Конец 2016 г. принес новость, которая на первый взгляд давала серьезный повод для оптимизма: на всенародных выборах Президента Республики Молдова (состоявшихся впервые после 20-летнего перерыва; с 2001 года президента в Молдавии избирал парламент) победил лидер Партии социалистов Игорь Додон, позиционировавший себя как «пророссийский» политик.

Hitseason.ru

Правда, еще во время избирательной кампании у И. Додона стали появляться оговорки, которые были призваны ограничить его восприятие как «пророссийского» кандидата и молдавскими избирателями, и западными партнерами. Додон пытался позиционировать себя как «промолдавский» политик, заявлял о намерении стать «президентом всех граждан Молдовы».

Тем не менее, имидж «пророссийского» президента прочно закрепился за И. Додоном, а сам он после избрания вновь стал активнее работать в этом направлении.

Рост активности И. Додона на российском треке был встречен в Москве достаточно благосклонно: многие в политическом истеблишменте России посчитали победу Додона осязаемым подтверждением успехов уполномоченных должностных лиц на молдавском направлении и продолжили оказывать ему поддержку. На волне повышенного оптимизма прошел первый визит И. Додона в Россию и его первая встреча в новом качестве с Президентом Российской Федерации В.В. Путиным. Были обозначены три основные темы, которые и в настоящее время составляют основу молдаво-российской повестки: проблема молдавских трудовых мигрантов в России, экспорт в Россию молдавской сельхозпродукции, молдаво-приднестровское урегулирование.

Президент Молдавии попытался также продемонстрировать альтернативу европейскому интеграционному вектору, реализуемому молдавскими властями на протяжении последних лет. Не подвергая сомнению курс на европейскую интеграцию (денонсация Соглашения об ассоциации Молдавии и Евросоюза более не является задачей для И. Додона; он намерен инициировать лишь изменения к данному документу), молдавский президент смог решить вопрос о предоставлении Молдавии статуса наблюдателя при Евразийском Экономическом Союзе. Ощутимых сдвигов в направлении евразийской интеграции, однако, в Молдавии отмечено не было.

Более того, президент Молдавии постарался вернуть в политическую повестку Республики Молдова приднестровскую проблематику, хотя ранее она не особенно волновала ни политическую элиту, ни население этой страны. И. Додон попытался сделать молдаво-приднестровское урегулирование одним из главных опорных тезисов своей избирательной кампании, а после избрания даже изобразил определенную активность на приднестровском направлении, встретившись с избранным в декабре 2016 г. новым Президентом Приднестровья В. Красносельским (первая с декабря 2008 г. встреча двух президентов состоялась в январе 2017 г. в приднестровских Бендерах).

Одновременно с Додоном и другие политические силы в Молдове стали активнее обращаться к тематике молдаво-приднестровского урегулирования, а тема стала частью внутри‑ и внешнеполитической повестки РМ (по крайней мере, для политической элиты). Так, Конституционный суд Молдовы принял решение о том, что территория Приднестровья «оккупирована», российские вооруженные силы, включая миротворческий контингент, являются «оккупационными», а восстановление «территориальной целостности» Молдовы любыми средствами, в том числе путем повторения вооруженной агрессии против Приднестровья, является не только правом, но и обязанностью молдавских властей.

На западном «фланге» Приднестровью была отведена новая роль: реальная молдавская власть в лице лидера Партии демократов Молдовы, известного молдавского олигарха В. Плахотнюка стала продвигать для западных партнеров тезис о том, что именно Приднестровье представляет угрозу миру и стабильности как проводник российских интересов и как источник разного рода угроз, преимущественно также исходящих от России.

Таким образом, у тех, кто в реальности реализует внешнюю и внутреннюю политику в Молдавии, появился новый тренд: если ранее В. Плахотнюк позиционировал себя как единственный политик, способный обеспечить развитие Молдавии по западному интеграционному вектору, а Запад, в свою очередь, становился источником легитимности для созданной В. Плахотнюком системы управления, то сейчас этого, видимо, недостаточно. Внутри Молдавии происходит постепенное развитие прозападных оппозиционных партий, которые вполне смогут стать альтернативой Демпартии на предстоящих выборах. Поэтому В. Плахотнюку потребовалось вернуть Приднестровье в политическую повестку Молдавии для того, чтобы оживить тезис о российской угрозе и вновь подчеркнуть свою незаменимость для обеспечения преемственности в реализации прозападного курса.

Президент Додон, тесно взаимодействующий с В. Плахотнюком всегда и особенно тогда, когда в этом возникает реальная потребность, столь же незаменим для г-на Плахотнюка, сколь и безопасен. Незаменим, потому что периодические заявления Додона ориентированы на поддержание его «пророссийского» статуса и подтверждение тезиса о «российской угрозе». Безопасен, потому что всегда можно сослаться на отсутствие у президента Молдавии достаточных конституционных полномочий для влияния на что-либо и потому что, как признают все ведущие политические силы Молдавии, когда дело касается Приднестровья, и президент, и парламент, и правительство в Кишинёве говорят «на одном языке».

По сути, для И. Додона приднестровское направление стало первым реальным тестом на его готовность следовать предвыборным обещаниям, на его соответствие статусу «пророссийского» политика. Молдавский президент отметился изобретением разного рода угроз с последующим их разоблачением и гневным осуждением. Как справедливо заметили в одном из авторитетных молдавских СМИ, И. Додон сам придумывал «ветряные мельницы» и с разной степенью успеха пытался их победить. Так было со слухами о введении визового режима с Россией, с поиском американского присутствия в непосредственной близости от Зоны безопасности, на военном полигоне в молдавском селе Бульбока (хотя г-н Додон, скорее, предпочел не заметить этих «следов») и т.д.

Реальные действия президента И. Додона на приднестровском треке никак нельзя назвать ни конструктивными, ни пророссийскими.

Во-первых, еще во время предвыборной кампании И. Додон отказался от выдвинутой им самим в 2012—2013 гг. концепции «федерализации». По некоторым сведениям, тезис о федеративном устройстве отсутствует и в неофициальных соображениях молдавского президента, которые были им переданы российской стороне. По официальной версии, это сделано для того, чтобы «не раздражать» различные политические силы в Молдове; очевидно, что отношение к этим «наработкам» приднестровской стороны для их разработчиков вторично.

Во-вторых, И. Додон фактически уклонился от реализации договоренностей с приднестровской стороной, достигнутых во время двух встреч с Президентом ПМР В. Красносельским. Это касается политически мотивированных уголовных дел, признания приднестровских образовательных документов, реализации иных положений «Берлинского протокола» 2016 г. и т.д.

В-третьих, несмотря на предварительное согласие, И. Додон уклонился от совместного с В. Красносельским обращения в адрес действующего Председателя ОБСЕ относительно необходимости скорейшего и без предварительных условий созыва очередного раунда «Постоянного совещания по политическим вопросам в рамках переговорного процесса по приднестровскому урегулированию» (формат «5+2»). Не вызывает сомнений, что такое обращение было бы и в интересах России, которая также выступает за скорейший созыв официального раунда формата «5+2», однако в данном случае, как и во многих других, разговор «на одном языке» с парламентом и правительством оказался для президента Молдавии важнее, чем «пророссийский» имидж.

В-четвертых, И. Додон поддержал создание на границе с Приднестровьем совместных молдаво-украинских постов, ключевая цель которых — наращивание давления на Приднестровье, чего молдавский президент не может не понимать. Нетрудно предположить, какое складывается отношение к И. Додону, фактически оправдывающему усиление давления на Приднестровье, у приднестровского населения и политической элиты.

Таким образом, реальные шаги И. Додона на приднестровском направлении противоречат его «пророссийским» заявлениям и декларируемой готовности к конструктивному диалогу в рамках молдаво-приднестровского урегулирования.

Достаточно много вопросов есть и по непосредственным действиям И. Додона на российском направлении. Президент Молдавии попытался переложить всю ответственность за нынешнее состояние дел в российско-молдавских отношениях на парламент и правительство Молдавии, хотя, как представляется, президент Молдавии мог бы проявлять бОльшую настойчивость в отстаивании декларируемых стратегических приоритетов. После враждебных по отношению к России шагов, таких, как высылка российских дипломатов или объявление заместителя Председателя Правительства России, Сопредседателя молдаво-российской межправительственной комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству Д.О. Рогозина персоной нон-грата в Молдове И. Додон ограничился лишь громкими заявлениями с «решительным осуждением» и просьбой к Д. Рогозину не предпринимать к Молдавии никаких ответных мер — дескать, «приду к власти и всё исправлю». При этом даже формальных законодательных инициатив относительно того, что, к примеру, в дальнейшем объявление персоной нон-грата должно осуществляться по согласованию с президентом или обращений в Генеральную прокуратуру Молдавии с требованием проверки законности принятых правительством решений со стороны И. Додона не последовало.

Еще одним знаковым действием президента И. Додона стало его сотрудничество с Демпартией В. Плахотнюка при реформировании избирательной системы Молдавии. Голосов, подконтрольных В. Плахотнюку и И. Додону, оказалось достаточно для перехода Молдавии к смешанной системе избрания парламента: если ничего не изменится, то половина депутатов следующего созыва молдавского парламента будет избрана по партийным спискам, другая — по одномандатным округам. Как полагают местные эксперты, эти нововведения (встретившие негативную реакцию и Венецианской комиссии, и ряда других институтов) в интересах прежде всего г-на Плахотнюка, который рассчитывает не только сохранить, но и усилить свои позиции за счет одномандатников. То, что И. Додон фактически солидаризовался с В. Плахотнюком в реализации этой задачи, должно как минимум дать пищу для размышлений заинтересованным субъектам.

Впрочем, в данном случае И. Додон, скорее всего, преследует собственный интерес. Лоббируя отдельные квоты для Гагаузии и Приднестровья, он рассчитывает на то, что депутаты, избранные по данным квотам, будут представлять именно социалистов. И если с гагаузской автономией всё в целом предсказуемо, то в случае с Приднестровьем г-н Додон рассчитывает, скорее всего, не на приднестровских избирателей и не собирается их в чем-то убеждать собственными реальными действиями, а полагается на позицию Москвы, которая, в представлении И. Додона, должна предпринять все необходимые шаги для достижения необходимого ему результата.

Между тем возможность такого сценария в условиях неурегулированного конфликта между Молдавией и Приднестровьем крайне опасна для интересов как Приднестровья, так и России. Изменения, внесенные в избирательную систему Молдавии в интересах В. Плахотнюка, весьма существенно снижают шансы И. Додона на формирование парламентского большинства силами Партии социалистов, даже при условии избрания лояльных депутатов по квотам для Гагаузии и Приднестровья.

При этом даже номинальное избрание в парламент Молдавии депутатов по «приднестровской квоте», как и открытие избирательных участков на территории ПМР в условиях неурегулированного конфликта переводит сам конфликт исключительно в плоскость внутримолдавского, да и сам термин «конфликт» будет вызывать сомнения, коль скоро некие «приднестровские представители» участвуют в работе молдавского парламента, пусть и без какого-либо влияния на принимаемые решения. Соответственно нивелируется и роль Российской Федерации как гаранта и посредника в урегулировании: зачем что-то «гарантировать» и «посредничать», если всё и так уже по факту решено. Продавливание идеи о приднестровских представителях в молдавском парламенте приведет к выдавливанию России из региональной политики, сведению к минимуму ее участия в региональных процессах и возможности влияния на ситуацию. Вряд ли придется удивляться, если такой парламент, с участием «депутатов от Приднестровья» (вне зависимости от их позиции), примет решение о денонсации соглашения 1992 г. и выводе российских миротворцев.

Исходя из конституционно-правового статуса президента Молдавии, положение И. Додона вполне комфортно. Он вполне может ссылаться на отсутствие достаточных полномочий, противодействие парламента и правительства по второстепенным вопросам, но при этом действовать с ними в унисон по стратегическим аспектам политики. И. Додон дистанцировался от серьезных внутриполитических дискуссий, реализовав важнейшую задачу — переход к смешанной избирательной системе.

Для И. Додона, как представляется, наступил «предел возможностей» на приднестровском направлении. Его поддержка введения совместных погранично-таможенных молдаво-украинских постов на границе Приднестровья и Украины, его отказ от совместного обращения к Австрийскому Председательству в ОБСЕ и многие другие шаги не позволяют более рассчитывать на эффективный двусторонний диалог с ним как с президентом Молдавии.

Сам И. Додон также более не особо стремится к диалогу с приднестровской стороной, периодически позволяя себе резкие выпады в адрес приднестровского руководства и не оставляя шансов приднестровскому народу на самостоятельный выбор своего будущего. В этом реальная политика молдавского президента фактически ничем не отличается от действий и заявлений правительства и парламента Молдавии.

Поэтому вполне закономерно, что для достижения стоящих перед ним целей И. Додон рассчитывает только на внешние силы, т. е. на поддержку России, в т.ч. по приднестровской проблематике. Молдавский президент ожидает, что именно он будет пользоваться полной поддержкой России и «под него» ближе к выборам будут положительно решаться вопросы молдавских гастарбайтеров и экспорта молдавской продукции в РФ. Приглашение посетить Молдавию в 2018 г., адресованное Президенту Российской Федерации В. Путину, свидетельствует о том, что именно на авторитет российского лидера И. Додон будет делать ключевую ставку в своей предвыборной кампании, ожидая содействия Москвы в продвижении по «приднестровскому вопросу».

При этом Додон и Плахотнюк удачно взаимно дополняют друг друга на внешнем периметре: И. Додон претендует на статус единственной «пророссийской» силы и ключевого союзника России, а также главной угрозы для Запада; В. Плахотнюк играет противоположную роль. Во внутренней политике оба персонажа без особого труда находят общий язык — как правило, в интересах В. Плахотнюка.

Объективно складывающаяся ситуация говорит о том, что Россия, скорее всего, будет и далее поддерживать устремления И. Додона, руководствуясь принципом «остальные хуже» и «больше некого». При понимании сложности и непредсказуемости молдавской политической динамики, хотелось бы, чтобы заинтересованные российские структуры учитывали непостоянство как ключевую особенность политических и партийных деятелей Молдовы и их непредсказуемость.

В этом контексте чрезвычайно важно оценивать перспективы того или иного политика исходя из его реальных шагов, а не громких заявлений. Любые уступки по Приднестровью в интересах И. Додона в привязке к его избирательной кампании, а равно принуждение приднестровской стороны к каким-либо уступкам в пользу И. Додона выглядели бы неоправданным авансом политику, в активе которого не так много реальных пророссийских действий. Целесообразно также исходить из того, каковы будут реальные действия И. Додона уже после парламентских выборов.

Для России важно (вос)создать реальную систему влияния на ситуацию в Молдавии вне зависимости от того, кто будет находиться у власти, избегая при этом ослабления собственных и приднестровских позиций. К таким шагам можно отнести более активную деятельность российских НКО и дискуссионных площадок в Молдове; создание зеркальной системы для экспорта молдавских грузов в Россию: если приднестровские грузы для экспорта в ЕС оформляются Молдавией, то было бы логично, если бы молдавские экспортные грузы в Россию оформлялись бы приднестровскими властями; создание эффективной системы мониторинга исполнения предвыборных обещаний партиями, претендующими на статус «пророссийских»; создание предпосылок для более активной интеграции молдавского бизнеса с российскими (евразийскими) рынками и т.д.

Ситуативные уступки Москвы, в том числе по Приднестровью, будут чреваты лишь дальнейшим ослаблением позиций России в регионе и повторением уже апробированных сценариев, аналогичных провалу «Меморандума Козака» в 2003 г. Остается надеяться, что грабли не будут являться постоянно действующим политическим механизмом для внешней политики Москвы.