Спектакль общества и революции

Ги Дебор. Общество спектакля. М.: Опустошитель, 2018.

«Время лечит», «утро вечера мудренее», «завтра будет лучше»… В нас укоренено ощущение времени как неостановимого преодоления текущей ситуации, как прогресса, как постоянно возникающих шансов и возможностей. Хотя наступающие «перемены» часто обманывают наши ожидания, отсутствие будущего, вечный деградирующий застой — одна из самых невыносимых ситуаций для человека.

Кризис мира перед Первой мировой войной часто характеризовался тогдашними мыслителями и художниками именно как «безвременье», как тупик, в который зашло человечество. Время и раньше являлось привилегией в основном богатых и власть имущих: крестьянин и даже рабочий были слишком заняты борьбой за выживание, повторяющимся день ото дня трудом, в то время как реальные «исторические» события и прорывы в культуре принадлежали узкой прослойке живущих за счёт чужого труда «верхов». Предполагалось, что прогресс элит вытянет за собой и остальное общество; но к началу ХХ века эта вера была утрачена.

Социалистическая революция 1917 года в этом смысле боролась за передачу времени массам, рядовым гражданам, за право каждого человека творить и направлять историю. Александр Блок писал по этому поводу, что время выдающихся личностей проходит, и наступает время масс. Можно сказать, что история и ранее делалась через вмешательство масс, через революции; однако теперь, как предсказывал Маркс, прогресс должен был стать осознанным делом человечества, отнявшего власть у элиты и сделавшего управление делом каждого. Впрочем, октябрьская попытка так и осталась попыткой, «пробой пера». Но будет ли сделан следующий шаг?

Классическую работу «Общество спектакля» (и «Комментарии» к ней) французского революционера Ги Дебора хочется рассматривать как предвидение современных средств манипуляций, власти политиканов и СМИ, пассивного общества потребления, перехода Запада от развития «непосредственного» индустриального сектора к «неосязаемым» сферам услуг и финансов. Однако всё перечисленное остаётся лишь внешней формой, лишь следствием главной «новизны» эпохи, вызывающей у автора ужас: уничтожения современной капиталистической системой времени, истории.

На практике это значит, что та революционная ситуация, которую могли ждать (в той или иной степени) все революционеры прошлого, в современном мире больше не придёт!

Уже Маркс пишет, что, с развитием производства и разделением труда, непосредственная связь людей (как производителей, работников) утрачивается, заменяется опосредованной, хаотичной связью — рынком. Если раньше крестьянин А выращивал зерно для себя, своей семьи и феодала Б, то теперь рабочий А делает ненужные ему подшипники «вникуда», не имея представления, зачем и кому они нужны. Потребителя с производителем связывает уже обезличенный рынок. Главное тут, что рынок, сама эта связь, начинает жить собственной жизнью; целью производства для системы и для отдельных её участников становится не удовлетворение потребности, а развитие этой «связующей» системы как таковой. Производство товара ради товара, накопление капитала ради капитала.

Дебор же исходит из того, что в процессе разделения труда связь между людьми, а также между людьми и окружающей их действительностью становится отдельной областью, которую присваивает себе группа «профессионалов» — властители-управленцы. Разделение труда не только делает неподконтрольной работнику цель его труда, но и сам процесс труда становится настолько дробным, узким и специфическим, что человек-специалист совсем выпадает из общего течения жизни. Тем более, если работник переходит от материального производства к «эфемерной» сфере услуг, совсем «оторванной от жизни» и от других людей. И процесс производства, и логика коммуникаций атомизирует общество, разделяет его, и отрывает от непосредственного контакта с жизнью в её целостности. Связи человека и окружающего мира становятся опосредованы — и люди-посредники, элита, получают возможность манипулировать гражданами.

Утрачивая свой «непосредственный» процесс изменения окружающего мира, прямую связь с другими людьми, свою цель (новые потребности не возникают из практики жизни, а формируются искусственно властителями) — труд перестаёт быть двигателем истории, поскольку его преобразующая сила сводится почти к нулю, работает не «вопреки» текущей власти, а точно под её указку.

Поскольку «автоматическое» движение истории таким образом заходит в тупик, Дебор требует перехода к осознанному движению, ко включению каждого человека в разумное управление, к восстановлению Советов — как структуры, через которую массы реализовали бы сознательную власть над временем и историей. Правда, основания для такого резкого поворота не совсем понятны: предполагается, что в производстве уже достигнуто изобилие, и люди могут заняться не выживанием, а управлением; что, далее, сама работающая вхолостую система должна вызвать возмущение людей, и потому желание взять её под контроль.

При этом, хотя Дебор подчёркивает невозможность единения классового общества (и даже вменяется в вину Марксу упрощённое деление на капиталистов и пролетариат!), идея осознанного контроля подаётся им как универсальная, объединяющая всех и безработных, и белых воротничков. Заявляется, что отчуждение в системе вообще достигает таких размеров, что все категории людей «пролетаризируются», а «логика заводского труда» охватывает другие сферы. Вероятно, тут сказывается атмосфера во Франции перед выступлениями 1968 года, героями которых станут идеалистично настроенные студенты.

Вообще, тезисы об остановке истории и бессилии труда вступают у Дебора в явное противоречие с его неприятием идеи «авангарда», который должен был бы принести в класс сознание, с желанием опереться на как бы самозарождающееся движение масс, невозможность которого доказывается несколькими страницами ранее. Славой Жижек, говорящий о необходимости специфического «господина», который бы дал в условиях общей апатии волшебный толчок низовой самоорганизации, в этом смысле кажется более последовательным.

То же касается требования связать идеи с практикой. Понятно, что Дебор здесь отсылает к Марксу, считавшему, что новые формы не могут быть выдуманы философом, а должны рождаться из практической деятельности и борьбы. Но разве не бессилие практики является у Дебора исходной точкой?

Похоже, на Дебора сильное влияние оказало разочарование в СССР, начавшемся как власть Советов и первый шаг мировой революции, и превратившемся в «государственный капитализм» номенклатуры. Особенно видна досада по поводу сворачивания «оттепели», которую воспринимали как возвращение демократизма 20-х годов. Доходит до того, что само создание спектакля чуть ли не приписывается советской бюрократии.

Читайте также: Советская утопия против советской действительности: трагедия 1960-х годов

Философ обвиняет в авторитаризме не только Сталина, но и Ленина, и даже Маркса с Бакуниным. Всякая партия оказывается у Дебора под подозрением как элитаристский проект, перехватывающий власть у низовой самоорганизации. Конечно, роль «авангарда» во власти Советов проблематична — но философ не говорит по этому поводу ничего нового и решает этот вопрос простым отсечением партии (вопреки общей логике целенаправленного развития у масс сознания и критики).

Подобные крайние оценки (в числе которых — и переоценка контроля власти над коммуникациями и информацией, что стало особо проблематично в век интернета и личных блогов), однобокость в ключевых вопросах не позволяет Дебору дать внятное решение проблемы революции в обществе спектакля. Книга заостряет внимание на фатальности капитализма, его тупике — но грубо обходится с теми тонкостями и мелочами, которые могли бы указать на выход из столь опасной ситуации. Вместе с тем замечания автора по поводу времени и новизны при капитализме не теряют от этого своей ценности.