Почему граждане должны спасти правительство – даже против его воли

Джефф Малган. Искусство государственной стратегии: Мобилизация власти и знания во имя всеобщего блага. М: Изд. Института Гайдара, 2020

Благодаря интернету каждое событие, каждая проблема вызывает мгновенную реакцию СМИ и общественности. Новости и обсуждения сменяют друг друга стремительно, как в калейдоскопе. Под давлением этого потока иные, более фундаментальные и древние жанры незаслуженно обделяются вниманием. В их числе — трактаты об идеальном правлении.

Интересны в таких сочинениях отнюдь не только оригинальные идеи. Что в утопиях, что в размышлениях практиков отражается также коллективный опыт и коллективные иллюзии. Они дают замерить и сравнить «расхожие» представления в разные эпохи. В чём «среднее» умеренно-государственническое сознание видит сегодня основные задачи власти и вызовы, стоящие перед ней? Какие изменения и тенденции для него очевидны?

Хорошим примером может стать недавно изданная в России книга «Искусство государственной стратегии» британца Джеффа Малгана, лейбориста, сотрудника интеллектуальных центров и фондов, занимавшегося работой над стратегией и политическим курсом правительства при премьер-министре Великобритании Тони Блэре. В 2008 году, когда книга впервые вышла на английском языке, автор небезосновательно претендовал на осмысления опыта функционирования современной европейской правительственной машины.

Малган рассуждает с некоей технократической, надпартийной позиции: он не учитывает интересов и особенностей групп, приходящих к власти. Неявно предполагается, что каждое правительство сталкивается с одинаковым набором проблем и условий, имеющих «объективное» решение. Найдёт его партия или нет — вопрос технический, то есть зависящий от наличия ресурсов и правильного их использования. Характерный для автора вопрос — как провести стратегию в условиях сменяющихся правительств: подразумевается, что здесь должны сыграть роль либо несменяемые бюрократы и эксперты (представители государственного аппарата, за который борются политики), либо «общие» (надклассово-национальные?) интересы партий.

Главная слабость книги — в последовательном игнорировании противоречий капиталистического мира, то есть принципиальной невозможности одновременно удовлетворить потребности всех групп и классов. Так, ссылаясь на социолога Чарльза Тилли, Малган предпочитает не учитывать его взгляд на государственный аппарат как инструмент влияния, за который борются различные группы в своих (или коалиционных) интересах. Соответственно, для Тилли современная власть по определению субъективна, частична: она действует во благо ограниченного числа групп против остального общества; не говоря уже о том, что у «постоянной» бюрократии и экспертов также оформляются собственные интересы (яркий пример — советская номенклатура или верхушки силовых ведомств). Малган же рассматривает интересы групп просто как «помехи» объективно-истинной стратегии правительства. Группы следует успокаивать, подкупать, даже обманывать — чтобы они не мешали работе.

Можно сказать, что, как и большинство технократов, автор некритически относится к собственной позиции и своим интересам. То, что делаю «Я», — объективно и истинно; все остальные — источники «субъективных», невежественных помех на моём пути, которые нужно любым способом устранить. Правда, как практик, Малган отмечает обширное противодействие «любым» стратегиям, исходящее и от неправительственных групп, и от бюрократии, и от глав ведомств (которые, по замечанию автора, во многом конкурируют). Но предполагается, что эти проблемы проистекают либо из технически неправильного устройства исполнительной власти, либо из «случайной» сферы психологии.

Те же ошибки Малган совершает при рассмотрении глобального уровня управления. Например, в книге перечисляются различные «формы капитализма и демократии», каждая из которых является «жизнеспособной»: японская, ирландская, тайваньская и пр. Они должны символизировать широту возможностей — однако Малган не замечает, что та же ставка Ирландии на зарубежные инвестиции вызвана не произвольным решением местных властей, а логикой международного финансового капитала, которому нужны страны-офшоры. Ясно, что все страны мира не могут одновременно пойти по ирландскому (или любимому либералами сингапурскому) пути; внешнее разнообразие держится на мировом капиталистическом единстве.

Читайте также: Итоги мирового кризиса — национализм против глобализма: победила дружба?

Автор справедливо подчёркивает, что стратегические изменения чаще вызываются не «внешними» потрясениями (угрозой войны, катастрофами), а «внутренними» процессами. Однако последние он предвзято связывает больше с психологией и культурой, чем с экономическими и социальными противоречиями.

В то же время указанная «однобокость» книги ещё больше заостряет идеи, проходящие лейтмотивом через всё изложение. Малган утверждает, что даже с «технической» точки зрения правительства (и государства) не могут соответствовать сегодняшним вызовам и ожиданиям, не опершись на широкие сети низовой самоорганизации, общественных движений, не дополнив иерархию министерств горизонтальными и неформальными связями, не открываясь общественности и не стремясь к диалогу с каждым гражданином и каждой группой. Автор пытается объединить характерную для ХХ века иерархию и соответствующие духу времени массовые, горизонтальные, распределённые и относительно автономные институты.

Хотя Малган не проговаривает явно, в чём для него состоит новизна ситуации, делающая чистую иерархию неэффективной, в приводимых им конкретных примерах и историях успеха несложно увидеть закономерность. Образование, развитые коммуникации, ещё не иссякшая инерция революционных и протестных движений ХХ века (странно дополняемая либеральным пафосом), политизация молодёжи в ответ на растущее неравенство, экспансию крупного бизнеса и социальные проблемы: эпоха масс, отмеченная Александром Блоком, далека от завершения. Скорее, она должна научиться работать с новыми основаниями, с новыми качествами классов и групп. Хуже или лучше, но Малган с позиций правительства пытается делать именно это.

Подобно тому, как власть Советов у коммунистов должна была принципиально изменить буржуазное государство (говорилось об его «отмирании»), так и частичное включение низовых структур у автора неизбежно меняет логику системы. Впрочем, игнорируя капиталистические противоречия и интересы, Малган не может сказать на этот счёт ничего внятного. Он просто постулируют растущую (но требующую гибкости) роль «государства» и рассматривает влияние «демократизации» скорее на качество управления, чем на его цели и суть.

Для автора проблема сводится к тому, чтобы заставить излишне усердных чиновников «отпустить поводья» — ко всеобщему благу. Хотя ближе к концу книги начинает казаться, будто идеальное государство Малагана — уже не институт господства и насилия, а что-то вроде аппарата экспертов, выполняющего нужные обществу централизованные функции, на службе у структурированного гражданского общества (почти что советской демократии из «Государства и революции»). Кажущееся отсутствие классов и идея о стирании граней между начальником и исполнителем усиливают это впечатление. Впрочем, автор также подразумевает наличие постоянного субъекта, обладающего предельно широко понимаемыми лидерскими качествами («сливающегося с сообществом»), пишущего и реализующего стратегии во благо, но не совсем руками общества. Тема эта раскрывается недостаточно.

Интересно, что предисловие к книге Малгана, стоящего за открытое социальное (если вообще не «отмирающее») государство, свободное знание, приоритет развития каждого человека («человеческого капитала»), преобладание стратегии и идеи над тактикой и частными интересами, — пишет Алексей Кудрин. Вероятно, это лишь формальность (из-за поддержки издания Счётной палатой), или намёк отечественного экономиста на свою «технократичность» и просвещённость. Но несложно представить и специфически-элитарное толкование книги Малагана: говоря коротко, «общественность» нужно мысленно заменить на «бизнес», а «объективные» задачи — на интерес господствующего класса, государства, сросшегося с крупным капиталом (и потому в смысле выражения классовых интересов действительно стоящего над партиями). Получается что-то вроде «коммунизма для коммунистов», советской власти для Советов директоров.

Ещё раз вернёмся к Тилли: чтобы группа действовала на политическом поле, ей нужно не просто «существовать», а обладать структурой и способностью к мобилизации. В России и в большей части мира бизнес (по крайней мере, крупный) обладает и тем и другим. Он — актуальная «общественность», занимающая большинство мест на всех уровнях власти, во всех общественных советах, палатах и т. д. «Общественные» же организации являются во многом лишь придатком бизнеса или капиталистического государства. В такой ситуации благая схема Малгана превращается в нечто зловещее.

Читайте также: Россия на перепутье: элитные игры против реальной политики

Итого, приняв логику автора со всеми поправками, мы должны будем сосредоточиться отнюдь не на структурах и проблемах правительства, а на организации лежащего за пределами государства общества. Этот компонент, играющий важную стратегическую роль, оказывается (особенно в России) гораздо более проблематичным, чем принимается у Малгана. С одной стороны, находящиеся у власти силы должны сосредоточить внимание на поддержке или дезорганизации «гражданских» групп, поскольку значение их для государства будет возрастать. С другой — ещё более, чем в ХХ веке, вопрос власти для социалистов и для широких масс становится связан с самоорганизацией и мобилизацией.

Общество не стоит на месте. Политика усложняется. Для рядовых граждан это означает не только новые трудности, но и новые возможности.