«Революция» 1136 г., в ходе которой новгородцы предъявили своему князю ряд обвинений, как бы сейчас сказали, экономического и политического характера, возникла не на пустом месте. Суть ее заключалась в изменении статуса местной княжеской власти: из посадника, представителя киевского князя в данной земле, князь окончательно превращался в высшее должностное лицо Новгородской земли, обладавшее при этом существенно меньшей властью, чем прежние посадники и тем более киевские князья.

Цитата из к/ф «Александр Невский». Реж. Сергей Эйзенштейн, Дмитрий Васильев. 1938. СССР
Князь Александр Невский у собора св. Софии в Великом Новгороде

Строго говоря, объем власти князя-посадника нам неизвестен, а о власти новгородского князя можем судить по судебной грамоте Святослава Ольговича (именно он сменил в 1136 г. Всеволода Мстиславича на новгородском столе), а также по договорным грамотам князей с Новгородом XIII—XIV вв.: их нормы восходят к первым подобным договорам первой половины XII в. Из них следует, что гражданская деятельность князей и источники их доходов были жестко регламентированы, и нарушить договора безнаказанно князья не могли.

Князья нужны были новгородцам в двух отношениях — прежде всего, как военные специалисты, командующие новгородским войском в случае войны, и как арбитры во внутриволостных спорах. В Новгороде в тот момент формировалась кончанская (говоря современным языком, районная) система самоуправления, при которой каждый из концов самостоятельно решал свои внутренние вопросы, владел долей в общем земельном фонде Господина Великого Новгорода и соучаствовал в управлении городом. Между этими общинами всегда имелись существенные противоречия, иногда приводившиеся к вооруженным столкновениям и человеческим жертвам. И князь как человек пришлый и лично не связанный ни с одной из враждующих группировок естественно выступал как посредник и судья.

Но при этом власть князей была ограниченной даже в военной сфере: по крайней мере, новгородцы, поневоле участвуя порой в общерусских походах, имели на сей счет свое мнение и могли вполне отчетливо его выразить. Наиболее ярким примером такого рода является поход новгородцев во главе с князем Мстиславом Мстиславичем на Киев в 1212 г. Новгородская I летопись рассказывает (даю перевод):

«и дошли до Смоленска, и произошла ссора новгородцев со смолянами, и убили новгородцы смолянина, а за князем не пошли. Князь же Мстислав стал звать их на вече, но они не пошли. Князь поцеловал всех, поклонился и пошел сам (то есть только со своим двором — А.Ж.), а новгородцы, сотворив вече, стали совещаться», что им делать дальше.

Широкий жест уважаемого новгородцами князя, видимо, взял их за живое: по предложению посадника Твердислава новгородцы таки продолжили поход и догнали Мстислава.

В данном случае сказался авторитет князя, но важно, что даже в походе князь и его окружение «держатся собе», а подчиненные ему новгородцы — «собе», и последние смеют безнаказанно ослушаться князя. Немудрено, что князья на новгородском престоле надолго не задерживались, а использовали это престижное для них княжение как ступеньку к овладению более существенными и выгодными им княжениями.

Таким образом, новгородцы в своем стремлении добиться самостоятельности и подчинить князей своей воле не добились главного — стабильности исполнительной власти. Во имя этой цели они должны были либо расширить пределы княжеской власти, либо отказаться от нее вообще, создавая тем самым аналог античных демократий или республик.

На это новгородцы — и вообще политическая практика Древней Руси — не пошли, так что именовать новгородский вечевой строй феодальной республикой, как это обычно делается, не совсем правильно: чтобы стать именно республикой, Новгород должен был обрести не просто самостоятельность, но независимость от русских князей.

Дело в том, что на протяжении XII—XIII вв. «вольные» новгородцы зорко следили за теми, кто именно занимал киевское, а в ордынский период — великое владимирское княжение, и приглашали и изгоняли князей в зависимости от обстановки в стольном городе. А коль скоро власть в Киеве на протяжении столетия — вследствие княжеских усобиц — очень часто менялась, то и непостоянство (читай — взаимное предательство) как князей, так и новгородцев было постоянно действующим фактором политики.

Клавдий Лебедев. Вече в Новгороде. 1907

Со стороны князей (например, того же Мстислава Мстиславича, Михаила Черниговского) иногда звучали честные признания о желании поискать более выгодного княжения, и новгородцы в таких случаях отпускали их с неохотой, но куда чаще между ними происходила жесткая борьба без правил. К сожалению, новгородские летописи описывают такого рода противостояния скупо, так что, к сожалению, мы чаще всего не имеем возможности определить, что было причиной и что поводом в бесконечных изгнаниях и бегствах князей из Новгорода.

Вот как выглядит цепочка вокняжений и изгнаний новгородских князей в связи с политическими изменениями в Киеве в 1138—1142 гг.

1138 г. Новгородцы изгоняют из своего города Святослава Ольговича, в 1136 г. прибывшего из Чернигова, (17.04) и приглашают на свое княжение Ростислава Юрьевича, сына суздальского князя Юрия Владимировича («Долгорукого») (10.05). — Ярополк Киевский предпринимает большой поход на Чернигов и вынуждает Всеволода Ольговича принять его условия.

1139 г. Смерть Ярополка Владимировича (18.02). — Вокняжение в Киеве Всеволода Ольговича (4.03). — Бегство Ростислава Юрьевича из Новгорода (1.09). — Новгородцы просят Всеволода Ольговича дать им князя, но не получают определенного ответа. — Ростислав Юрьевич возвращается в Новгород. — Новгородцы дают Всеволоду Ольговичу заложников, после чего Святослав Ольгович возвращается в Новгород (25.12).

1140 г. Новгородцы «восстают» на вече против Святослава Ольговича из-за его «злобы» (осень), после чего просят киевского князя Всеволода дать им другого князя. — Тот решает послать в Новгород своего малолетнего сына Святослава.

1141 г. Святослав Ольгович, не дожидаясь приезда племянника, тайно бежит из Новгорода, что сопровождается избиением его сторонников. — Новгородцы просят у Всеволода Ольговича на княжение его шурина Святополка Мстиславича, но киевский князь на это не соглашается. — Новгородцы, «не стерпяче без князя седети», просят Юрия Суздальского сесть в Новгороде. Тот вновь шлет в Новгород сын Ростислава (26.11).

1142 г. Новгородцы берут под стражу Ростислава Юрьевича и повторно просят Всеволода Ольговича дать им на княжение Святополка Мстиславича (весна). Святополк Мстиславич прибывает в Новгород (19.4).

Итак, что получается? В течение четырех (!!!) лет, вскоре после провозглашения пресловутой «вольности в князьях», князья в Новгороде менялись с калейдоскопической быстротой: Святослав Ольгович успел побывать на княжении дважды, Ростислав Юрьевич — трижды, Святополк Мстиславич единожды — при том, что мог на престоле оказаться еще и Святослав Всеволодич! При этом новгородцы сажали князей отнюдь не самостоятельно. Ежегодно они отправляли посольства по этому поводу к киевскому князю, а альтернативные вроде бы обращения к Юрию Суздальскому на деле таковыми не были: первое изгнание Святослава Ольговича вполне соответствовало желаниям киевского князя Ярополка, а третье приглашение Ростислава произошло из-за медлительности Всеволода Ольговича: новгородцы попросту «не стерпели» сидеть без князя.

Почему сосуществование даже с «плохим» — дважды до этого изгоняемым! — князем оказывалось лучше, чем «вольная» жизнь без князя вообще? Потому, что в Новгороде произошел резкий внутренний раскол: и Мстиславичи, и Ольговичи, и Юрьевичи имели в нём своих сторонников и яростных противников: предоставленные самим себе новгородцы, по-видимому, вели между собой столь жестокую борьбу, что погасить такое противостояние мог только приглашенный со стороны «варяг», то есть в данном случае кто-то из Рюриковичей…

Но описанная выше смена князей — это ведь и череда клятвопреступлений! Для князей — и временно занимавших новгородский стол, и пославших их старейших князей — новгородцы были именно предателями, в одностороннем порядке бесконечно нарушавшими договоры: сами приглашали на княжение, просили уважить — и вскоре отрекались от своих слов!

А что с точки зрения новгородцев? Мы знаем, что Святослава Ольговича и затем Святополка Мстиславича новгородцы просили удалить их «злобы ради». Но в чём именно она заключалась? Несомненно, отчасти в личных качествах. Так, новгородский епископ Нифонт явно неспроста запретил новгородским священникам венчать князя Святослава, когда тот вздумал жениться на Марии, дочери Петрилы Микульчича (в одном из источников В.Н. Татищева сказано, что ее первого мужа будто бы убили люди Святославовы). Но лишь отчасти: князья, скорее всего, стали выходить за рамки заключенного с ними договора — попросту говоря, проявили склонность княжить так, как привыкли в своих прежних владениях. Если это верно, то в глазах новгородцев именно князья являлись предателями интересов Новгорода!

Heidas
Стены Новгородского детинца

Это касается не только «злобного» Святополка Мстиславича, княжившего в Новгороде целых шесть лет и благополучно пережившего там, кстати, столичную усобицу: в 1146 г., после смерти Всеволода Ольговича, власть в Киеве захватил Изяслав Мстиславич, сбросивший с престола Игоря, брата покойного князя. Однако на «злобность» Святополка новгородцы пожаловались его брату, киевскому князю, только в 1148 г.: до этого, получается, они ее либо не обнаруживали, либо проявляли непонятное долготерпение…

Ситуация, описанная на примере 1138—1142 гг., проявлялась в схожих формах на всём протяжении XII—XIII вв.: новгородцы в целом оставались лояльными действующим столичным князьям и лишь при появлении нескольких кандидатов на киевский (в XIII в. — на великий владимирский) престол позволяли себе «выбирать», то есть обращаться и к тем, кто потенциально способен овладеть столицей. Но при этом они оставались в глазах старейшего князя потенциальными сепаратистами, поскольку не считали его носителем высшего суверенитета. Главным источником власти для новгородцев была их собственная земля, а не далекая приднепровская Русь (в ту эпоху она ограничивалась пределами Киевской и Черниговской областей нынешней Украины).

Подведем промежуточный итог. Развитие политической системы Новгорода с X по XIII в. говорит о постепенном укреплении в этой земле представления о первенстве местного суверенитета, лишь по необходимости признающего другой суверенитет — старейшего русского князя. Столкновение этих двух суверенитетов было неизбежно, поскольку они враждебны друг другу. Они могли некоторое время сосуществовать, но это не могло продолжаться вечно — либо суверенитет князя уничтожит суверенитет местный, либо победа последнего приведет к распаду Русской державы на отдельные, более мелкие, страны…

Таким образом, представление о приоритете местной власти над властью центральной, ставшее мощным инструментом развала СССР, впервые проявило себя в далеком XII в.