Поиск новых основ прочного мира не станет успешен, если он не будет открывать перспектив, если не породит цепную реакцию и совершенно определенную последовательность ходов. А какими могут быть перспективы в век прагматизма? Только прагматическими!

В силу чего по-настоящему новой и пригодной не только в Европе, но и на всей планете, можно будет считать только такую архитектуру безопасности, которая напрочь откажется от затратного принципа функционирования. Которая не только перестанет тратить ресурсы человечества, но, наоборот, начнет приносить, прямо или косвенно, эти самые ресурсы. Вот тогда-то безопасность станет экономически выгодной, а насилие, война, угрозы войдут в список гигантских и совершенно бесполезных трат, ведущих к банкротству их зачинщиков.

Не трудно понять, что такое положение вещей повлечет за собой изменение мотивов для внешней политики и, в конечном счете, перевернет всю систему международных отношений с головы на ноги: система станет не "постконфликтной", а истинно бесконфликтной. Сейчас, когда мы еще чувствуем дыхание "холодной войны", когда напряженность в мире лишь нарастает, в это трудно поверить. Однако лишь такую архитектуру можно назвать безопасностью третьего поколения (если за точку отсчета взять архитектуру, возникшую после Второй мировой войны). Ибо у человечества, как у Архимеда, появится рычаг, только не эфемерный, а реальный: экономическая заинтересованность в стабильности. До сих пор наибольшие прибыли приносили войны. На втором месте по прибыльности остаются угрозы применения военной силы: их надо обеспечивать соответствующим военно-техническим потенциалом, который очень дорого стоит. На третьем месте - прямая торговля оружием. Если рядом с экономическими показателями этих трех "монстров" поставить сегодня бизнес-проект под названием "мир", тот покажется банкротом. Но лишь пока.

На самом деле мир может приносить большие дивиденды, нежели война, а, главное, стабильные. Так же и системы безопасности: вот чем закончится погоня за их эффективностью - получением от них прибылей.

Однако прежде чем выстраивать дальнейшую логику концепции "безопасности третьего поколения" необходимо доказать, что безопасность действительно способна приносить реальные дивиденды. Легче всего это сделать, приведя исторический прецедент. Ведь если это было возможно при определенных условиях ранее, то тем более возможно в будущем, условия которого вполне подвластны не только объективному, но и субъективному влиянию, т.е. целенаправленному действию субъектов международных отношений. И такой пример нам дарит совсем недавнее прошлое.

Опыт 1950-1980-х годов еще не успел покрыться исторической пылью, а посему однозначно учит: Западной Европе в тот период удалось выстроить не только собственную коллективную безопасность, но и встроить ее в схему глобального противостояния двух супердержав, США и СССР, таким образом, что эта гибкая западноевропейская система безопасности стала приносить конкретные экономические плоды. А именно, обеспечивать западным европейцам опережающие темпы экономического развития по сравнению с основными контрагентами противостояния в "холодной войне". С одной стороны, Западная Европа прикрывалась "ядерным зонтиком", предоставленным Штатами, и, стало быть, свой собственный дорогостоящий "зонтик" ей покупать не было нужды. С другой стороны, у Западной Европы имелись Венские и другие переговоры по разоружению, которые она вела с Советским Союзом, да еще хельсинский процесс, с помощью которых, как с помощью клапанов на волшебной флейте, европейцам удавалось не только регулировать общий тонус международной напряженности, но также играть на ревности и амбициях супердержав. К вящей выгоде "Общего рынка". В результате западные европейцы смогли почти полвека удерживать военные расходы в своих странах, которые, к тому же, считались основным театром возможных боевых действий, на поразительно низком уровне 3-4% ВВП. В то время как в США они держались в диапазоне 11-18%, а в СССР - 16-33%.

Теперь понятно почему (как свидетельствует, в частности, Пьер Лелуш, весьма осведомленный помощник экс-президента Франции Жака Ширака по международным делам) западноевропейские страны были вполне удовлетворены схемой функционирования биполярной системы вообще и своим положением в ней в частности. "Соотношение сил было идеально упорядочено, - пишет Лелуш, - благодаря НАТО - с одной стороны, и ОВД - с другой, ЕС - с одной стороны, и СЭВ - с другой. Между двумя этими блоками существовали ОБСЕ и переговоры по разоружению. Словом, все было разложено по полочкам". И далее П. Лелуш с горечью добавляет: "Сегодня (в 90-е годы. - прим. Авт.) весь этот фундамент нашей послевоенной стабильности исчез". Очевидно, что под "послевоенной стабильностью" бывший помощник по международным делам разумеет не только безопасность Европы, но и конкретные экономические выгоды, с нею связанные.

Корреляцию между доходностью западноевропейских экономик и военной безопасностью прекрасно демонстрирует еще один факт. К середине 70-х годов "Общий рынок" практически созрел для введения единой валюты, оставалось лишь принять политическое решение. Но стоило американцам жестко потребовать перераспределения расходов в рамках НАТО, с тем чтобы европейцы взяли на себя "более справедливую долю ответственности" за общую трансатлантическую безопасность, как вопрос о введении евро пришлось тут же отложить. Как потом оказалось, на целых 35 лет. А, точнее, до нового века и новой эпохи в развитии системы международных отношений. Таким образом, становится очевидным: цена преференций, получаемых в 70-х годах западноевропейцами от своей гибко балансирующей безопасности, была, как минимум, равна цене вопроса о введении евро.

Продолжая валютные аналогии, можно также констатировать, что за период 1950-1985 гг. реальная стоимость американского доллара, т.е. валюты страны-победительницы, упала по отношению к валюте страны, проигравшей во Второй мировой войне, т.е. к марке ФРГ, почти вполовину, а точнее, на 42%. Что уж говорить о западноевропейских странах, формально входивших в один с Соединенными Штатами "клуб", т.е. в коалицию победителей - падение доллара по отношению к их валютам, может, и не столь впечатляюще, зато выглядит более естественным. И в свете этой тенденции кажется уж вовсе не удивительным, что к началу 21-го столетия экономический потенциал Соединенных Штатов и совокупный экономический потенциал ЕС сравнялись - 19,8% и 20,4% от общемирового валового продукта соответственно. Правда, после гигантского расширения Евросоюза в начале 21 века за счет стран Восточной Европы структура европейского экономического потенциала резко ухудшилась. Но и у американцев во дни кризиса эта структура выглядит пока не намного лучше.

Конечно, все вышеприведенное - не пример того, как именно нужно использовать архитектуру безопасности, но это пример того, как безопасность способна сберегать ресурсы и предоставлять преимущества в конкурентной экономической борьбе.