Самоопределение в международном праве

С правовой точки зрения армяно-азербайджанский конфликт часто пытаются представить в контексте проявления противоречий двух принципов международного права, а именно - принципа территориальной целостности государств и принципа права народов на самоопределение.

В этой связи следует отметить, что идея самоопределения была предметом дебатов в международном сообществе на протяжении почти целого века, и развитие соответствующей концепции явилось именно следствием означенной дискуссии. Поэтому большинство существующих ныне положений о самоопределении стали итогом сложных компромиссов между приверженцами различных политических идеологий и правовых доктрин, в результате чего содержание принципа права на самоопределение вызывает в настоящее время многочисленные противоречивые толкования.

В этом смысле настоящий теоретический анализ призван, в пределах объема журнальной публикации, внести некоторую ясность в один из наиболее сложных вопросов о сфере и пределах применения международно-правового принципа права народов на самоопределение, что, в свою очередь, должно послужить подспорьем к вынесению объективного и обоснованного заключения о том, насколько корректны ссылки на этот принцип при рассмотрении армяно-азербайджанского конфликта.

Известно, что международные документы, содержащие положения о самоопределении, действуют главным образом на следующих уровнях: а) общие стандарты, применяющиеся на универсальном межгосударственном уровне (инструменты ООН, включая договоры и принятые государствами резолюции); а также б) правила, действующие на региональном межгосударственном уровне (Antonio Cassese, "Political Self-Determination - Old Concepts and New Developments", см.: Сassese (ed.), UN Law / Fundamental Rights: Two Topics in International Law (Alphen aan den Rijn/The Netherlands: Sijthoff & Noordhoff, 1979), pp. 137-165, at p. 137).

В Уставе ООН принцип равноправия и самоопределения народов прямо упоминается дважды. Так, согласно пункту 2 статьи 1 названного документа, одной из целей ООН является "развитие дружественных отношений между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов". При этом в статье 55 Устава тот же принцип рассматривается уже в качестве основы для международного экономического и социального сотрудничества. Кроме того, принцип подразумевается также в статьях 73 и 76 (b) Устава ООН, которые касаются колоний и других зависимых территорий.

Первым важным шагом в направлении развития положений Устава ООН по самоопределению стало принятие Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам, в которой принцип самоопределения эволюционировал в право на самоопределение. Иными словами, выступая в поддержку процесса деколонизации, Декларация одновременно же обозначила право колоний на создание независимых государств.

Вместе с тем принято считать, что с принятием двух международных пактов - об экономических, социальных и культурных правах, а также о гражданских и политических правах вопрос самоопределения вышел за рамки сугубо "колониального" контекста.

В целом положения о самоопределении, содержащиеся в различных международных документах, являются продуктом сложных взаимных увязок двух диаметрально противоположных по сути фундаментальных доктрин. Согласно этим доктринам, возможность практической реализации права на самоопределение закрепляется: либо - а) за народами, находящимися под колониальным или расистским господством, а также под иностранной оккупацией ("внешнее самоопределение") [сторонниками этого подхода были, в основном, государства, некогда входившие в социалистический лагерь, а также афро-азиатские и арабские страны]; либо - б) за всеми народами и подразумевает уважение основополагающих прав и свобод человека ("внутреннее самоопределение") [этой концепции придерживаются главным образом западные страны] (Cassese, "Political Self-Determination - Old Concepts and New Developments", pp. 138-141).

Очевидно, что принципиальные противоречия между государствами в отношении значения и содержания права на самоопределение не могли не отразиться на последующих документах, включая, в первую очередь, Декларацию о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций.

Следует обратить внимание на то, что, в дополнение к колониальному контексту, Декларация оговаривает законность реализации права на самоопределение в ситуациях, связанных с подчинением народов иностранному игу, господству и эксплуатации. Подобное подчинение, влекущее нарушение права на самоопределение, относится к случаям силового господства государства над народом иностранной территории, в том числе посредством вооруженной интервенции и оккупации этой территории (Cassese, Self-Determination of Peoples: Legal Reappraisal (Cambridge: Cambridge University Press, 1995), p. 99). Данное толкование находит свое подтверждение в принятом позднее Дополнительном протоколе I к Женевским конвенциям 1949 года, который ссылается на "вооруженные конфликты, в которых народы ведут борьбу против колониального господства и иностранной оккупации и против расистских режимов в осуществление своего права на самоопределение".

Однако попытка охватить в Декларации весь спектр вопросов, относящихся к принципу права народов на самоопределение, при этом примирив отмеченный выше антагонизм в позициях государств, обернулась в итоге появлением определенной двусмысленности в некоторых положениях этого документа.

В этой связи внимание должно быть обращено на признание в Декларации права всех народов на самоопределение и перечисление способов его осуществления, таких как "создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним или установление любого другого политического статуса, свободно определенного народом".

В контексте признания за всеми народами права на самоопределение посредством вышеупомянутых способов наибольшие споры вызывает положение Декларации о том, что принцип равноправия и самоопределения народов не должен истолковываться как санкционирующий или поощряющий любые действия, которые вели бы к расчленению или к частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях этот принцип, и, в следствие этого, имеющих правительства, представляющие без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, принадлежащий к данной территории. Очевидно, что данное положение, которое было подтверждено в принятой в 1993 году на Всемирной конференции по правам человека Венской декларации и программе действий, может создать впечатление, что государства, не соблюдающие в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов, не защищены принципом территориальной целостности (Malcolm Shaw, "Peoples, Territorialism and Boundaries", 8 European Journal of International Law № 3 (1997), pp. 478-507, at pp. 482-483).

В то же время необходимо заметить, что между сторонниками и оппонентами теории отделения в контексте упомянутого положения Декларации отсутствует четкое понимание того, какое конкретно требуется соблюдение принципа равноправия и самоопределения народов, а также кто в рассматриваемом контексте подразумевается в качестве субъекта этого права.

Между тем, как справедливо отмечает М.Шоу в отношении упомянутого спорного положения, текстуально допускающего возможность отделения в случае несоблюдения государством принципа равноправия и самоопределения народов, "такое значительное изменение в правовом принципе не может быть представлено посредством двусмысленного придаточного предложения, особенно если учесть, что принцип территориальной целостности всегда принимался и провозглашался как основной принцип международного права" (Shaw, "Peoples, Territorialism and Boundaries", p. 483).

Что же касается места названной Декларации в иерархии международных документов, то, как известно, резолюции ГА ООН, за редким исключением, имеют только рекомендательную силу и, соответственно, не могут толковать Устав ООН как таковой (James Crawford, The Creation of States in International Law (Oxford: Clarendon Press, 1979), p. 89).

Как подчеркнул исходящий из того же понимания Верховный суд Канады в Reference re Secession of Quebec, остается неясным, отражает ли предположение, основанное на легитимации права на отделение в рассматриваемом положении из двух упомянутых деклараций, установившийся международно-правовой стандарт ("Reference re Secession of Quebec", Supreme Court of Canada, 20 August 1988, см.: Bayefsky, Self-determination in International Law: Quebec and Lessons Learned (The Hague, London, Boston: Kluwer Law International, 2000), pp. 455-505, at pp. 497-499).

Представляется сомнительным, что, за исключением ситуаций, относящихся к Южной Африке и Южной Родезии, это положение свидетельствует о существовании какой-либо практики его прямого применения или даже обычной нормы международного права.

Положения о самоопределении из Хельсинкского Заключительного акта 1975 года подтверждают применимость этого принципа за пределами колониального контекста, а имеющаяся там же ссылка на "все народы" относится исключительно к народам суверенных государств. Подчеркивая взаимосвязь между самоопределением народов и уважением прав человека, Хельсинкская декларация обозначила, что под "внутренним" самоопределением она подразумевает продолжающуюся возможность для народов выбирать новый социальный или политический режим, свободу от авторитарного правления или тоталитарного гнета (Cassese, "Political Self-Determination - Old Concepts and New Developments", p. 158).

Более того, провозгласив незыблемость территориальной целостности государств, Хельсинкская декларация внесла важный вклад в разъяснение концепции государств-участников ОБСЕ в отношении рассмотренного выше спорного положения в Декларации о принципах международного права о "представительном правительстве". Эта концепция, обозначающая как одно из основных условий поддержания дружественных отношений между государствами уважение ими территориальной целостности друг друга, была подтверждена и в последующих документах ОБСЕ.

Среди основных региональных договоров только Африканская хартия по правам человека и народов содержит положение о самоопределении. Важно, однако, заметить, что государства-участники Хартии не имеют в своем владении колониальных территорий, и следовательно, ссылка на самоопределение не порождает их прямых обязательств в отношении таких территорий (Michael Addo, "Political Self-Determination within the Context of the African Charter on Human and Peoples' Rights", 32 Journal of African Law (1988), pp. 182-193, at p. 189). Тем не менее в то время как одни считают, что самоопределение, обозначенное в Хартии, касается деколонизации, по мнению других, право это охватывает народы не только колониальных территорий, но и независимых африканских государств.

Что касается международной практики, то и здесь немногочисленных поборников расчленения государств во имя достижения одностороннего этнического самоопределения ждет разочарование. Как указывает Дж.Кроуфорд, из числа новых государств, образовавшихся с 1945 года вне контекста деколонизации, только один случай может быть классифицирован как успешное одностороннее отделение - Бангладеш. Однако тот же автор не без основания утверждает, что возникновение Бангладеш вряд ли было односторонним, так как ООН рассматривала этот случай не с точки зрения самоопределения, а, скорее, как fait accompli в результате иностранного военного содействия в особых обстоятельствах (Crawford, "State Practice and International Law in Relation to Secession", см.: Bayefsky, pp. 114-115 & 117).

Верховный суд Канады в Reference re Secession of Quebec подчеркнул, что "хотя большинство населения Квебека определенно обладает многими характеристиками народа", оно тем не менее не подпадает ни под одну из категорий субъекта права на самоопределение по международному праву, и, таким образом, "должно искать пути самоопределения в рамках существующего государства" (Reference re Secession of Quebec, pp. 497-499).

Другим примером такого рода является вывод Арбитражной комиссии по Югославии, которая в своем Заключении № 4 "О международном признании Европейским Сообществом и его государствами-членами Социалистической Республики Боснии-Герцеговины" дала ясно понять, что означенное признание зависит от соответствующих гарантий, которые могли бы, возможно, быть обеспечены посредством референдума с участием всех граждан Боснии и Герцеговины. Таким образом, Арбитражная комиссия фактически признала, что самоопределение является правом не народов как таковых, а правом народов, проживающих в пределах определенных территориальных рамок. Этот подход был реализован на практике путем проведения такого референдума 29 февраля и 1 марта 1992. Несмотря на бойкот референдума многими сербами, большинство населения Боснии и Герцеговины проголосовало за создание независимого государства, что в свою очередь способствовало его признанию государствами-членами Европейского Сообщества и принятию в члены ООН (Conference on Yugoslavia. Arbitration Commission. 92 International Law Reports (1993), pp. 167-172, at p. 178. См. также: Duursma, Fragmentation and the International Relations of Micro-States: Self-Determination and Statehood (Cambridge: Cambridge University Press, 1996), p. 72).

Схожую позицию заняла Африканская комиссия по правам человека и народов в деле Народного конгресса Катанги против Заира, отметив, среди прочего, что "осуществление Катангой права на самоопределение должно быть совместимо с суверенитетом и территориальной целостностью Заира" (Katangese People's Congress v. Zaire, 75/92 African Commission on Human and Peoples' Rights, см.: Rachel Murray & Malcolm D. Evans (eds.), Documents of the African Commission on Human and Peoples' Rights (Oxford & Portland Oregon: Hart Publishing, 2001), p. 389).

Европейский суд по правам человека также рассматривает права меньшинств в исключительно в контексте неделимости государств, к коим те принадлежат. Так, в деле Объединенная Коммунистическая партия Турции и другие против Турции названный Суд недвусмысленно заявил, что право на самоопределение должно осуществляться совместно и посредством демократической реструктуризации и без разрушения территориальной целостности Турции (United Communist Party of Turkey and Others v. Turkey, ECtHR Judgment (Merits and just satisfaction), 30 January 1998, Reports 1998-I № 62, pp. 1-43, at pp. 26-27, para. 56).

В последнее время официальные лица Армении часто делают ссылки на примеры, связанные с провозглашением независимости Восточным Тимором в результате состоявшегося там референдума, подписанием соглашения в Судане о прекращении конфликта, включающего договоренность о проведении на одной из частей страны всенародного голосования, а также обсуждением одностороннего провозглашения независимости Косово. Упоминая эти примеры, армянская сторона считает, что "[с] годами международные события и процессы самоопределения в разных уголках земного шара привели к фундаментальным сдвигам в восприятии мировым сообществом вопросов, лежащих в основе карабахского конфликта, равно как и в процессе содержания переговоров" (Вартан Осканян, "Государства старые и новые: меняющиеся парадигмы и нелегкий путь к миру в Нагорном Карабахе", 17 Accord (2005), c. 20-21).

На самом деле оснований для оптимизма у армянской стороны не так уж и много. Например, тот факт, что народ Восточного Тимора сделал свой выбор в пользу создания независимого государства не рассматривается международным правом как отделение от Индонезии. Известно, что вхождение Восточного Тимора в состав Индонезии в 1976 году в соответствии с индонезийским законодательством никогда не признавалось со стороны Генеральной Ассамблеи ООН, которая считала Восточный Тимор несамоуправляющейся территорией. Этот его статус был подтвержден также Международным судом (Case Concerning East Timor (Portugal v. Australia), ICJ Judgment, 30 June 1995, ICJ Reports, pp. 90-277). Применение же права на самоопределение в отношении несауправляющихся территорий, таких как Восточный Тимор, не вызывает никаких сомнений: подобные территории подпадают под действие соответствующих международных документов по деколонизации. Таким образом, Восточный Тимор никогда не был частью Индонезии в смысле международного права и, соответственно, не мог отделяться от нее (Thomas Musgrave, Self-Determination and National Minorities (Oxford: Oxford University Press, 1997), p. XIII).

Что касается Судана, то 20 июля 2002 года между правительством Судана и Народно-освободительным движением/Армией Судана был подписан так называемый Мачакосский протокол, представляющий собой соглашение о широком наборе принципов управления, а также процедур для переходного периода. Составной частью Протокола является Соглашение сторон о праве на самоопределение для Южного Судана, которое подлежит осуществлению посредством проведения по окончании шестилетнего переходного периода всеобщего голосования (См.: /en.wikisource.org/wiki/Machakos_Protocol>).

Очевидно, что, вопреки безуспешным попыткам армянской стороны доказать легитимность одностороннего отделения нагорно-карабахского региона Азербайджана, в основе достигнутых по результатам переговоров в Мачакоссе (Кения) договоренностей лежит выраженное правительством Судана согласие на проведение в южной части страны референдума для определения ее будущего статуса.

На состоявшихся в 1999 году в Рамбуйе (Франция) переговорах по урегулированию косовского кризиса Контактная группа, созданная в 1992 году на Конференции по бывшей Югославии и представленная США, Россией, Великобританией, Францией, Италией и Германией, попыталась добиться согласия Югославии на определение политического статуса Косово путем проведения там в будущем референдума. Однако Югославия решительно воспротивилась этой идее, в результате чего из заключительного текста соглашения положение о референдуме было изъято (Письмо Постоянного представителя Франции при ООН от 4 июня 1999 года на имя Генерального секретаря ООН. Приложение: Соглашение Рамбуйе. Временное соглашение о мире и самоуправлении в Косово. Документ ООН S/1999/648.). 10 июня 1999 года была принята резолюция Совета Безопасности ООН, которая, помимо прочего, подтвердила суверенитет и территориальную целостность Союзной Республики Югославии, а также, с учетом этих принципов, предоставление значительной степени самоуправления для Косово (Резолюция СБ ООН 1244 (1999) от 10 июня 1999 года. Веб-сайт ООН: /www.un.org/russian/documen/scresol/res1999/res1244.htm>. См. также: Musgrave, p. XIII). Таким образом, каким бы ни был исход переговоров по определению окончательного статуса Косово, существующая политико-правовая база урегулирования практически сводит на нет вероятность создания прецедента признания легитимности одностороннего отделения.

Несмотря на разногласия в отношении значения и применения права на самоопределение, современная концепция самоопределения основывается на отчетливом разграничении двух его аспектов, а именно: а) "внутреннего", согласно которому "все народы имеют право беспрепятственно осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие без вмешательства извне", и б) "внешнего", предполагающего, что "все народы имеют право свободно определять свой политический статус и свое место в международном сообществе на основе принципа равноправия и с учетом примера освобождения народов от колониализма, а также запрещения подвергать народы иностранному порабощению, господству и эксплуатации" (Общая рекомендация Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации № XXI (48). Доклад Комитета по ликвидации расовой дискриминации, 1996. Официальные отчеты ГА ООН. Пятьдесят первая сессия. Дополнение № 18 (A/51/18), с. 123-124, параграф 9).

По мнению Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации, в отношении первого аспекта существует связь с правом каждого гражданина участвовать в ведении государственных дел на любом уровне (Общая рекомендация Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации № XXI (48)). Иными словами, население должно иметь в пределах существующего государства эффективную демократическую систему управления c участием всех его слоев (Asbjorn Eide, "Territorial integrity of States, minority protection and guarantees for autonomy arrangements: approaches and roles of the United Nations". UniDem seminar "Local self-government, territorial integrity and protection of minorities", Lausanne, 25-27 April 1996 (Council of Europe Publishing: 1996), p. 281).

Что касается второго аспекта, очевидно, что народы, находящиеся под колониальным господством, и народы, подвергнутые иностранной военной оккупации, имеют право на "внешнее" самоопределение, основным содержанием которого является определение политического статуса всей территории посредством: а) создания суверенного и независимого государства; б) свободного присоединения к независимому государству или объединения с ним; либо в) установления любого другого политического статуса, свободно определенного народом (Cassese, International Law (Oxford: Oxford University Press, 2001), p. 106; Eide, p. 281).

В данной связи очевидна разница между сепаратистским движением и национально-освободительной войной. По мнению Э.Дэвида, если в последнем случае противоборство происходит между колониальным, расистским или иностранным правительством и народом, чьей территорией оно управляет и чье право на самоопределение было признано ООН, то в войне за отделение противостоят друг другу правительство того или иного государства, с одной стороны, и с другой - население части территории этого государства, которое желает от него отделиться. То есть, отличие от народа, который ведет национально-освободительную войну, состоит в том, что ООН не признает за населением, желающим отделиться, права на подобное отделение (Эрик Давид, Принципы права вооруженных конфликтов (Москва: Международный Комитет Красного Креста, 2000), с. 142).

Меньшинства и проблема отделения

Принципиальные трудности возникают в ситуациях, когда группа меньшинства обращается к праву на самоопределение с целью одностороннего выхода из страны проживания и создания на части ее территории своего собственного государства.

В отношении вопроса отделения части населения государства вне контекста деколонизации изучению подлежат две основные ситуации, а именно: а) когда члены группы, компактно проживающей в пределах территории суверенного государства, утверждают, что это государство не имеет правительства, представляющего без какого-либо различия весь народ, принадлежащий к данной территории, и б) когда та или иная группа граждан, компактно проживающая в определенном географическом районе или анклаве в рамках государства, большинство населения которого принадлежит к другой этнической группе, утверждает, что она представляет собой не меньшинство, а народ, обладающий правом на самоопределение путем отделения или изменения границ (Подкомиссия ООН по предупреждению дискриминации и защите меньшинств. "Возможные пути и средства облегчения мирного и конструктивного решения проблем, связанных с меньшинствами". Второй доклад о проделанной работе, представленный Асбьерном Эйде. Документ ООН E/CN.4/Sub.2/1992/37, с. 34).

Что касается первой ситуации, то, как отмечалось выше, противоречивое положение о "представительном правительстве" в Декларации о принципах международного права и Венской декларации и программе действий не создает достаточной правовой основы для обоснования одностороннего отделения как допустимого средства осуществления права на самоопределения. К тому же, если исходить из переговорного процесса и практики государств, это положение не имеет ровным счетом никакого отношения к меньшинствам.

Вторая же ситуация вызывает необходимость: а) сравнительного анализа прав меньшинств и права народов на самоопределение, а также б) выработки подхода к тезису о том, что отделение не противоречит международному праву, так как принцип территориальной целостности государств является межгосударственным и не применяется к отношениям между государством и его собственным населением.

Важно отметить, что ввиду отсутствия общепринятых определений понятий "народ" и "меньшинство" государства при разработке международных инструментов, содержащих ссылки на эти понятия, исходили из их различного толкования, предопределявшегося во многих случаях влиянием изменяющихся политических и идеологических обстоятельств и целей, а также конституционным статусом народов и меньшинств в этих государствах.

Однако даже те немногие страны, чьи конституции допускали отделение, со временем пришли к необходимости законодательно дезавуировать или даже полностью исключить подобную перспективу.

Ввиду того, что Международный пакт о гражданских и политических правах содержит ссылку как на "народы", так и на "меньшинства", Комитет ООН по правам человека в принятом в 1994 году замечании общего порядка № 23 (50) обозначил четкое разграничение между правом народов на самоопределение и правами лиц, принадлежащих к меньшинствам. Комитет, в частности, обратил внимание на то, что "в некоторых сообщениях, представленных Комитету в соответствии с Факультативным протоколом, право, закрепленное в статье 27, смешивалось с правом народов на самоопределение, провозглашенным в статье 1 Пакта". В связи с этим Комитет подчеркнул, что "в Пакте проводится различие между правом народов на самоопределение и правами, предусмотренными в статье 27. Первое является правом, принадлежащим народам, и рассматривается в отдельной части (часть I) Пакта. Самоопределение не относится к числу прав, закрепленных в Факультативном протоколе. Статья 27, которая касается прав индивидов как таковых, напротив, включена подобно всем другим статьям, имеющим отношение к личным правам индивидов, в часть III Пакта и подпадает под действие Факультативного протокола" (Замечание общего порядка Комитета ООН по правам человека № 23 (50). Доклад Комитета по правам человека, 1994, том I. Официальные отчеты ГА ООН. Сорок девятая сессия. Дополнение № 40 (А/49/40), с. 110-112, параграфы 2, 3.1).

Аналогичный подход выдерживается и в других международных документах, в которых вопрос о разграничении между правами лиц, принадлежащих к меньшинствам, и правом народов на самоопределение находит свое развитие в более четком обозначении требования неприкосновенности территориальных рамок государства при осуществлении прав меньшинств.

Так, в принятой в 1992 году в ООН Декларация о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам закрепляется, что "ничто в [...] Декларации не может быть истолковано как допускающее какую бы то ни было деятельность, противоречащую целям и принципам Организации Объединенных Наций, включая принципы уважения суверенного равенства, территориальной целостности и политической независимости государств". В комментарии к упомянутой Декларации предельно ясно подчеркивается, что "права меньшинств не могут служить обоснованием требований об отделении от государства или его расчленении" (Подкомиссия ООН по поощрению и защите прав человека. Заключительный текст комментария к Декларации о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам. Документ ООН E/CN.4/Sub.2/AC.5/2001/2, с. 29, параграф 84). Этот ясный вывод находит свое подтверждение и в общей рекомендации № XXI (48) Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации, в которой столь же определенно говорится, что "международное право не признает права народов на одностороннее отделение от того или иного государства" (Общая рекомендация Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации № XXI (48), с. 124, параграф 11).

Положения, схожие с вышеприведенными, содержатся и в принятых соответственно в 1994 и 1995 годах Конвенции СНГ об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, а также Рамочной конвенции Совета Европы о защите национальных меньшинств.

В то же время было бы неверным утверждать, как это иногда делается, что меньшинства вообще не обладают правом на самоопределение. Правильнее было бы сказать, что осуществлять право на самоопределение они могут, но совместно с остальным населением данного государства и именно как часть этого населения (Rein Mullerson, International Law, Rights and Politics: Developments in Eastern Europe and the CIS (London & New York: Routledge, 1994), p. 73).

Современное международное право обеспечивает лицам, принадлежащим к национальным меньшинствам, широкую защиту их культуры, но не гарантирует каких-либо конкретных территориальных прав. Таким образом, одностороннее отделение не имеет ничего общего с правом на самоопределение, сфера и пределы применения которого четко оговорены в международном праве.

В то же время выдвигаются аргументы в пользу того, что отделение не запрещается международным правом, так как принцип территориальной целостности государств является межгосударственным и потому не применяется к отношениям между государством и его населением.

Однако, как разъясняет Дж.Кроуфорд, международно-правовой принцип территориальной целостности не налагает обязательств на отделяющуюся группу вовсе не потому, что международное право подспудно разрешает отделение, а именно ввиду того, что отделение подпадает под действие национальной юрисдикции соответствующего государства, которое правомочно противостоять угрозе своей территориальной целостности.

В этой связи очевиден вывод о том, что международное право никоим образом не запрещает подавление правительством соответствующего государства любых попыток отделения части его территории. Если же, напротив, государство не возражает против отделения, в этом случае ничто не препятствует признанию его результатов другими государствами (Crawford, "Response to Experts Reports of the Amicus Curiae", 15 January 1998, см.: Bayefsky, pp. 153-171, at pp. 157-158, 159 & 160-163, paras. 6, 9, 13, 17 & 19).

Объявление субъектом одностороннего отделения себя новым политическим образованием, с соответствующими претензиями на его международное признание, выносит на повестку дня вопрос о соблюдении данным субъектом фактических и правовых критериев государственности (Montevideo Convention on the Rights and Duties of States, 26 December 1933. См.: /www.cfr.org/publication/15897/montevideo_convention_on_the_rights_and_duties_of_states.html>. См. также: Conference on Yugoslavia, Arbitration Commission, Opinion № 1, 29 November 1991, pp. 162 & 165; Declaration on the "Guidelines on the Recognition of New States in Eastern Europe and in the Soviet Union").

Необходимо отметить, что международное право не будет оставаться нейтральным, если приобретение территории при попытке отделения было достигнуто неправомерными действиями (Musgrave, p. 235). Так, одной из реакций на подобные действия будет неизбежный отказ в признании, даже если самопровозглашенное образование отвечает формальным критериям государственности.

Согласно разъяснению Верховного суда Канады, "одной из правовых норм, которые могут быть приняты государствами при вынесении решения о признании [...] является легитимность процесса осуществления фактического отделения" (Reference re Secession of Quebec, p. 501).

Ключевой фактор в этом то, что процесс создания подобных образований обычно является неконституционным и часто сопровождается нарушением основных предписаний международного права, в том числе его императивных норм, в частности, налагающих запрет на агрессию, территориальные захваты, а также расовую дискриминацию и апартеид.

Кроме того, часто высказывается мнение о том, что, наряду с наиболее широко распространенной формулировкой государственности, заложенной в Конвенции Монтевидео о правах и обязательствах государств, право на самоопределение при определенных обстоятельствах также может рассматриваться в качестве дополнительного критерия или требования государственности (См., например: Shaw, Title to Territory in Africa: International Legal Issues (Oxford: Oxford University Press, 1986), p. 159; Shaw, International Law (Cambridge: Cambridge University Press, 5th ed., 2003), p. 178). Обоснованность данного подхода находит подтверждение в международной практике, согласно которой созданное без должной народной поддержки образование является априори незаконным и не может считаться государством (Duursma, p. 130). Это, в частности, подтверждают примеры Южной Родезии и Южной Африки. Так, в первом случае, ООН осудила провозглашение независимости режимом меньшинства и призвала "все государства не признавать никакой формы независимости в Южной Родезии без предварительного создания правительства на основе правления большинства в соответствии с резолюцией 1514 (XV) Генеральной Ассамблеи". Во втором же случае, ООН признала создание бантустанов как противоречащее праву на самоопределение. Иными словами, основной причиной признания незаконности создания упомянутых образований было установление господства меньшинства в нарушение права на самоопределение всего населения (Duursma, p. 131).

Как отмечалось выше, признание Боснии и Герцеговины было обусловлено именно реальным волеизъявлением большинства ее населения.

Таким образом, практика государств однозначно высказывается в пользу того, что теория, согласно которой отделение не регулируется международным правом, не создает каких-либо условий для легитимации отделения.

Данный подход находит свое подтверждение также и в научной литературе. Так, Ю.Решетов в разработанном им проекте Конвенции о праве народов на самоопределение выражает убежденность в том, что государство, созданное в нарушение принципа равноправия и самоопределения народов, не должно признаваться в качестве субъекта международного права (Юрий Решетов, "Проект Конвенции о праве народов на самоопределение", Московский журнал международного права № 3 (Москва, 2000), с. 419). В том же духе высказывается и М.Махмуд, который считает, что "режим, не соблюдающий право на самоопределение, является незаконным, а провозглашенное им образование не является государством по смыслу международного права, в виду отсутствия элементов законности и легальной территории, на которой провозглашенное государство может осуществлять свой суверенитет. Это провозглашенное так называемое государство является "сфабрикованным государством"" (Mohammed Ali Mahmoud, "The Juridical Manifesto: manifesta scientica juridical to the peace-loving nations, to the imperial powers, and to the UN. The manipulation of statehood, the highest stage of imperialism", ch. 3 (The Hague, 1969), см.: Nii Lante Wallace-Bruce, Claims to statehood in international law (New York: Carlton Press, Inc., 1994), p. 69).

В свою очередь, А.Эйде считает, что "следует уделять внимание не только политике доминирующего большинства населения или государства, но и политике групп меньшинств. Некоторые из них являются такими же ярыми сторонниками этнического национализма, если еще не в большей степени, чем большинство населения того государства, в котором они проживают. Если они проводят политику этнического национализма, то они, скорее всего, будут требовать самоопределения и при этом проводить так называемую "чистку", избавляясь от представителей других этнических групп, проживающих в их регионе, в целях достижения "чистого" этнического состава, или они могут стремиться к пересмотру границ, с тем чтобы присоединиться к соседнему государству, большинство населения которого принадлежит к той же самой этнической группе". И далее: "[н]ахождение конструктивных решений зависит от всех вовлеченных сторон. Весьма распространенным является ошибочное мнение о том, что вина за существующие ситуации лежит лишь на правительствах или большинстве населения и что усилия к адаптации должны прилагаться только с этой стороны. Однако даже при поверхностном рассмотрении нынешнего положения в мире можно заметить существование ряда меньшинств, которые проводят крайне провокационную и насильственную политику. Порой они делают ставку на то, что в худшем случае, если их провокационные действия приведут к крупномасштабному военному конфликту с большинством населения, угрожающему самой основе их существования, им на помощь придет какая-либо внешняя сила, будь то "материнская страна" или какое-либо другое внешнее образование. Такая политика является опасной" (Документ ООН E/CN.4/Sub.2/1992/37, с. 4, 9).

В упомянутом высказывании мы находим чуть ли не зеркальное отражение армяно-азербайджанского конфликта, с той лишь оговоркой, что роль Армении в качестве "материнской страны" является в этом конфликте ключевой. В этом смысле четко выразился докладчик ПАСЕ Д.Аткинсон: "Согласно предоставленной мне информации, в военных сражениях за нагорно-карабахский регион, помимо местных армян, принимали участие и армяне из Армении. Сегодня солдаты из Армении размещены в нагорно-карабахском регионе и в прилегающих районах, находящиеся в регионе люди имеют паспорта Армении, а правительство Армении перечисляет значительные бюджетные средства в эту зону" (PACE Document 10364, para. 6).

Этот фактор в корне меняет правовую оценку конфликта, который, в виду участия в нем Армении, регулируется международным правом, в частности, принципом территориальной целостности государств. Международная практика свидетельствует об отсутствии правового обоснования ирредентистских требований, в основе которых зачастую лежит этническая близость населения материнской страны с жителями отделяющейся территории. Ирредентистская природа армяно-азербайджанского конфликта и распространение на него юрисдикции международного права подтверждаются, помимо прочего, также в соответствующих резолюциях Совета Безопасности ООН по данному конфликту, которые, хотя прямо и не указывают на ответственность Армении, в то же время содержат ссылки на целый ряд характерного содержания формулировок, таких как "недопустимость применения силы для приобретения территории" и "оккупированные территории", применяемых, как правило, в отношении международных вооруженных конфликтов.

Однако наиболее категорично по этому вопросу высказалась ПАСЕ, которая в принятой 25 января 2005 года резолюции № 1416 недвусмысленно указала на международно-правовую ответственность Армении за оккупацию азербайджанских территорий, а также признала незаконным процесс, сопровождавший попытку отделения Нагорного Карабаха от Азербайджана.

Таким образом, как явствует из вышеизложенного, одностороннее отделение не подразумевает осуществление какого-либо права, предусмотренного в международном праве. Иными словами, действия, направленные на достижение одностороннего отделения, не могут быть ассоциированы с международно-правовым принципом права на самоопределение. Правомерным же отделение части населения суверенного государства может быть только в двух случаях, а именно: а) если возможность такового закреплена в конституции соответствующего государства и реализуется оно при соблюдении предусмотренных в ней определенных процедур, либо б) при достижении взаимного согласия заинтересованных сторон.

Тофик Мусаев, магистр права (LLM, University of Essex), (журнал "IRS-Naslediye", No. 4 (22), 2006)