С незапамятных времён на Западе (а теперь и в России) любые предложения о государственной поддержке, контроле, обеспечении отвергались со ссылкой на важность «свободного рынка», не выносящего какое-либо вмешательство, от вседозволенности которого якобы зависели экономический рост и общее благосостояние.

Подобное противопоставление — ложно: крупный бизнес в ведущих странах мира давно забыл о «свободе» рынка и на полную мощность использует государственную власть, но не на благо большинства, а в собственных интересах. Он выступает против господдержки — для неимущих, но давно построил госкапитализм — для себя.

Такую позицию отстаивает известнейший американский интеллектуал Ноам Хомский в книге «Оптимизм вопреки отчаянию». Книга состоит из интервью Хомского независимому новостному сайту Truthout на различные темы: от международной политики — до теорий языка.

Все минусы формата присутствуют: многочисленные повторы (особенно в обсуждениях внешней политики США), перескакивание с темы на тему, каждому отдельному вопросу уделено мало времени. Ситуацию спасает то, что интервьюер хорошо знаком с работами собеседника и задаёт ему вопросы по делу, а не формально-общие, как это часто бывает. В итоге книга даёт обзорное представление о идеях Хомского и о том, как мир выглядит глазами интеллектуала с другого континента.

Хомский доказывает, что идея свободного, нерегулируемого общества и рынка, где каждый своими силами борется со собственный успех — это лишь сознательно конструируемый миф, который внушают угнетённым классам. Социальные «верхи», крупные корпорации и банки на самом деле давно ведут «одностороннюю классовую войну» против остального общества, прибегая в ней ко всем тем методам, которые публично порицают и запрещают использовать другим.

Крупный бизнес в современном мире во всём опирается на поддержку государства. Даже аналитики МВФ признают, что основные банки по всему миру держатся за счёт государственной страховки, постоянной экономической помощи, доступа к дешёвым кредитам, выгодных рейтингов (вследствие государственных гарантий) и т.д. Журнал Bloomberg Businessweek посчитал, что подобные «скрытые субсидии» государства (т.е. налогоплательщиков, всего общества) банкам в США составляют порядка 80 млрд долларов в год!

Если в классической рыночной схеме банк, выдавший рискованный кредит и «погоревший» на этом, сам несёт за это полную ответственность, — то в современной экономике все проблемы, вся ответственность перекладывается на общество: ведь государство спешит «поддержать» утопающий банк на деньги из бюджета. Ради этого даже могут урезаться социальные гарантии (как это происходит и в России, с той же пенсионной реформой).

При этом все доходы, если риск оправдается, забирает себе не государство и не общество, а тот самый отдельный банк; вернее даже — несколько его бенефициаров, выгодополучателей. Иными словами, все риски и проблемы крупного капитала перекладываются на плечи широких масс, в то время как прибыль приватизируется узким кругом лиц с самого верха пирамиды.

Конечно, то же справедливо и для нефинансового крупного капитала (хотя он и находится в подчинённом, зависимом положении от банков). Хомский напоминает, что IT-революция была сделана во многом на госсредства, с использованием наработок государственных НИОКР. Однако плоды длительной работы дали пожинать именно частным корпорациям. То же — с «Соглашениями о свободной торговле» (FTAs): они подразумевают протекционизм, патенты, защиту прав крупных инвесторов и корпораций — в ущерб народам. Парадоксально, но они обеспечивают свободное передвижение капитала, при ограничении движения рабочей силы.

Надо отметить, что идея Хомского поддерживается, например, аналитиками из Oxfam, занимающимися мировым неравенством: они также отмечают роль сращивания крупного бизнеса и государства в росте богатства элит. Этим же можно объяснить последние призывы Чубайса к сближению российских властей с крупными предпринимателями.

Помимо прочего, Хомский указывает на такую особенность: в госсекторе бизнес охотно вкладывается в военную науку и промышленность, но не в гражданскую, социальную сферу. Учёный связывает это с тем, что оборонка не предполагает автоматически улучшения положения широких масс населения, в то время как «социалка» так или иначе поднимает общество, а значит — делает его угрозой для господства крупного бизнеса.

Понятно, почему в мире стремительно растёт неравенство. Идеологи крупного капитала критикуют «социализм» и вмешательство государства, — но только когда оно происходит в интересах широких масс. «Социализм» оказывается построен для богатых, в то время как идеи «свободного рынка» со всеми их минусами работают только для бедных.

Нетрудно догадаться, что концепция «односторонней классовой войны» подразумевает изменения не только в экономике, но и в политической системе. Партии в США со времён Гражданской войны носили не классовый, а территориальный характер. Идеология самих Соединённых Штатов (Хомский здесь ссылается на автора Конституции Джеймса Мэдисона) ориентировалась на то, чтобы закрепить власть в руках узкой, но якобы «более ответственной группы людей» — элиты, «защитить» успешное «меньшинство богатых от большинства» населения.

Соответственно, партии не подразумевали широкого членства и участия, а являлись лишь инструментами, механизмами в руках элит для продвижения кандидатов и привлечения средств со стороны бизнес-кругов. Этому способствовала и развитая система лоббирования, и постоянные махинации с системой выборщиков и распределением избирательных округов, и многие другие, более мелкие детали.

Главное — что истеблишмент Соединённых Штатов не был заинтересован в развитии низовых структур, т. е. непосредственно демократии, и наоборот — единогласно давил все народные движения и ростки рабочих партий. Происходит «изоляция элиты от любой системы демократической отчётности».

Хомский указывает, что на место разрушаемой демократии всегда приходит фундаментализм (и в исламских странах, и на Западе). Политическая повестка смещается с классовых, политических и экономических проблем — на культурные вопросы: религия, традиционные ценности, расизм, проблемы меньшинств и пр. Причём все прогрессивные движения, которые могут быть и религиозными (как теология освобождения в Южной Америке, задавленная «армией США»), подавляются — и вся система погружается в архаику, антинаучность, тёмную иррациональность. Обе официальные партии же постоянно «правеют».

Хомский жалуется, что в США не рассматриваются всерьёз даже проблемы экологии: международные соглашения в этой сфере игнорируются; политические лидеры либо замалчивают, либо прямо отрицают глобальные экологические опасности. Но в этом у них есть поддержка: по опросам, 40% граждан Соединённых Штатов не считают угрозу окружающей среде существенной, потому что, по их мнению… Этот вопрос зависит только от воли Бога! Интересно было бы взглянуть с этой точки зрения и на рост роли РПЦ в российском государстве…

Впрочем, Хомский не считает нужной ярую антирелигиозную пропаганду: по его мнению, «новый атеизм» должен быть направлен против «государственного культа», оправдывающего господство крупного бизнеса.

Тем более, что «прогрессивные» западные государства, в особенности — США, Хомский называет главными мировыми террористами. Для распространения своего господства и продвижения своих интересов элиты не считаются со средствами. Это особенно страшно в случае Соединённых Штатов, с их гигантскими военными силами. США не только устраивают прямые интервенции в другие страны, где зачищают всякие ростки демократии и низовых движений, приводя к власти радикальные фундаменталистские силы. Штаты занимаются и «классическим» террором: например, в рамках кампании глобальных политических убийств, начатой Бараком Обамой якобы в качестве замены обычному военному вмешательству.

Впрочем, всё ещё может поменяться. Последние выборы показали: народ недоволен сложившейся системой, тем, что его голос не слышат. Конечно, в своём желании пойти против истеблишмента люди поддержали Дональда Трампа — представителя всё той же крупной буржуазии, но игравшего на популистской риторике. Однако на другом конце спектра молодёжь поддерживает и Берни Сандерса — политика в духе «Нового курса» Рузвельта, теперь на общем фоне кажущегося крайне левым.

Вопрос стоит в том, будет ли эта тенденция проявляться только в предвыборных кампаниях, или же станет организовываться в регулярные низовые структуры, ведущие постоянную деятельность. Предыдущий такой тренд, опиравшийся на многочисленную левую интеллигенцию и активное стремление к самообразованию среди рабочих (достигший пика в 1930-е), пал жертвой репрессий в годы холодной войны.

Теперь людей нужно выводить из состояния — даже не апатии, а «покорности»: им необходимо объяснить, что они действительно могут повлиять на окружающий мир, если захотят и самоорганизуются. В этом Хомский видит и свою роль: он считает нужным не уговаривать массы, а развивать в них критическое мышление, объясняя и аргументируя свою позицию.

Учёный идёт дальше и утверждает: «Ни одна форма господства и иерархии не является оправданной сама по себе». Они либо должны на деле доказывать свою состоятельность, либо быть устранены. Конечный идеал для Хомского — постепенная ликвидация всякой формы господства и иерархии во всех сферах жизни, под натиском организации и совершенствования всех людей. В этих идеях можно усмотреть анархизм, да и сам учёный от этого не отказывается — но подобная подозрительность по отношению к господству элит, буржуазного государства, и стремление передать власть в руки народной организации являются необходимой частью и коммунистической идеи: хоть у Маркса, хоть у Ленина, хоть у Ильенкова.

Интересно, что повод для оптимизма Хомский находит даже в собственных научных исследованиях. Он утверждает, что изучение языка наводит его на мысль, что стремление к свободе и творчеству заложено в самой природе человека, и подавить его окончательно — не так-то просто.

В конце концов, выбор у нас невелик: либо смириться с негативными тенденциями и обеспечить себе печальный конец, либо — воспользоваться немногими шансами и постараться повернуть ситуацию в положительное русло.

В целом книга действительно вселяет оптимизм: осознанием, что в таком центре империализма, как США, до сих пор остаются влиятельные интеллектуалы, высказывающие столь радикальные мнения и оценки, как Хомский. Рисуемая им картина печальна, особенно если прикладывать её к нашей стране, — однако воспринимать её нужно не как рок, а как вызов. К чему и призывает Хомский.