Пожалуй, из всех эмигрантов, покинувших Россию после окончания Гражданской войны, меньше всего повезло офицерам. Если ученый, художник, инженер или композитор могли интегрироваться в профессиональную среду, то переизбыток кадровых военных после Первой мировой войны и естественное сокращение армий затрудняло для белогвардейцев возможности для продолжения службы.

Иван Шилов ИА REGNUM

Были, конечно, исключения, например, польские, эстонские, литовские и латышские офицеры вошли в состав национальных армий. Кто-то из русских стал служить в обескровленных войной югославских войсках. Но проблемы в целом это не решало.

Об одном таком исключении пишет историк Надежда Емельянова (Москва).

В России генерала Ивана Беляева (1875−1957) ожидала достойная карьера: офицер лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады, создатель устава горной артиллерии. В Первую мировую Беляев дослужился до генерал-майора. Был ранен, награжден Георгиевским крестом и орденом Святого Владимира IV степени с мечами и бантом — двумя почетными наградами за личную храбрость.

Все изменилось с началом революции, которую Беляев не принял. В Добровольческой армии он командовал сначала батареей, затем служил начальником артиллерии 1-й конной дивизии генерала Врангеля. В марте 1919 г. стал инспектором артиллерии 1-го армейского корпуса. Именно его батареи прикрывали отход контрреволюционеров из Харькова.

В эмиграции генерал какое-то время жил в Болгарии, а в 1924 году перебрался в Парагвай, где, став уже Хуаном Беляеффом, смог завершить успешную карьеру. Точнее две карьеры. Беляев зарекомендовал себя первоклассным этнографом и антропологом, исследователем индейских народов региона Чако. В частности, им были составлены словари языков мака и чамакоко. Одновременно он не забывал и про свою профессиональную деятельность. Принял участие в войне между Боливией и Парагваем (Чакской войне) 1932−1935 гг., дослужившись до звания дивизионного генерала (генерал-лейтенанта).

Думается, последняя успешная кампания стала для генерала в какой-то степени компенсацией за неудачу Первой мировой: ведь за Боливию сражалось примерно 120 немецких офицеров, а на стороне Парагвая около 80 русских. Помню, внук одного такого «русского парагвайца», живущий в США, был очень возмущен моим вопросом: на чьей стороне сражался его дед.

«Конечно же, за наших, за Парагвай, — ответил он. — Разве можно воевать за немцев?»

Издание предоставлено книжным магазином «Циолковский».