Владимир Дегоев: Историку Северного Кавказа: не навреди во гневе и пристрастии!
Уж сколько раз твердили миру о смысле и назначении Истории. Эта тема породила огромную литературу, которой мы зачитываемся, блистательные афоризмы, которые мы повторяем, ожесточенную борьбу мнений, в которой порой не знаешь, на чьей ты стороне. С вопроса "для чего нужна память о прошлом?" начинаются школьные учебники. То и дело слышишь, чему учит История и как с ее помощью обойти те самые "грабли".
И что же? Человечество стало умнее, милосерднее? Прекратились войны, революции или более изощренные способы истребления людей? Государства перестали мошенничать между собой, а правители дурачить своих подданных? Восторжествовали идеалы свободы, равенства, справедливости? Исчезли нищета, ненависть, пороки? Тогда к чему вся эта историческая учеба? Не пустое ли это занятие? Может и пустое. Вот только нет никакой другой материи, кроме Истории, пригодной, для раскройки, примерки и пошива того, без чего нельзя жить, созидать, быть человеком, наконец. Кто-то сказал о своем поколении: "Мы - карлики, взобравшиеся на плечи наших предков-великанов, и лишь поэтому способны видеть дальше своего носа".
Конечно, предки-великаны небезгрешны. Они творили великие дела и великие ошибки - одно без другого не бывает. Они строили мировые цивилизации, одновременно ввергая их в страшные трагедии. Они поднимались в космические высоты всечеловеческой жертвенности и срывались в бездну нелюдства. Являли миру непостижимые озарения ума и неподражаемые шедевры глупости. Доводили чуть ли не до совершенства научно-рациональные методы познания мира и в то же время впадали в массовое помрачение рассудка. К счастью и к сожалению, это и есть исторический опыт, вдохновляющий и жуткий, в любом случае - бесценный, с дидактической точки зрения. Ныне живущим поколениям россиян тоже не стоило бы забывать, на чьих плечах они стоят. Под нами величайшая история - история двух империй, Российской и Советской. Это не тема для державно-шовинистического экстаза. Это тема для урока, длиною в бесконечность, и без всякой гарантии, что он пойдет впрок. Но, повторимся, иного не дано, кроме как превратиться в старателя, просеивающего песок истории. В том, что днище промывального сита заискрится ярким металлом, сомнений нет. О другом печаль - станем ли мы от этого счастливее?
Впрочем, невзгоды, обрушившиеся на россиян в последнюю четверть века, просто обрекают их на, так сказать, стихийный интерес к Истории. Было ли нечто похожее до нас? Сколько длятся смуты и с какими издержками? Чем заканчиваются? Искать ответы на эти вопросы - означает так или иначе упираться в изучение магистральных процессов, начавшихся в прошлом, набравших громадный социально-энергетический и культурно-цивилизационный потенциал, и продолжающих воздействовать на нынешнее состояние нашего общества, во многом определять пути его развития.
Один из таких фундаментальных процессов - строительство Российской империи с ее уникальными формами исторического бытования, позволившими ей надолго пережить аналогичные геополитические организмы Европы и Азии. Уж не подозрением ли, что далеко не всем гигантским державам судьба выносит смертный приговор, объясняется страстная увлеченность выдающихся современных интеллектуалов исследованием внутренней (включая метафизической аспект) природы империи и ее разновидностей? Они ставят совсем не праздные вопросы - а к какой, собственно, категории отнести сегодняшние США, Китай, Евросоюз, ну и, понятно, Россию? Только ли огромные размеры типологически объединяют их между собой и обособляют от других? (Канада по территории уступает лишь России, а Австралия занимает высокое шестое место среди крупнейших государств планеты, но никому не приходит в голову сравнивать их с империями.). А во что они вырастут и эволюционируют завтра?
Для кого-то это сугубо академические вопросы, а для кого-то практические, экзистенциальные, как для подавляющего большинства россиян, которые останутся жить в России, в любой... Но от которых в большой мере будет зависеть - в какой именно. Им, как минимум, не помешает знать хотя бы в общих чертах, на что в своем историческом наследии можно и должно опереться, чтобы не просто выжить, а выжить достойно. Важнейшую часть этого наследия, объективная востребованность которого растет с каждым днем, составляют имперостроительные и имперосохранительные механизмы, зарождавшиеся почти одновременно с формированием Русского централизованного государства, где великорусское этнокультурное, цивилизационное ядро постепенно прирастало, усиливалось и обогащалось разноплеменной периферией.
С какого-то момента, под влиянием сложного сочетания императивов, возникла ситуация, когда дальнейшее развития Российской империи оказалось немыслимым без черноморско-каспийского пространства и его срединного звена - Кавказа. Ему суждено было стать одной из несущих опор имперской конструкции. Скромные физические размеры этой части российского пограничья были несоизмеримы с той колоссальной геополитической нагрузкой, которую ей приходилось выдерживать. Об этом говорит вся история борьбы великих держав за обладание кавказским перешейком. Не менее убедительно это подтверждается реалиями уже нашего, постсоветского времени. В 1991 г. Россия рассталась с Закавказьем и тут же получила на юге целый ворох взрывоопасных проблем и долгосрочных угроз своим национальным интересам. С последствиями этого не очень "бархатного" развода Москва не в состоянии справиться и поныне.
Сейчас, после некоторого перерыва, вновь набирают силу голоса, вопрошающие - "что делать на Северном Кавказе и с Северным Кавказом?" Есть и ответы - мгновенные, однозначные, топорные, как и положено быть доведенным до логического предела благоглупостям - либо закрутить гайки до хруста костей, либо отпустить эту "не-нашинскую" братию на все четыре стороны. А вот о том, кому, когда и какие придется пожинать плоды - не слышно ничего. Мы вовсе не собираемся из присущего уходящему советскому поколению чувства ностальгии по прошлому (где гарантировалась высокая степень безопасности бытия и наличествовала вера в завтра) делать вид, будто в России нет межэтнических, межкультурных и межконфессиональных проблем. Они есть, и в этом виновны все. Но их происхождение, а значит и методы лечения, не в последнюю очередь связаны с тем, на что сегодня почти не обращают внимания. Мы имеем в виду, мягко говоря, недопросвещенность российского общества в вопросах истории Северного Кавказа - мозаичного, многоликого края, населенного народами, которые не мыслят себя без России и которые не понимают, почему Россия может мыслить себя без них. Хотя бы поэтому они не заслуживают тех оскорбительных и несправедливых обобщений, что вошли в повседневный словарный обиход современного российского обывателя. Но самое опасное - в его сознание.
У страны, социально-культурное, нравственно-воспитательное, а теперь еще и научно-образовательное пространство которой методично расчерчивается межевыми линиями между "нами" и "ими", нет будущего. На этой стерне не пожнешь ничего, кроме лютой взаимной ненависти, выжигающей все вокруг, самоиндуцирующейся во все более иррациональных формах, не имеющих никакой связи с первоначальными источниками этого чувства. А когда ненависть становится способом существования, смыслом и образом жизни, символом веры, справиться с ней невозможно вообще. К тем "пастырям", которые, прекрасно зная, какой пожар они поднимают в душах людей, заведомо идут на это, вопросов нет никаких: с ними нужно разбираться по всей строгости (впрочем, где ее взять?) закона.
Вопросы есть к той вроде бы добропорядочной научной интеллигенции Северного Кавказа, которая то ли делает вид, то ли и впрямь искренне полагает, что искусственно облагораживая и монументализируя историю своего народа, она вносит вклад в великое дело воспитания национального достоинства. Такого рода воспитательная работа построена в одних случаях на откровенно мифотворческих приемах, в других - на трудно распознаваемой и поэтому самой опасной разновидности лжи - той, что эффектно, а иногда и талантливо приправлена правдой.
В примитивном, полуграмотном баснописательстве нет особого вреда. В какой-то степени оно даже полезно: в нем заложен большой потенциал самодискредитации, ибо данный жанр устроен таким образом, что в своей эволюционной логике он непроизвольно стремится к конечному абсурду. Нет нужды бросать все силы на разъяснительную просветительскую работу в тех случаях, когда под пером любительствующего краеведа рождается "открытие", превращающее какое-нибудь крохотное горное урочище на Северном Кавказе в колыбель мировой цивилизации. Перед столь грубым способом идеологической и психологической обработки массовое сознание, при всей его уязвимости, вполне может устоять самостоятельно, без помощи историков-профессионалов.
Куда страшнее, когда за промывание мозгов берутся эти самые историки-профессионалы, именуя свою деятельность, разумеется, "научной". Порой возникают сомнения в том, осознают ли они ту меру ответственности перед своим и перед другими народами России, которую возлагает на них полученное ими профессиональное образование, обретенные ими навыки обращения с таким грозным оружием, как знание о прошлом, и как слово, несущее и окрашивающее это знание в разные тона? Когда читаешь сочинения иных северокавказских авторов, не сразу и сообразишь - какой ответ более утешителен. Если не осознают (что маловероятно), то по крайней мере остается теоретическая надежда на возможность их позитивного отклика на призыв к компромиссному примирению в себе национального чувства, гражданской ответственности россиянина и профессионального долга ученого - во имя будущего своей страны. Если же осознают, то и тут нет худа без добра: уж лучше иметь перед собой честного в своей глубокой неприязни к твоей точке зрения оппонента, чем "единомышленника на час".
Вот уже почти четверть столетия как вместе с советской идеологией рухнула историографическая сверхдоктрина "дружбы народов". На ее тотальное замещение безапелляционно претендует контр-идея о том, что в многовековой истории русско-северокавказских отношений определяющим, имманентным понятием является "война", со всем его производными - "завоевание", "покорение", "истребление", "подавление", "колониальное угнетение" и т.д. Эти и только эти термины употребляются применительно к тому, что делала на Кавказе Россия. Поведение северокавказских народов рассматривается исключительно как ответная, защитная реакция на появление непрошенных гостей - реакция, со временем оформившаяся в классическое национально-освободительное движение с четкой военно-организационной структурой, гениальными лидерами и великой идеологией, мобилизующей массы и отражающей глубину цивилизационного разлома между "агрессорами" и "свободолюбивыми горцами".
В качестве хрестоматийной иллюстрации, естественно, предлагается Кавказская война. Именно она становится средоточием историографических "инноваций". В прежних трактовках этой проблемы (которую в течение полутора веков изучали, кстати заметить, мастеровитые историки разных национальностей) "инноваторов" не устраивает многое, но в последнее время среди этого многого доминируют два принципиальных аспекта - хронологические рамки войны и ее географические масштабы. Теперь летоисчисление войны ведут с XVI века (Ивана Грозного) и заканчивают... Нет, не 1864-м годом, а концом XX века, причем с прозрачным намеком, что все еще впереди. Что касается физического пространства войны, то им объявлена вся территория Северного Кавказа от моря до моря как единая линия фронта справедливой борьбы против наступления чужого и чуждого культурного мира. Безжалостность этого наступления демонстрируется с помощью еще одного "методологического" изобретения - сравнения содержания и последствий Кавказской войны с "геноцидом", что есть ничто иное, как сугубо спекулятивная проекция современной политической терминологии на исторические времена, к которым она не применима по определению, если, конечно, мы не хотим отождествить с геноцидом всю всемирную историю.
Попробуйте-ка обвинить в этом англичан, испанцев, португальцев, французов, американцев, да мало ли кого еще. Даже не заикайтесь: подобная постановка вопроса для них просто абсурдна. Зато вы много чего услышите о "бремени белого человека", о вкладе Кортеса и Писсаро в строительство новой латиноамериканской цивилизации, или Наполеона - в созидание общеевропейского дома. Не удивляйтесь, если вам поведают о трогательных эпизодах братания между американскими колонистами и индейцами. И далеко не все из этого будет неправдой. Но о гигантской цене, заплаченной за цивилизационный синтез и за рождение крупных современных держав, скорее всего, скажут (если скажут) мимоходом.
О современных империях - разговор особый. Они вообще не снисходят до объяснений с теми, кто осмеливается прививать им чувство вины за их деяния. Кто-нибудь припомнит, чтобы США хотя бы в иносказательной форме каялись за "побочные издержки" своей политики защиты национальных интересов по всему миру? Кто-нибудь припомнит, чтобы Вашингтон оставил без возмездия попытки выставить ему счет за миллионные жертвы, которыми оплачено американское видение нового мирового порядка? Кто-нибудь припомнит, чтобы Белый дом принимал в свой адрес даже робкую критику со стороны своих закадычных союзников?
Так же ведет себя Китай. Створки на глазах и ушах пекинского руководства непроницаемо смыкаются, когда извне раздаются недовольные голоса, предъявляющие Поднебесной какие-либо претензии. Но от других, включая, между прочим, США, Пекин требует полного внимания к своим требованиям по "жизненно важным" для себя вопросам. Израиль - не США и не Китай. У него другие проблемы. Ему нужно выжить любой ценой, здесь и сейчас. Это - государственно-физиологический инстинкт. Все остальное - частные случаи его проявления, обсуждать которые израильтяне не хотят даже с Вашингтоном.
У России, к несчастью, этот инстинкт утрачивается с пугающей быстротой. Слабеющая власть уходит в глухую политическую и идеологическую оборону перед лицом тех сил, которые нутром почувствовали, где именно опасно истончаются края имперской материи и где можно попытаться порвать их в клочья.
Одной из мишеней для этих разрушительных сил стала история Северного Кавказа. Здесь не место предметно и основательно дискутировать с историками, вольно или невольно сеющими в умах нетвердых семена розни, увлекающими молодое поколение на путь, который приведет в никуда, если повезет, а если нет - в бездну войны по гоббсовскому сценарию. Однако о некоторых очевидных вещах коллегам по историческому цеху все же стоит помнить, хотя бы ради уважения к элементарным заповедям своего ремесла.
Фундаментальные явления "большой исторической длительности" и большой исторической сложности, к каковым безусловно относится процесс движения России на Северный Кавказе (и, кстати, встречного устремления северокавказских элит и простонародья), в принципе не укладываются в прокрустовы схемы и не поддаются однозначным определениям. История русско-северокавказских отношений отнюдь не исчерпывается ни войной вообще, ни Кавказской войной, в частности. Да и сама Кавказская война представляет собой глубоко неоднозначный, многослойный феномен со сложнейшей внутренней диалектикой (о чем мне приходилось писать не раз). Это ли не вызов для настоящего профессионала - вызов, на который еще никто не ответил с подобающей интеллектуальной силой, питаемой волей к знанию, к постижению сути, а не видимости? Это ли не поприще для проверки научной состоятельности идей, концепций, гипотез? На нем в идеале не должно остаться места для невежества, фанатизма, проповедничества.
До такого идеала еще бесконечно далеко, но альтернативы движению в этом направлении нет, если, конечно, мы говорим о научных перспективах изучения кавказской периферии Российской и Советской империй. Вовсе не обязательно идти по этой дороге, дружно взявшись за руки. Пусть каждый выбирает свой путь и торит его в меру собственного таланта и собственного понимания природы исторической реальности. При всей специфичности, субъективности, приблизительности наших знаний о прошлом, они в принципе не могут состоять из одних только мифов - этот младенческий этап в технологии хранения коллективного опыта для передачи его следующим поколениям пройден уже давно. Тем печальнее наблюдать признаки наступления нового средневековья в российском кавказоведении. Как иначе назвать все шире внедряемый в школьную и образовательную практику в ряде северокавказских республик метод подмены учебных исторических материалов и научных текстов (пусть и разного качества) сказительством и героико-эпическими литаниями. В эпицентре этого фольклорно-воспитательного "творчества", как правило, одна тема - вековая титаническая борьба с ненавистными врагами (ближними и дальними), в которой выковывается гордое величие и слава народа, возносящие его над всеми остальными.
Любопытно, что сказал бы обо всем этом русский историк М. Т. Каченовский, объявивший "баснословным периодом" несколько веков (IX-XII) истории России, призывавший своих коллег умерить патриотический пыл в подходе к проблеме выяснения достоверности летописных повествований о славном прошлом и свести это возвеличенное прошлое к его "естественным размерам". Напомним на всякий случай, что под скептическим взором М. Т. Каченовского находилась не бесписьменная история крохотного горского племени, а четыре столетия жизни крупного феодального государства и богатейшей цивилизации Киевской Руси!
Помимо проблемы сведение истории народов Северного Кавказа к ее "естественным размерам" есть и другие профессиональные вопросы, требующие внимания. Одним из них стоит задаться: почему, к примеру, кавказоведы не проявляют особого интереса к весьма стремительной динамике демографического роста многонационального населения Северного Кавказа и к культурно-экономическому подъему данного региона в XIX-XX вв.? Не потому ли, что это надо чем-то объяснять? А у нас ведь нынче как - если причины какого-то явления не коренятся в "преступлениях" царского или коммунистического режима, то они скучны для исследователя. Это очень похоже на ситуацию в современных СМИ: хорошая новость - не новость.
Еще пример. О борьбе Шамиля против России (действительно уникальном феномене в мировой истории противостояния небольших патриархальных сообществ крупным державам) написаны тома. В них реальные исторические факты все гуще перемешиваются с многочисленными, наспех слепленными мифами и откровенными выдумками. Но почему-то о политическом завещании уже умудренного годами и опытом Шамиля ("в войне нет счастья") вспоминают редко и неохотно, приписывая его старческой усталости от жизни, а то и просто вырожденчеству и отступничеству.
Разговор на эту тему можно вести долго. И его, безусловно, нужно вести. Ответ на вопрос "с кем" очевиден - со школьниками, студентами, преподавателями, политиками, домохозяйками, со всем обществом. И именно ввиду многолюдности, пестроты и чувствительности этой аудитории к подобного рода проблемам возникает другой, более трудный вопрос - "как".
У советских историков хватало "грехов" - и идеологических, и методологических. Но по меньшей мере в одном им не откажешь: в соответствии с партийно-классовыми установками они, придерживаясь принципа "не навреди", искали и находили в русско-кавказской истории то, что объединяло, а не разъединяло народы. Эта откровенно "ненаучная" задача - в чем и парадокс - успешно решалась вполне научными средствами, ибо недостатка в документах, иллюстрирующих миротворческую цивилизационную работу имперского плавильного котла на Кавказе, никогда не было.
Исторические труды о Северном Кавказе, как любая историографическая продукция, всегда были в той или иной степени идеологизированы и мифологизированы. Полностью избавить профессиональное историописание от этого первородного греха невозможно в принципе. Но свести его злокачественный эффект к минимуму и тем самым автоматически повысить удельный вес благотворящего знания можно. Все это потребует долгой, системной, вдумчивой работы с привлечением гуманитариев самых разных профилей и самого высокого класса. Браться за нее нужно всем миром, не теряя времени на раздумья о том, когда и как она окупится, ибо времени у нас уже нет. На поле битвы идей, страстей, людей, в которую, к сожалению, превращена История, российскому обществу нужна победа, одна на всех - победа здравого смысла, мудрости, согласия.
Хотя бы внести свой вклад в это общее, в самом высоком смысле "наше" дело (если уж нет желания возглавить его), обязано Государство, отрядив для этого соответствующие организационные ресурсы. А ежели Ему сейчас в предвыборной сутолоке не до подобных "мелочей", то пусть по крайней мере не мешает заниматься ими людям, которые смеют питать интерес к чему-то еще помимо "проблемы 2012".
Владимир Дегоев - профессор МГИМО МИД России