Латвийская газета Neatkarīgā rīta avīze публикует интервью с генеральным прокурором Латвии Янисом Майзитисом. Приводим его текст полностью:

Министр юстиции Марек Сеглиньш на недавнем собрании прокуроров обещал самолично встретиться с критиками кандидата на должность генпрокурора. Как вам удалось добиться такой безусловной поддержки со стороны Народной партии?

С Сеглиньшем как министром и представителем Народной партии я несколько месяцев не встречался. У меня не было переговоров и встреч с представителями НП по поводу их поддержки или желания партии меня поддержать. Это единственное, что я могу сказать в данном контексте.

Председатель Верховного суда до сих пор не назвал кандидатов на пост генерального прокурора, но "Новое время" еще в конце прошлого года выдвинуло Вас на эту должность. В начале года Вайра Вике-Фрейберга дала депутатам совет, что за вас следует голосовать открыто. Вас поддерживают организации, находящиеся под крылом Сороса и президент. Что эти люди, вас поддерживающие, ждут от вашей деятельности на этом посту - нейтрализацию Айвара Лембергса и других политиков, или еще чего-нибудь?

Я не принимаю участия в собраниях, или там, где ведется речь о моей или какой-либо другой кандидатуре. По поводу своего баллотирования я в конце октября на Латвийском телевидении и в середине декабря в Latvijas Avīze ответил, что как будет, так и будет. Я все время отвечаю очень уклончиво. Меня постоянно об этом спрашивают журналисты и я постоянно избегаю давать прямой ответ. Мы, прокуроры, обычно не отвечаем на вопросы, что было бы, если бы, ибо есть вещи, на которые мы не можем повлиять. Однако я должен был высказать свое мнение по вопросу, согласен ли я выдвигать свою кандидатуру. Это не логичная ситуация, потому что мне никто ничего не предлагал, но я обосновал, почему я соглашусь, если мне все же предложит выдвинуть свою кандидатуру. И даже если я стану кандидатом, это еще не значит, что Сейм проголосует "за". Были разные прецеденты. Свою позицию я не согласовываю ни с одним из политиков. Политики высказывают самые разные мнения о том, как я работаю на этой должности. И это не только выражение поддержки. Мнения кардинально разные. В момент, когда председатель Верховного суда выдвинет конкретного кандидата, начнется государственная политика, так как за кандидата будет голосовать Сейм. То, что происходит в Сейме, это и есть сиюминутная государственная политика. Если для политического большинства приемлем конкретный кандидат, то большинство парламентариев проголосуют "за". Если "против", то и это в тот момент будет самой что ни на есть политикой. То, в какой момент какой политик высказывает свое мнение, в том числе и обо мне, о моем, еще несуществующем, баллотировании, это не мое дело.

В какой момент, какие обстоятельства - друзья, знакомые, авторитеты, политические позиции - заставили Вас принять положительно решение по поводу выдвижения своей кандидатуры?

Это было абсолютно личное мое решение и обстоятельна, которые вытекают из моих принципов, и возможно, мнения отдельных моих близких друзей, среди которых нет политиков. Идя на этот шаг, я не облегчаю свою жизнь, а наоборот, только усложняю. Поэтому это и было абсолютно личным решением. Конечно, для меня важно, кто в дальнейшем будет руководить прокуратурой. Закон очень правильно регулирует как роль председателя ВС при выборе кандидата в генеральные прокуроры, так и роль парламента, который за него голосует. Закон не оговаривает сроки для должности генпрокурора. Меня заботит, чтобы и после 11 мая у Генпрокуратуры был руководитель. Если Генпрокуратура останется без руководителя, то председатель Верховного суда должен будет назначить исполняющим обязанности генпрокурора одного из руководителей департамента Генпрокуратуры. Если председатель ВС не сможет найти кандидата, или политики не поддержат предложенного им кандидата, то вопрос будет отложен до осени, так как Сейм уйдет на летние каникулы. То есть у обвиняющего учреждения не будет главы. Выдвинутый исполняющий обязанности, зная, что он не станет генеральным прокурором, никогда не будет вести себя как полноценный руководитель. Если у него будет надежда стать генпрокурором, то тогда, возможно, он будет вести себя более решительно. Но без таких гарантий может образоваться опасная ситуация.

Вы можете назвать людей, с которыми вы обсуждали свое решение?

Это мои близкие люди и друзья.

Вы часто радикально меняете свое мнение?

Есть поговорка, что только дурак не меняет своего мнения. Я себя дураком не считаю. Есть ситуации, по которым, накопив опыт, знания и практику, я изменил свое мнение. Я говорил, что генпрокурору не следует находиться на своей должности более десяти лет. Это я говорил пять лет назад, когда речь шла о выдвижении моей кандидатуры на второй срок. Я говорил о ротации обер-прокуроров, что обер-прокуроры не должны находиться на своих должностях более десяти лет. На аттестации я спрашивал своих коллег - находясь на одной должности более десяти лет, не исчерпали ли вы себя, способны ли продолжать исполнять свои обязанности. В советские времена была такая практика - не более 10 лет в одном районе. Через 10 лет надо было ехать в другой район. Не думаю, что от этих принципов следует отказываться, но жизнь вносит свои коррективы. Каждый из нас принимает решения в конкретный момент, основываясь на своем опыте. Я не боюсь менять свое мнение, так как у меня есть для этого аргументы, почему я это делаю.

Поэтому я и спрашивал вас о том, что повлияло на ваше решение. Еще полтора года назад, в октябре 2008 года в интервью журналу Rīgas Laiks вы говорили: "Для генерального прокурора два срока это много - 10 лет на одной должности. Может пропасть критический взгляд на себя. Бог знает, что может произойти". Что же вас заставило изменить свое мнение?

Несделанная работа, которую я собирался сделать. Мнение и опасения мох коллег, кто станет руководителем прокуратуры и будет ли он соблюдать процессуальную независимость прокурора. Можете спросить моих коллег по поводу того, навязывал я кому-нибудь из них свое юридическое решение. Я процессуально уважаю то, что в рамках уголовного процесса прокуроры самостоятельны, и я получал немало упреков и критики за процессуальные решения своих коллег, по которым, решай их я, я бы принял иное решение. Но я уважаю принцип независимости прокуроров и это очень важно для нашего учреждения.

Будет ли отличаться работа Яниса Майзитиса на третьем сроке от работы Яниса Майзитиса в течение первых двух сроков?

У меня есть десять лет опыта в руководстве этим учреждением и меньший опыт руководства районной прокуратурой. Средства на содержание этих организаций сильно сокращены. Зарплаты прокуроров, у которых были доплаты, сократились более чем на 30%. И зарплата генпрокурора с 1 января, если сравнивать с зарплатой в 2009 году, заметно сократилась - стала почти на тысячу латов меньше.

Я смотрел в декларации, ваша зарплата была около 3400 латов.

Это если считать вместе с пособием на отпуск, которое было как еще одна зарплата. В среднем на руки я получал чуть больше двух тысяч латов в месяц. Сейчас я получаю тысячу двести. Мне надо думать, как жить. Люди привыкают к определенным тратам. Мне тоже теперь надо думать, на что я трачу деньги. Полностью человек не может измениться. Я такой, какой я есть и таким и останусь.

Вы не могли бы более подробно рассказать о незаконченных делах?

В зависимости от того, каким будет дальнейшее финансирование, надо думать об оптимальной структуре учреждения. Структурные единицы надо объединять не только ради объединения или организовывать новые ради того, чтобы они были. Это необходимо делать только в том случае, если удастся добиться лучшего результата. Этого я не успел сделать. В прокуратуре непростая ситуация с кадрами. Многие обер-прокуроры ушли на пенсию или ищут другую работу. Решение ситуации необходимо искать вместе. Поддержка генпрокурора необходима и в ведении и следствии некоторых уголовных дел. Я не готов говорить о конкретных делах. Это одна и причин, почему я готов продолжить эту работу.

В Латвии генеральный прокурор словно Бог, на решения генпрокурора дальше некуда жаловаться.

Все не так плохо. После введения нового уголовного кодекса многие процессуальные вопросы уже не будут доходить до генпрокурора. К генпрокурору процессуально будут попадать только те решения, если расследование по делу вели прокуроры Генпрокуратуры. И даже в этом случае часть из них будет доходить до уголовно-правового департамента. Разговоры об огромной власти генпрокурора преувеличены. Конечно, есть вещи, решения по которым принимает только сам генпрокурор, но для них предусмотрена возможность оспорить их в Сенате Верховного суда. Есть решения, которые касаются доступа к гостайне. Здесь решение генпрокурора является окончательным. Есть решение Конституционного суда, почему это так. Конечно, если дело вел обер-прокурор отдела особо важных дел, то решение генпрокурора так же будет окончательным. Такие ситуации есть, но это не ежедневная практика прокуратуры.

О новых тенденциях в работе прокуроров. Прокуроры накладывают арест на имущество. Обычно под имуществом подразумеваются вещи, которые можно потрогать - деньги, драгоценности, документы, акции, капитальные доли. Но теперь прокуроры начали арестовывать и "право на получение выгоды", что по сути своей является пустыми словами или теоретической возможностью. Что это означает?

Я внимательно читаю вашу газету и хорошо понимаю контекст этого вопроса. Это конкретная ситуация, которая требовала конкретного процессуального решения. Речь идет о том, что конкретное уголовное дело находится в суде. В суде необходимо решать и такие вопросы и теперь Генпрокуратуре теоретически надо думать, не смотря на конкретное решение - не повлечет ли это за собой какого-либо урегулирования уголовных отношений.

Но прежде чем ввести такую практику, вы наверняка обсудили ее с прокурорами и решили, что она правильная?

Дело находится в суде. Этот вопрос связан с конкретным решением прокурора. Я не буду публично комментировать свои мысли. Не я веду этот процесс, чтобы говорить о каком-либо юридическом решении.

Есть ли еще какое-либо дело в суде или в предсудебном расследовании, расследованием которого и выдвижением обвинений по которому занимается более 16 прокуроров?

Где вы это насчитали?

В криминальном деле против Лембергса занято как минимум 16 прокуроров!

Вы же следите за этим процессом и видите, каковы объемы этого уголовного дела. Такие большие дела редкость.

Есть ли еще какие-то уголовные дела, где на суд идут четыре прокурора, которые поддерживают гособвинение?

Четыре прокурора. А сколько адвокатов. Все зависит от объемов дела. Если была организована следственная группа, то у каждого прокурора в этом деле свое направление расследования. Я призвал своих коллег - прокурор, который расследует дело и выдвигает обвинение, сам идет в суд и защищает свое мнение. Таким образом гарантируется независимость прокурора.

На уголовное дело против Лембергса потрачены огромные ресурсы. Цель оправдывает вложенные средства?

Это вопрос закона. Зарплата следователя, прокурора, расходы на содержание учреждения, зарплаты судей и затраты на содержание судов. Если все это тратится на расследование дела о краже одного лата из магазина, любой может сказать - с какой стати на мои налоги расследуется дело о краже одного дата. Мы боимся делать общие расчеты, нет и законодательных критериев, как это делать. Я знаю, что есть страны, где расследуются только серьезные уголовные дела. И более богатые, нежели Латвия страны, думают над этими вопросами. Закон указывает, расследованием каких видов преступлений мы не занимаемся, или делаем это в очень упрощенной форсе. Мы говорим о больших экономических преступлениях, необходимо решить, насколько глубоко государство должно ими заниматься. Можно говорить об амнистии определенных преступлений. Я об этом говорил и раньше. В той же самой финансовой полиции копятся дела об уклонении об уплате налогов. Я призвал депутатов Сейма подумать, возможно, стоит издать конкретный закон, что государство может позволить себе расследовать, а что нет.

Как вы понимаете эту амнистию?

Это очень чувствительный общественный и политический вопрос - готово ли общество принять ее и какой будет эта амнистия. Я никогда не буду говорить о возможности амнистии по преступлениям, связанным с насилием. Амнистия может относиться к той части преступлений, где общество видит, что при расследовании таких дел государственные деньги тратятся впустую, бессмысленно. Необходима политическая дискуссия. Юристы должны обсудить, что можно, а что нельзя подвергать амнистии. Примеры, на которые можно распространить эту амнистию могут быть самые разные. В середине 1990-х годов можно было прекратить уголовное дело, если опасность преступления для общества была небольшой. Накопились уголовные дела за 1994 и 1995 годы, и на основании этой нормы уголовные процессы были прекращены. Если государство на свои средства не способно справиться с какими-то преступлениями, то государство должно это записать в законе. Прокурор всегда будет работать до последнего.

Дискуссии обычно не возникают на пустом месте. Вы готовы выступить с конкретным предложением?

Я готов принять участие в подобных дискуссиях. В начале написания закона об уголовном процессе говорилось, что государственные ресурсы надо тратить адекватно, и абсолютно все преступления не может расследовать ни одно государство.

Публично прозвучал рассказ прокурора Юрия Юриса о том, что за ним следили и посылали сообщения с угрозами. И хотя это сообщение было получено в ноябре прошлого года, публично об этом прокурор заявил только сейчас. Это не означает, что началась подготовка общественного мнения к новому аресту Лембергса?

Ну нет (смеется). Я могу подтвердить, что об этой ситуации прокурор поставил меня в известность. Я на это отреагировал так, как и должен был отреагировать. Прокурор в своих комментариях не связывал происшедшее с делом Лембергса. И в моем распоряжении нет доказательств того, что это может быть связано с Айваром Лембергсом или арестом.

Недавно в интервью газете Diena вы упомянули в свое время весьма активно обсуждаемый закон, который мы называем "законом стукачей"...

А на латышском языке? Вы мастерски нашли способ, как борьбу с преступностью связать с конкретными историческими негативными воспоминаниями.

О Павлике Морозове?

Например. Я никогда не мыслил такими категориями. Норма старая, но очень мало применяемая на практике. Она могла бы работать. Необходимо расширить круг преступлений, к которым можно было бы относить эту норму. Двухлетняя дискуссия об этом не пошла на пользу следствию. Принесет ли это в будущем реальную пользу -- покажет время. Сейчас эта норма не дает видимых результатов.

В вышеупомянутом интервью вы сказали, что будь эта норма введена раньше, многие уголовные дела удалось бы расследовать быстрее. Можете назвать эти уголовные дела?

Я никогда не буду говорить о сотрудничестве, а так же о процессах. Если какой-то человек сотрудничает со следователями и прокурором, то необходимо гарантировать защиту этой личности.

На недавнем открытом судебном заседании прокуроры обнародовали подслушанный телефонный разговор двух руководителей СМИ. Как вы можете оценить такую практику?

Я уважаю право журналистов находить источники, защищать свои источники и право информировать общество о важных для общества вопросах. Здесь важен принцип равновесия, что должно знать общество в каждой конкретной ситуации и как это затрагивает частную жизнь и интересы конкретных людей, имеющих к ней отношение. В таких ситуациях нет однозначного ответа. Вопрос в мере.

Я сравнил вашу декларацию с данными о доходах работников надзирающих за банками учреждений. И пришел к выводу, что на их фоне вы совсем небогатый человек. Однако работающие в учреждении по надзору за банками люди, даже получая огромные зарплаты, не смогли во время предотвратить проблемы с банком Parex. Будет ли проведена оценка соответствия действий этих должностных лиц закону?

Уголовное дело о перенятии банка Parex разрабатывается во многих направлениях, в том числе изучаются действия как политиков, так и должностных лиц в ходе перенятия банка, так и действия руководителей самого банка до того, как банк попал в руки государства. Часть этого расследования связана с тайной кредитных учреждений. Поэтому я мало что могу сказать по этому делу. Не прокурор устанавливает зарплаты надзирателям за банками и политикам. Если большая зарплата была установлена законно, надо смотреть, кто эту законность определил. Была ли это исполнительная власть или законодательная. Если была нарушено законодательство, то мы можем реагировать.

Со снижением зарплат возрастает риск. Вы доверяете своим прокурорам? Спрашиваю я об этом под впечатлением о необъяснимых действиях прокуроров в связи арестами имущества.

Я могу говорить о своем доверии в определенной ситуации. Я уверен, что в основном в прокуратуре работают честные прокуроры. Есть риски. Прокуроры, так же как и другие люди, брали кредиты. Все зависит от их порядочности. Если человек честный, он найдет способ, как действовать в материально сложной ситуации.

Какого было ваше самое большое разочарование за время работы на посту генерального прокурора?

Работая в Цесисе, я даже представить себе не мог, какие ситуации могут складываться в этой стране. Работая на этой должности, мне пришлось столкнуться с огромным количеством лжи. Ложь - вот мое разочарование. Теперь я знаю, какая роль отведена лжи и, к сожалению, такова жизнь в нашей стране.