СССР и российско-китайский альянс — историческая альтернатива глобализму

Первый этап — марксистская социалистическая альтернатива европейскому капитализму. Второй — советская марксистско-ленинская альтернатива империалистическому альянсу буржуазии с оппортунизмом. И третий этап — китайская новодемократическая альтернатива глобализму. Таков исторический путь марксизма, наделенного гигантской, уникальной исторической перспективой.

Коллеги! Перед конференцией прозвучал весьма спорный тезис о«глубочайшем кризисе марксизма-ленинизма». Я не знаю, как можно говорить о кризисе, если Китай, вторая держава мира, уверенно развивается на основе марксизма. Это подчеркивается на съездах Компартии Китая и пленумах ЦК. Формула, которую постоянно применяет Си Цзиньпин: «Орудийные залпы Октябрьской революции донесли в Китай марксизм-ленинизм». Между тем это — цитата из статьи Мао Цзэдуна«О демократической диктатуре народа», написанной в 1949 году по случаю 28-й годовщины КПК. Преемственность китайского руководства — налицо. А в конце августа нынешнего года «Жэньминь жибао» и «Гуанмин жибао» провозгласили«возврат к красному». Речь идет о курсе на«всеобщее процветание», который предусматривает перераспределение прибылей крупного бизнеса в социальную сферу. И Запад сразу стал пугать китайской «коммунистической угрозой».

Давайте откровенно. Предубеждения против Китая навязаны инерцией советско-китайского противостояния, а также западной пропагандой и следующими в ее русле перерожденцами. Это о них в совместном заявлении «О дне рождения И. В. Сталина» от 21 декабря 1964 года Мао с албанским лидером Энвером Ходжей предупредили: «Преступные действия Хрущева и его сподручных будут иметь долговременные последствия, они приведут к перерождению, а затем к разрушению СССР и КПСС». И давайте напряжем воображение и представим современный мир без КНР. Что-то подсказывает, что это был бы совсем другой мир. Как заявил Дэвид Рокфеллер в октябре 1962 года членам хрущевского Президиума ЦК КПСС, «знаю же я, что такое диктатура пролетариата, должны и вы знать, что такое диктатура буржуазии».

Какой вывод? И советский, и китайский опыт говорят о том, что ленинизм — несколько иное прочтение Маркса и Энгельса. Официально — с поправкой на империалистическую эпоху, по сути же — дополнение классового фактора цивилизационным, а классовой борьбы — геополитикой. Еще Маркс говорил о том, что буржуазия перераспределяет часть прибыли от эксплуатации колоний в пользу рабочей верхушки. И так смягчает классовые противоречия. У Энгельса об этом рассказано еще более подробно. Что такое оппортунизм, если отойти от клише советских учебников? Это — теоретический догматизм плюс оправдание классового перемирия за счет угнетаемых народов, то есть цивилизационная поправка к классовым интересам. Именно поэтому мир-системная теория выделяет доминирующее ядро и зависимую периферию. Подмяв под себя партийную верхушку рабочего движения, буржуазия также вносит соответствующие изменения в политические системы. Речь идет о двухпартийности, описанной Марксом, как сохранении буржуазным классом власти путем ее передачи из одной руки в другую и обратно. Сегодня этот принцип именуется «либерально-социалистическим», или «леволиберальным», консенсусом. Принцип, кстати, — масонский, там он трактуется, как «партнерство в конкуренции». С этих позиций раскол большевизма с меньшевизмом — это разрыв с системой и центрами внешнего управления.

То есть чтобы объяснить феномен оппортунизма, следует соединить социально-классовый фактор с цивилизационным, который, заметим, отнюдь не равен национальному; он имеет не этническое, а культурное происхождение. Дальнейшая эволюция западной социал-демократии, которая в итоге полностью отказалась от марксистской революционной доктрины, показала, что оппортунизм не был случайным зигзагом, а представлял собой вполне системный фактор. Марксистские партии сохранились и на Западе, но стали там маргинальными; в России имелись и меньшевики, а после революции троцкисты, но они проиграли ленинизму с той же неотвратимостью, что и революционный марксизм на Западе. Современные заявления об «исчерпанности лимита на революции», помимо методологической безграмотности, показывают маршрут эволюции оппортунизма.

Как Ленин пришел к выводам, которые обеспечили победу Октября? И почему ленинизм, по определению Сталина — это «марксизм эпохи империализма и пролетарских революций», то есть марксизм с «надстройкой»? Ключом к пониманию этой эволюции, тесно связанной, кстати, с перспективами марксизма в XXI веке, является историческая полемика между Лениным и Каутским. В 1914 году Каутский написал книгу «Империализм», указав на возможность его трансформации в ультраимпериалистическую стадию. Черты как будто списаны с современного глобализма:

Ленин, осознав перспективу альянса западной социал-демократии с буржуазией в эксплуатации остального мира, своим «Империализмом как высшей стадией капитализма» объявил ему войну. Он понял, что глобализм в ходе капиталистического развития, в процессе так называемого «вырастания социализма в капитализме», этой «скрижали» оппортунизма, непременно распространится на другие страны.

Ленин понимал, какая судьба и какое место уготовано России в мир-системе глобализма. Поэтому он разорвал с оппортунизмом и объявил империализм высшей и последней стадией капитализма. И подчеркнул, что война приведет не к становлению ультраимпериализма, а к его уничтожению мировой социалистической революцией.

Официальная советская историография программный смысл этой полемики недооценила. Именно переосмыслив Каутского не только с классовой, но и с цивилизационной точки зрения, Ленин в считанные годы создал для будущего Октября мощную идейно-теоретическую базу. Она доказала свою верность, хотя с позиций европейской социал-демократии выглядела ересью. Это — теории:

В работе «Империализм и раскол социализма» Ленин прямо соединяет буржуазию с оппортунистами и говорит об их совместном стремлении «превратить горстку богатейших, привилегированных наций в «вечных» паразитов на теле остального человечества». И противопоставляет буржуазно-оппортунистическому альянсу «тенденцию масс, угнетаемых сильнее прежнего и несущих все муки империалистских войн…».

Как рассудила история? С одной стороны, Первая мировая война выполнила глобально-олигархическую задачу разрушения национальных империй; Лига Наций как итог Версаля должна была стать центральным звеном мировой власти. С другой, произошел системный сбой — Октябрь в России, который обнулил проект Лиги Наций, от вступления в которую отказались США. Яснее всего о мир-системной природе советско-западного раскола сказал Черчилль в мемуарах «Мировой кризис».«Большевики не представляют России, — они представляют лишь Интернационал — учреждение и идею, совершенно чуждую и враждебную нашей цивилизации». Понятно, что «цивилизация» здесь — синоним Запада, который стремится вернуть Россию в зависимое положение. О том же самом, только другими словами, говорил и Николай Бердяев. «Русский коммунизм, с одной стороны, явление мировое и интернациональное, а с другой — русское, национальное… Патриотизм великого народа должен быть верой в великую и мировую миссию этого народа, иначе это будет национализм провинциальный, замкнутый и лишенный мировых перспектив». Поэтому Великий Октябрь — не только социалистическая, но и национально-освободительная революция. В еще большей мере национально-освободительные черты видны в китайской революции.

Что в «сухом остатке»? В мир-системе глобализма Россия и тогда, и сейчас обрекается на роль колониальной периферии. «Внешнее управление с согласия самих управляемых», — это о февральском режиме американский посол Фрэнсис. В мир-системе социализма Советская Россия была поставлена в центр как творец исторической перспективы, создающий системную альтернативу, которая благодаря Китаю, это надо понимать, сохраняется и сегодня.

Ленин сделал и теоретический вывод. В январе 1923 года в одной из последних работ — «О нашей революции» он заговорил о «своеобразии восточных революций», указывая, что чем дальше на Восток — тем своеобразия будет больше. Унаследовав именно эту линию, Сталин окончательно разорвал с европейским вектором, соединив идеи социализма и национального освобождения. Через эту призму и следует рассматривать китайскую «новодемократическую» революцию, как именует ее Си Цзиньпин, имея в виду теорию «новой демократии» Мао Цзэдуна. Приведу три ее основных тезиса:

То есть социализм не «вырастает» снизу, а вводится сверху, и своим руководством партия, опосредуя внешнюю зависимость, компенсирует общественную отсталость. Сегодняшние спекуляции вокруг якобы «капитализма» в Китае идут от непонимания идей «новой демократии». И от незнания современной китайской действительности; победа над бедностью в полуторамиллиардной стране — такой же вклад в социализм, как и сталинская культурная революция. Нет у нас и понимания, что выстроенная на «новой демократии» руководящая концепция социализма с китайской спецификой уходит корнями в ленинскую констатацию русской специфики советского социализма. Мао просто продолжил тему «своеобразия», адаптируя ее к наступающей эпохе глобализма (работа «О новой демократии» написана в 1940 году). Критика брежневским руководством КПСС политики «четырех модернизаций» (она же — реформы и открытость) — показатель той самой концептуальной ограниченности в марксизме, в которой Ленин упрекал Суханова.

Проводя линию от Ленина к Мао и далее к выводу Сталина на XIX съезде КПСС о том, что знамена демократии и национальных интересов, брошенные буржуазией, придется поднять коммунистическим и рабочим партиям, получаем вектор развития марксизма в XXI веке. Если ленинизм — это марксизм эпохи империализма и пролетарских революций, то «новодемократический» фундамент китайской революции — это марксизм-ленинизм эпохи глобализма и национально-освободительных революций. И мы видим, как это работает.

И о всемирно-историческом значении китайского опыта, особенно актуального для нашей страны. Во-первых, он ясно показывает упущенный путь к спасению КПСС и СССР. Системная коррупция — общая проблема КПСС и КПК; развернув с ней системную борьбу, КПК вернула доверие и поддержку масс, предотвратив крах по советскому сценарию. Во-вторых, соединяя усилия с Китаем на международной арене, российская власть, выражаясь языком КПК, становится «на правильную сторону истории». В-третьих, расширение у нас «ножниц» между внешней и внутренней политикой ставит в повестку приведение одного с другим в соответствие во избежание перенапряжения и разрыва. И понятно, что китайский опыт нам ближе европейского и тем более американского. Он открывает громадное окно возможностей, в том числе ввиду российского коммунистического первородства. И в-четвертых, системная альтернатива, которая формируется российско-китайским альянсом, это другой образ будущего. И смею предположить, что элиты Запада больше обеспокоены не проектом «Пояса и пути», а концепцией «единой судьбы человечества». Именно этот духовный вызов — для них главный.

Итак, первый этап — марксистская социалистическая альтернатива европейскому капитализму. Второй — советская марксистско-ленинская альтернатива империалистическому альянсу буржуазии с оппортунизмом. И третий этап — китайская новодемократическая альтернатива глобализму. Таков исторический путь марксизма, наделенного гигантской, уникальной исторической перспективой. И «в кризисе» у нас находится не марксизм, а его понимание современными марксистами, а также субъективный фактор, по Ленину. Поэтому союз России с Китаем можно только приветствовать. Во-первых, как говорится, «с кем поведешься…». Во-вторых, глобалистская перспектива сегодня злокачественно переродилась: в условиях цифровизации капитализм более не заинтересован в воспроизводстве рабочей силы, которая целенаправленно маргинализуется с помощью неомальтузианских концепций «прекариата» и «сокращения численности населения». Об этом почему-то у нас ничего не прозвучало.

Только социализм способен избавить человечество от глобально-фашистской перспективы «Конца Времен». И связан он не с Европой, этим рассадником социнтерновского глобализма. И не с очередным «Интернационалом» — пятым, восьмым или двенадцатым. А с китайско-российским альянсом. Как говорят китайские товарищи, «расцвет происходит внезапно, упадок — стремительно». Нам ли этого не знать?

И последнее. Здесь обсуждались косыгинские реформы. Я дополню: в книжке о Римском клубе Гвишиани подробно рассказал о той роли, которую сыграл его тесть Косыгин в продвижении идей конвергенции. Без поддержки Косыгина, считает Гвишиани, внедрить римские идеи, преодолев сопротивление партийного руководства, было бы невозможно. Все, что происходит сегодня, включая становление прямой буржуазной диктатуры — «цифровой концлагерь», ковид и т. д., — финальные последствия реставрации в КПСС троцкизма и меньшевизма. И самое последнее — к теме сталинской «автономизации». Советский Союз развалился, а унитарная КНР — сохранилась. Потому, что теоретический догматизм — вещь в себе, и к реальной жизни никакого отношения не имеет.