неделю, месяц. А потом достаёт изо рта и начинает тянуть, демонстрируя окружающим. Вот эта жёваная-пережёваная жвачка — без цвета, запаха, вкуса — и есть кино Балагова «Дылда».

И в данном контексте данная лента весьма и весьма показательна. Потому что современное российское кино, по большей части, отвратительно именно своей холуйской угодливостью в сочетании с серой вторичностью. Так хотят понравиться, точно тренированные пудели, выплясывающие перед своим хозяином. И, похоже, им совсем невдомёк, что давно уже ценится не «снимаем, как они», а своё, оригинальное.

Когда-то, к слову, так и было. И Голливуд учился у нас. Учился у Станиславского и Чехова, Эйзенштейна и Довженко. И награждал Михалкова с Меньшовым. Так было. Но всё это мы отвергли и с угодливым покаянием объявили мусором и шлаком, дабы в итоге «снимать, как они». Снимать кино фестивальное. И прочие глупости. А на деле — пустота.

Писать о таком в день смерти Марка Захарова, к слову, особенно печально. Уходят титаны. А кто вместо? Услужливые подражатели, чей предел мечтаний попасть на Каннский или Венецианский фестиваль, чтобы отхватить там наградку? Разве это искусство? Ну, разве что искусство прислуживаться и угождать.