Война на Дальнем Востоке и переговоры в Москве явно затягивались. Лето 1939 года стало временем принятия решений. Их начали принимать не в советском Союзе. 22 июня 1939 г. Берлин известил своего партнера по Антикоминтерновскому пакту 1936 года, что в случае дальнейшей задержки заключения формального союза между двумя странами Германия пойдет на заключение договора о ненападении с Советским Союзом. Это сделал статс-секретарь Эрнст фон Вайцзеккер в разговоре с японским послом в Германии генерал-лейтенантом бароном Хироси Осима. Тот был в шоке от рекомендации улучшить отношения с русскими. Тем не менее генерал взял себя в руки. То же самое чувство, по донесениям советских дипломатов, испытывало практически все японское общество. Но в Японии были уверены — вот-вот наступит победа над русскими. Из Монголии шли радостные новости. 7 июля командование Квантунской армии заверило Токио: «это только вопрос времени, когда мы сокрушим врага на правом берегу». Советская разведка докладывала о подготовке к переброске крупных подразделений японской пехоты (до 20 тыс. чел.) из района Нанкина в Дайрен и далее в Манчжурию, туда же направлялись и зенитные батареи, а также значительное число истребителей и бомбардировщиков, как из Китая, так и из Японии.

Иван Шилов ИА REGNUM
Сталин

Серьезным внешнеполитическим успехом Токио в этот момент стали секретные японо-английские переговоры. Британские посланники в этой стране — сэр Роберт Клайв (1934−1937) и сэр Роберт Крейги (1937−1941) — были последовательными сторонниками англо-японского диалога. Крейги к тому же был убежден в необходимости компенсировать успехи германской политики в Азии и был сторонником политики реализма, примером каковой считал соглашение в Мюнхене. 22 июля 1939 года Крейги и министр иностранных дел Японии Арита подписали соглашение. Текст его гласил:

«Английское правительство полностью признает нынешнее положение в Китае, где происходят военные действия в широком масштабе, и считает, что до тех пор пока будет существовать такое положение, у японских вооруженных сил в Китае будут особые нужды, вытекающие из необходимости обеспечить свою безопасность, поддерживать общий порядок в районах, находящихся под их контролем, причем перед ними стоит задача пресекать или устранять любые причины или акты, которые будут мешать им».

Британское правительство, кроме того, заявляло, что «не имеет намерения поощрять любые действия или меры, препятствующие достижению японскими вооруженными силами упомянутых выше целей». 24 июля соглашение было опубликовано.

Иначе говоря, Лондон признавал захваты, произведенные Японией в Китае, и обязался не препятствовать их дальнейшему развитию. Чан Кай-ши поначалу попросту отказался поверить в новость о подписании такого соглашения. Он заявил, что попытки организовать «второй Мюнхен» на Дальнем Востоке обречены на провал.

«Англия не может пойти на соглашение с Японией, — заявил президент Китая. — Англия знает, что сегодняшняя Япония — это не та Япония, которая 20 лет назад служила Англии в качестве сторожевого пса. Япония теперь является бешеной собакой, которая хочет укусить своего хозяина. Как бы Англия ни стремилась к мирному исходу, её уступки Японии не могут идти против интересов Китая или в нарушение пакта девяти держав [1]. Иначе Англия оказалась бы не только пособником Японии в агрессии, но и в уничтожении пакта девяти держав. Англия приняла бы на себя роль агента Японии в её агрессии против Китая и противопоставила бы себя странами — участницам пакта девяти держав. Спрашивается, может ли Англия пожертвовать исторически сложившимся положением в Китае? Мы убеждены, что японская пропаганда в отношении этого не заслуживает доверия» .

Оценки Чан-Кай-ши были в целом верные, но тем не менее японо-британское согласие стало фактом, и это не могла не учитывать и Москва в своей политике. Еще накануне подписания англо-японского соглашения, при назначении нового торгпреда в Китае, Сталин инструктировал его — А. С. Панюшкин должен был заверить китайские власти в том, что Москва выполнит все свои обязательства по советско-китайскому договору о ненападении и соглашениям о поставках вооружения и материалов. В Китае по-прежнему работали советские военные советники — в 1939 г. их было 81. Между тем серия энергичных наступлений японцев на Халхин-голе, несмотря на радужную отчетность, не привела к успеху. После последних попыток переломить ситуацию 23−24 июля они вынуждены были 25 июля перейти к обороне. На следующий день последовало важное выступление Вашингтона.

Рузвельт подписывает поправки к закону о нейтралитете. 1939

С весны 1939 года в США наметилась тенденция к изменению отношения к политике нейтралитета. Еврейские погромы в Германии осудило 94%, а преследования немецких католиков — 97% американских граждан. Правительство повысило тарифы на немецкие товары на 25%, и запретило бартерные сделки с германскими гражданами. Нарастающее недовольство против Японии привело к изменениям в торговле между США и Островной империей. В Вашингтоне решили, что «манчжуризация» Китая и островов Тихого океана не будет соответствовать американским интересам. 15 апреля 1939 года Рузвельт приказал флоту, который демонстрировал флаг в Атлантике, вернуться на Тихий океан. 26 июля государственный секретарь Халл предупредил японского посла, что с 26 января 1940 г. США прекратят действие японо-американского договора о торговле и мореплавании от 1911 года.

Было очевидно, что этот шаг будет иметь самые негативные последствия для экономики Японии. Последовала самая острая и самая негативная реакция японского биржевого рынка. Правительство также реагировало весьма болезненно. Оно хотело знать, что будет дальше. Вашингтон, со своей стороны, ограничивался введением морального эмбарго, отказывался давать Токио кредиты и в политическом отношении придерживался неопределенности. Она позволила японцам резко увеличить закупки в США. В результате показатели японского ввоза из США в 1939 году в 10 раз превысили таковые за 1938 год. При таких обстоятельствах японская империя не могла затягивать войну в Монголии, к тому же не окончив войны в Китае. 1 августа 1939 года Ворошилов отдал приказ о приведении всех войск на Дальнем Востоке в повышенную готовность. Они должны были быть готовы к войне: «Всем войскам быть готовыми по приказу главного командования перейти в наступление на всех участках маньчжурской границы».

Тем временем Англия по-прежнему тянула время, Франция, как всегда, действовала с оглядкой на Лондон. Москва, Лондон и Париж обменивались проектами и контрпроектами союзного договора. Что касается Польши, то, очевидно, глава польского МИД был уверен, что после гарантий, уже полученных от Англии и Франции достаточно для того, чтобы продолжать политику колебаний между Востоком и Западом. Между тем, как докладывал 10 июня 1939 года из Лондона в Москву Майский, его польский коллега Эдвард Рачинский сообщил ему, что никакого военного соглашения после британской гарантии между Великобританией и Польшей так и не было подписано, и что подобный договор, судя по всему, еще будет заключен в ближайшем будущем. А немцы продолжали упорно стучаться в дверь Москвы.

Вернер фон дер Шуленбург и Вячеслав Молотов

17 июня временный поверенный в делах СССР в Германии Г. А. Астахов встретился в Берлине с приехавшим туда из Москвы графом Шуленбургом. Тот высказал свое мнение — «обстановка для улучшения политических отношений налицо». Германия была готова рассмотреть все вопросы — и кредиты, и возможность улучшения политических отношений. «Германское правительство, — сообщал Астахов, — не решается пока идти в этом отношении дальше, опасаясь натолкнуться на отрицательное отношение нашей стороны». В тот же день советник германского посольства в Москве Густав Хильгер на встрече с Микояном известил наркома о готовности Берлина направить в Москву Шнурре для обсуждения имевшихся проблем. Он зачитал официальное послание своего правительства, в котором говорилось об этом. 22 июня германский посол в СССР вновь заговорил с Астаховым о перспективах экономического сотрудничества двух стран, и что Берлин готов и к политическому диалогу, раз уж Москва предваряет политическое соглашение экономическому. По словам Шуленбурга, серьезных политических противоречий между Германией и СССР не существовало. Те же самые мысли и предложения Шуленбург повторил 28 июня в Москве, при встрече с Молотовым.

Позиция Берлина выглядела гораздо более привлекательной, чем циничная демагогия «Форейн офис». 23 июня Галифакс встретился с Майским и начал жаловаться на поведение Москвы, не желающей, по его мнению, заключать договора. Имелось в виду нежелание принимать британские условия. Майский отметил в донесении:

«Закончил Галифакс свои горькие излияния прямым вопросом: хотите вы договора или не хотите? Я с изумлением посмотрел на Галифакса и ответил, что не считаю возможным даже обсуждать таковой вопрос».

После этого Майский прибегнул к простой статистике — он перечислил проекты и контр-проекты соглашения и время их подготовки в Москве и сравнил эти данные с британскими. На Галифакса это произвело впечатление и он сразу же сменил тему беседы. Далее вновь возник вопрос о прибалтийских государствах и нежелании Лондона включить их в гарантии соглашения. Галифакс «в сотый раз стал ссылаться на «нежелание» этих государств быть кем-то гарантированными», на отсутствие прецедента и т. п. Майский напомнил о доктрине Монро, ядовито заметив: «Для англичанина прецедент — все». В любом случае диалог дипломатов явно не был продуктивным. Майский заключил отчет словами: «За все время разговора — это я чувствовал на каждом шагу — Галифакс был раздражен и недоволен со всеми вытекающими отсюда последствиями».

Лорд Галифакс

Итак, в Лондоне были недовольны нежеланием Москвы не ввязываться в военное соглашение с неравномерными обязательствами. 29 июня в «Правде» вышла статья первого секретаря Ленинградского обкома и секретаря ЦК ВКП (б) А. А. Жданова. Она начиналась констатацией очевидного факта: «Англо-франко-советские переговоры о заключении эффективного пакта взаимопомощи против агрессии зашли в тупик. Несмотря на предельную ясность позиции Советского правительства, несмотря на все усилия Советского правительства, направленные на заключение пакта взаимопомощи, в ходе переговоров не заметно сколько-нибудь существенного прогресса». Заканчивалась статья выводом: «Мне кажется, что англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР, а только лишь разговоров (выделено авт. — А. О.) о договоре для того, чтобы спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессорами. Ближайшие дни должны показать: так это или не так».

[1]Имеется в виду решение Вашингтонской конференции 1922 года по Китаю