Make love, not Tzar, или Сказка о Мале и Никки к столетию революции

Скажу сразу — мне очень неловко. Так бывает, когда оказываешься свидетелем того, как человека у тебя на глазах нехорошо разыграли. Угостили красивым яблоком из пластмассы или, наоборот, наврали, что с его близкими случилась беда. Ведь все эти люди, ну, или почти все, которые шумно протестовали против выхода «кощунственного» фильма — они же делали всё это очень всерьез, со слезами на глазах от праведного гнева. Тратили силы своей души, а возможно, и здоровье. Могли нечаянно и убить кого-нибудь. Некрасивый розыгрыш получился, фи так поступать — даже рекламы ради.

Я тоже, надо сказать, повелась. Шла на фильм с этаким серьезным лицом, готовясь вылавливать фактические несоответствия и криво расставленные акценты, разнообразный исторический фальсификат. Так вот — вылавливать там нечего. Там нет и не может быть исторических ляпов просто потому, что там вообще нет реальной истории. Нет поругания чести и достоинства императора Николая II, ибо император Николай II с его честью и достоинством (с пятнами на них или без оных) в фильме отсутствует. Есть некий персонаж «Никки» с приблизительно узнаваемой растительностью на лице, при мундире и регалиях.

Самое главное доказательство, что в картине нет никакого императора Николая II и даже наследника престола, состоит в том, что в фильме отсутствует страна, власть над которой мог бы принять наследник, как и ее народ. Или парочка гламурных видов, невезучий мужичок с застрявшей на путях телегой и толпа улыбчивых манекенов из этнографического музея — это Россия и ее народ? Народ отсутствует даже в сцене Ходынки — нет ощущения сошедшей с ума людской массы, нет давки. Падающие в рапиде башенки с залезшими на них ладными и аккуратно одетыми парнями, может быть, и символизируют сулящую катастрофы карту «Башня» из колоды Таро, но не более отражают ужас происходящего, чем замедленная демонстрация каратешных ката — реальную схватку насмерть.

Всё, что нам показывают в фильме — это причудливый, но довольно-таки скучный и вязкий сон. Возможно, такие сны снятся золотым рыбкам в аквариуме — тема призрачного застеколья возникает в фильме с первых кадров. Если что всё же бодрит и веселит зрителя, так это явная, нарочитая, кривляющаяся ирреальность сюжета. «Матильда» — типичная постмодернистская сказка а-ля многосерийные эпопеи Акунина про Эраста Фандорина и хитроумную монашку Пелагию. Первоисточники легко прослеживаются и опознаются — здесь и авантюрный роман начала ХХ века, с безумными страстями, заговорами, мрачными подземельями, мистическими злодеями и покушениями на жизнь героини непременно при помощи динамита, здесь и японские мультики в стиле паропанк — воздушные шары, винтажные мотоциклы и авто, газовые маски, очки-консервы, краги, обставленная странными и нелепо навороченными приспособлениями лаборатория безумного ученого-колдуна… В какой-то момент я почти поверила, что из-за угла вот-вот вывернет, отпыхиваясь и дымя, словно самовар, гигантский самоходный робот с императорским орлом на широкой медной груди. Пронесло…

Что же остается в сухом остатке и про что, собственно, фильма, как говаривали в те времена? Прежде всего, главным действующим лицом сказки или притчи — а это именно сказка или притча — является вовсе не условный Николай Александрович Романов, а — очень неожиданно, учитывая заглавие! — условная же балерина Матильда Кшесинская, «Маля». Молодая женщина с живым умом, бойким характером и чувством собственного достоинства, которой вовсе не нравится роль работницы «публичного дома на государственной субсидии». Она хочет некой определенности в отношениях, хочет быть единственной для любимого. Причем любимый без короны ей был бы так же люб, как и с короной. Она хочет только одного — чтобы он наконец хоть на что-то решился и что-то выбрал.

Любимый же решиться и выбрать решительно не в состоянии. Он вяло мечется, мается, томно страдает, делает бессмысленные милые глупости и явно надеется, что все как-нибудь само образуется и рассосется. В эту мутную воронку оказываются затянуты все вокруг — и когда-то бодрый и полный нутряной жизненности, а теперь умирающий отец «Никки», и высушенная придворной псевдожизнью мать, и способная вызывать одним своим видом приступ беспросветной хандры с мигренью «Санни» Алекс, и вынужденный заниматься постыдной ерундой шеф «охранки». Серый водоворот медленно вращается, выпуская на поверхность пузыри нелепых сюжетных ходов. Всё совершено логично заканчивается ничем.

Если уж совсем перенапрячься и попытаться отыскать в этом душном аквариуме какие-то философские глубины, то фильм можно считать притчей о выборе между жизнью и смертью. «Никки» (подчеркну еще раз, речь о персонаже, а не об историческом лице!) мог выбрать жизнь в виде прямолинейно-полнокровной, земной и природной «Мали». Разумеется, отказавшись от царствования, к которому психологически не готов. Но выбирает «Никки» всё же совершенно не нужную ему и «слишком тяжелую» корону — а вместе с нею, как явно подразумевается, и смерть. Придворный мир выглядит абсолютно мертвым, выморочным, последний проблеск жизни ушел из него вместе с богатырем и жизнелюбом Александром III. Кстати, сцена, когда императрица увозит своего изнемогшего супруга на инвалидном кресле в темную анфиладу комнат, во тьму смертную — одна из немногих сильных и настоящих в фильме. «Нежить», царящую во дворце, подчеркивает и почти вампирическая тема крови — не только в смысле происхождения, но и в самом прямом. В финале «Никки», уже коронованный, совершает на Ходынском поле весьма странный ритуал — запускает над еще не убранными трупами задавленных грандиозный фейерверк, а сам молча опускается на колени и осеняет себя крестом. Выглядит это не как покаяние перед погибшими по вопиющему недосмотру людьми, а как своеобразная присяга смерти, «священный брак» с нею. Безумный поручик Воронцов гибнет, потому что пытается насильно овладеть олицетворением природной жизненной энергии, «Никки» отвергает ее зов и в конце концов тоже гибнет. По прослеживаемой мысли авторов, ошиблись оба, надо было попросту покориться природе.

Что касается якобы непристойных постельных сцен, гнусно пятнающих белоснежные одежды царственного страстотерпца, то их в фильме, в общем-то, и нет. Единственная сцена страсти практически целомудренна, на обоих потерявших голову персонажей намоталось столько полупрозрачной ткани, что разглядеть детали совершенно невозможно. Остальное — всего лишь скромная «обнаженка», которая никак не тянет не только на порнографию, но даже на полноценную эротику. Куда уж этому до сцен насильственного и добровольного соития в «Викинге», еще одном кинофэнтези о православном святом, где до порно даже не шаг, а полшага, чего ни один воинствующий защитник святости даже не заметил!

А между тем столетие величайшего исторического события XX века не просто не за горами — оно уже практически наступило. И уже можно сказать, что никакого внятного ответа российский кинематограф дать на него не успел и не смог. Разумеется, выйдет еще на экраны телесериал о Троцком, но уже по трейлеру понятно, что это опять не анализ времени, а психоанализ личности, и, вполне по Фрейду, немалая роль там будет отведена «клубничке». И сериальная экранизация «Хождения по мукам», по признанию авторов и актеров, посвящена поискам героинями «простого женского счастья», а вовсе не судьбам страны, народа, интеллигенции. Великое и страшное время оказалось не по зубам отечественным кинематографистам, не способным подняться над уровнем будуара, беседки, алькова, кушетки психоаналитика. Никакой роли личности в Истории — только в меру банальные, в меру занятные, в меру смешные, печальные или пугающие истории о личностях, их персональных «тараканах» и приватных отношениях. Стоит ли вообще «лезть в политику», задумываться о судьбах страны и пытаться их вершить? — как бы вопрошает «историческое» кино. И дает ответ скорее отрицательный. Make love, not Tzar, здоровее будешь — такая мораль вырисовывается к финальным титрам «Матильды».

Вот в этом чудовищном несоответствии художественного ответа историческому вызову и есть главная пошлость и главный грех скандально нашумевшего фильма якобы из жизни последнего российского императора. А вовсе не то, о чём все подумали.