Ратификация Парижского соглашения — удар по национальным интересам России

Председатель российского правительства Дмитрий Медведев подписал постановление от 21 сентября 2019 года № 1228 «Об участии России в Парижском соглашении по климату», заявив об этом на совещании вице-премьеров правительства России, которое прошло 23 сентября. Формально подписание и обнародование этого документа было приурочено к климатическому саммиту ООН, открывшемуся в Нью-Йорке на полях 74-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. По сути, именно Медведев и осуществил ту самую «ратификацию» Парижского соглашения, о которой много говорилось и вокруг которой ломались копья, в том числе и автором этих строк, уверенным, что участие в этом соглашении сильно вредит национальным интересам страны и проталкивается в трех целях. Одна из них — поддержать либерально-европейские амбиции части элиты. Другая цель — поучаствовать в разделе «зеленого финансирования» от международных институтов. И третья, более или менее содержательная — не выступать против «климатического лохотрона» потому, что он активно используется Китаем для наступления на позиции Запада. Правда, если бы определяющей была третья цель, а не первая и не вторая, то у России имелось множество возможностей для четкого обоснования собственной позиции по Парижскому соглашению, отличной от Запада и не противоречащей Китаю. Например, вслед за Пекином потребовать от развитых стран Запада опережающих сокращений выбросов в компенсацию за то, что они загрязняют окружающую среду уже двести лет, а развивающиеся страны только недавно прошли через индустриализацию, и поэтому равенства между ними нет и быть не может. Да и Дональд Трамп отнюдь не оборачивался на Европу, когда из этого соглашения выходил, объясняя данный шаг противоречием «Парижа» национальным интересам США в части их промышленного развития.

Итак, какие же аргументы привел Медведев в защиту подписанного им документа? Они не выдерживают никакой критики, выдавая отнюдь не экономический и тем более не промышленный, а сугубо политический и даже идеологический характер принятого решения. Об этом уже приходилось говорить на стадии обсуждения решений прошедшей в 2015 году Парижской конференции сторон РКИК (Рамочной конвенции ООН об изменении климата).

В 1228-м постановлении, которое приравнено к ратификации ввиду отсутствия в российском законодательстве однозначной трактовки этой процедуры для подобных документов, главной является «температурная» тема. Кстати, а почему отказались от ратификации, прибегнув к неочевидному упрощенному варианту? Ясно почему. При штатной процедуре ратификации обеими палатами парламента, которым не могли не предшествовать общественные слушания, всплыли бы многие подробности, говорящие о неприемлемости этого документа, поэтому решили не «будоражить общественность».

Итак, постановление говорит об «удержании прироста глобальной средней температуры к концу XXI века в пределах «намного ниже» 2 градусов Цельсия сверх доиндустриальных показателей и «приложение усилий» в целях ограничения роста температуры на уровне 1,5 градуса Цельсия». О чем речь? О том, что поначалу весь климатический процесс привязывался к цифре в 2 градуса роста средней годовой глобальной температуры. Эти 2 градуса были провозглашены пределом, за которым климатическая безопасность утрачивается, и, чтобы не выйти за этот показатель, предлагалось всем дружно сокращать антропогенные выбросы. Но в «страшилках», которые заинтересованные лица и институты распространяют в канун каждой Конференции сторон РКИК, в преддверии Парижа прозвучала цифра уже не в 2, а в 1,5 градуса, не более этого. Чтобы качественно отпиарить это ужесточение деиндустриализации, в ход тогда пошла «тяжелая артиллерия» в лице генсека ООН Пан Ги Муна. В чем «фишка»? В том, о чем написано в статье 17-й хитрого документа под названием «Проект решения» 21-й Парижской конференции сторон РКИК (он придуман для того, чтобы, увязав его в пакет с самим Парижским соглашением, вывести в «Проект» из Соглашения наиболее конфликтные моменты, а приняв Соглашение, затем явочным порядком вернуть их обратно, поэтому оба документа и взаимосвязаны). Там называются конкретные цифры, от которых волосы встают дыбом. Выясняется, что снижение планки удержания температурного роста с 2 до 1,5 градуса — то есть на полградуса — требует сокращения глобальных выбросов с 55 до 40 гигатонн. На 27,5%! Четверть промышленности должна умереть, чтобы не допустить пресловутой «угрозы антропогенного воздействия» на окружающую среду.

Между тем еще летом 2016 года Институт проблем естественных монополий (ИПЕМ) опубликовал доклад под названием «Риски реализации Парижского климатического соглашения для экономики и национальной безопасности России». Полная его версия, сокращенная.

Черным по белому: «Проведенные ИПЕМ расчеты показывают, что ввод в России углеродного сбора в размере 15 долларов США за одну тонну эквивалента CO2 потребует ежегодных выплат в размере 42 млрд долларов, что соответствует… 3,2−4,1% ВВП за 2015 год, 19−24% доходов федерального бюджета на 2016 год или 35−45% суммарного объема Резервного фонда и Фонда национального благосостояния».

Углеродный сбор или налог — это то, что хотят изъять у предприятий за выбросы, в рамках российских обязательств, взятых в рамках Парижского соглашения. Какие это обязательства? Президентский указ № 752 от 30 сентября 2013 года требует к 2020 году сократить выбросы на 25% по сравнению с 1990 годом. А в отправленном в апреле 2017 года в секретариат Парижского соглашения российском национальном вкладе цифры указа уточняются в сторону увеличения, и речь уже идет о сокращении выбросов на 25−30%. Вам скажут, что деиндустриализация 90-х годов уже обвалила выбросы и эти планы выполнены? Это половина правды; вторая половина в том, что с этих обвальных показателей нам ввиду обязательств по «Парижу» расти теперь просто некуда и мы вынуждены в этой яме оставаться. Почему? При нынешнем технологическом укладе выбросы пропорциональны развитию, и чтобы развиваться, нужно выбрасывать, просто нельзя этого не делать. Или развитие, или сокращение выбросов, третьего не дано, такова дилемма, составляющая оборотную сторону этой «медали» климатических игрищ. А рост ВВП при сокращении выбросов, который фигурирует в отчетах? Ответ банальный: есть ложь, большая ложь и статистика!

Еще одна слабость приведенного фрагмента из правительственного постановления № 1228: что такое «доиндустриальная эпоха»? Это до промышленной революции? Или до XX столетия? Юридически обязывающего толкования не существует. Между тем понятно, что «печка», от которой «танцевать», — XVII это век или конец XIX — имеет решающее значение, и проценты с градусами сокращений в том и в другом случае окажутся совершенно разными.

Следующее узкое место — утверждение, будто «остановить глобальные изменения климата можно только совместно, сообща». Этот тезис, с помощью которого осуществляется попытка оправдаться «мировыми трендами», противоречит не только здравому смыслу, но и важнейшим международным документам. Например, 16-му принципу основополагающей Рио-де-Жанейрской декларации по окружающей среде и развитию (1992 г.), которым вводится принцип «платит — загрязняющий». Насколько правильно предлагать нашей стране платить наравне с другими? Почему-то все говорят только об объемах выбросов и забывают о переработке выброшенной грязи природной средой, точнее, средами — лесами, степной и тундровой растительностью, снежным и ледяным покровом, океанами и внутренними водными бассейнами и т. д. О поглощении («абсорбции») антропогенных выбросов если на международном уровне и говорится, то вполголоса. И вообще помалкивают о балансе выбросов и поглощений. Между тем если взять каждую страну в отдельности и посмотреть на размеры ее промышленных выбросов и их поглощения природными средами, то она окажется либо экологическим донором (если у нее поглощение превышает выбросы), либо загрязнителем (если наоборот). Упомянутый 16-й принцип Декларации Рио именно об этом. Так вот, по ряду авторитетных экспертных оценок, Россия — первая в ряду доноров с показателем превышения поглощения над выбросами в 4−5 раз. И таких доноров еще всего пять — Канада, Бразилия, Австралия, Новая Зеландия и Швеция. А главные «заинтересованные» стороны — у них как? А у них выбросы превышают поглощение, причем весьма существенно. Больше всех у Европы — в четыре раза, у США и Китая — примерно в два раза, у Индии — в полтора раза и т. д.

Сколько же усилий на уровне ООН предпринимается, чтобы тему баланса замять! И здесь возникает отнюдь не праздный вопрос: как считать балансы выбросов и поглощения? Помимо 16-го принципа («загрязняющий — платит»), в Декларации Рио имеется и не менее важный 17-й принцип, по которому каждая страна имеет право на свою систему подсчета и отчетности. Однако как в Киотском протоколе (ст. 5.2), так и в Парижском соглашении (ст. 31, п. а «Проекта решения»), вопреки Декларации Рио, по сути, запрещаются национальные методики. Вместо них требуют применять методику МГЭИК — межправительственной группы экспертов по изменению климата. Той самой, во главе которой Альберт Гор получал Нобелевскую премию за откровенно лживый фильм «Неприятная правда» о «глобальном потеплении».

В чем разница между той и другой методиками? Вот характерный документ российского Минприроды (МПР) времен министра Сергея Донского: «Предложения по методологии учета поглощения углекислого газа российскими лесами» от 11 марта 2016 года. Черным по белому: «В рамках первого периода обязательств по… Киотскому протоколу… зачет поглощения в секторе лесного хозяйства был ограничен определенной искусственной величиной (не более 33,0 Мт С/год для РФ), что составляло лишь 23−24% от реального поглощения…».

33,0 млн тонн углерода в год — это примерно 150 млн тонн CO2. И если 150 млн — это 23−24%, то есть, грубо говоря, четверть «честного зачета», то весь этот «честный зачет», стало быть, по методике МПР — 600 млн тонн, то есть 0,6 млрд тонн, так? А вот оценки признанных специалистов, например профессора Владимира Лукьяненко: свыше 12 млрд тонн в год составляет российский поглотительный ресурс! Следуя методике МГЭИК, о чем в разбираемом документе прямо говорится, МПР занижает этот ресурс в 20 раз! Зачем? При выбросах в 2,3 млрд тонн в год, если мы поглощаем 0,6 млрд, то мы — загрязнители и должны сокращать выбросы. А если поглощаем 12 млрд тонн, то мы доноры в пятикратном размере, со всеми вытекающими отсюда последствиями для навязанных нам международных обязательств, установленных 752-м указом. Так что ключевые вопросы правильной, исходя из национальных интересов, российской реакции на тему так называемого «глобального потепления», это, во-первых, продвижение своей методики отчетности в противовес мошеннической методике МГЭИК, а во-вторых, жесткая увязка выбросов с поглощением в их балансе и доказательством своего донорства.

Ратифицировать международный документ, переоформляя национальный вклад в национальные обязательства, не имея ни закона о парниковых газах, ни, шире, национальной системы регулирования, ни финансовой оценки экологического потенциала, только «за компанию» с «цивилизованным миром» — весьма сомнительный выбор. И чем, как не пресловутым «субъективным фактором», объясняются просто неразрешимые проблемы с признанием российского поглотительного ресурса, о чем МПР в очередной раз нам напомнило в канун ратификации, на примере вызывающей массу недоразумений «инвентаризации» экологических ресурсов?

В чем состоит «субъективный фактор»? Пример заповедного бассейна реки Бикин на Дальнем Востоке, который сдан в аренду на 49 лет немецким компаниям вместе с поглотительным ресурсом. То есть немцы в отчетах о своей хозяйственной деятельности наш ресурс засчитывают себе. Вот поэтому у нас так интенсивно продвигают тему создания заповедников на базе западного опыта. Когда эти заповедники займут половину территории страны с двумя третями поглотительного ресурса за счет лесов, реальный российский ресурс будет признан. Только он будет уже не наш.

У этой темы есть и еще один, сугубо прикладной аспект, особенно важный для бизнеса. С заключением Парижского соглашения набирает темпы практика зонтичных соглашений, когда страны на определенных условиях объединяют свои поглотительные ресурсы и отчетность. Уже есть соглашение загрязнителя США и донора Канады, такое же готовится между загрязнителем Индией и донором Бразилией. У России, в принципе, имеется возможность заключить зонтичное соглашение с Китаем. Но для этого нужно показать свой реальный поглотительный ресурс. Так, с 12 млрд мы Китаю интересны, в сумме у нас будет плюс. А вот с 0,6 млрд мы ему абсолютно не нужны: загрязнители с загрязнителями под «зонтиком» не объединяются, смысла нет. Это, кстати, к вопросу о том, как совместить национальные интересы со стратегическим взаимодействием с КНР.

И последний, самый важный аргумент: антинаучность существующей теории «глобального потепления» или, на обновленный манер, «глобальных климатических изменений». Вот малоизвестный документ — заключение совета-семинара РАН от мая 2004 года «О позиции по проблеме Киотского протокола». Прежде чем перейти к самому документу, отметим две вещи. Нынешнее Парижское соглашение является преемником Киотского протокола: и тот, и другой документы приняты ежегодными Конференциями сторон РКИК, только Киотский протокол — 3-й конференцией в 1997 году, а Парижское соглашение — 21-й конференцией в 2015 году. Следовательно, то, что сказано о Киотском протоколе, актуально и для Парижского соглашения. Это первое. И второе. Документ РАН появился в ответ на поручения президента (от 16 марта 2004 г. № Пр-432) и правительства (от 15 апреля 2004 г. № АЖ-П9−2727) дать соответствующую научную оценку. А сами поручения возникли в связи с вопросом о ратификации Киотского протокола, вступление которого в силу (почему — опустим, это детали) целиком и полностью тогда зависело от Российской Федерации.

Итак, пункт первый заключения Президиума РАН. Киотский протокол (следовательно, и Парижское соглашение) не имеет научного обоснования. Пункт второй. Киотский протокол (и Парижское соглашение) неэффективен для достижения окончательной цели Рамочной конвенции ООН об изменении климата, как она изложена в статье 2-й («стабилизация концентраций парниковых газов в атмосфере на таком уровне, который не допускал бы опасного антропогенного воздействия на атмосферу»). Пункт третий. При предполагаемом удвоении ВВП в течение десяти лет следует признать наличие серьезных экономических рисков в рамках Киотского протокола (и Парижского соглашения) даже в его первой фазе (то есть до 2008 г.). В дальнейшем при ратификации Россией Протокола (и Соглашения) ее экономические потери будут увеличиваться… Пункт четвертый. Ратификация Протокола (и Парижского соглашения) в условиях наличия устойчивой связи между эмиссией CO2 и экономическим ростом, базирующемся на углеродном топливе, означает существенное юридическое ограничение темпов роста российского ВВП. Пункт пятый. В ходе работы совета-семинара РАН выявились серьезные экологические, экономические и социальные проблемы, связанные с изменением климата. Это требует привлечения к данной проблеме внимания научных организаций России, а также законодательной и исполнительной власти. Необходима организация и осуществление комплексной межведомственной программы исследований изменений климата и их воздействия на экономическую и социальную сферу России. Подпись: президент РАН академик Ю. С. Осипов.

Что за этим последовало? Ровным счетом ничего! Никаких «углубленных» исследований. И — ратификация Киотского протокола, а сейчас — Парижского соглашения. Власть проигнорировала мнение ученых, поступив в соответствии с собственными, сугубо политическими резонами, на которые нам намекнул в своих объяснениях пресс-секретарь президента Дмитрий Песков.

Скажут: автор «сгущает краски». И вообще он «динозавр», которому «чуждо всё человеческое», включая экологию. В том-то и дело, что экологические проблемы действительно существуют и носят серьезный характер. Но «обманка» в том, что абсолютное большинство этих проблем — локальные. Например, дымит завод, загрязняя воздух, сливает в реку отходы, из-за чего воду из нее пить, в ней купаться нельзя и гибнет рыба. Проблема? Разумеется! Но чья это проблема? Конечно, рядовых сограждан, которые терпят, но терпеть не хотят. Кого еще? Собственников, менеджеров и инженерно-технического персонала предприятий — раз. Муниципальных и региональных властей — два. Как максимум — федеральных властей, и то в режиме пресловутого «ручного управления». Правоохранительных и контрольных органов, если при этом нарушается закон, — три. СМИ, как «четвертой власти», которая аккумулирует общественное мнение по этому вопросу, — четыре. Всё! Это не проблема и тем более не сфера ответственности иностранных государств и международных организаций. Не может быть здесь, в привязке к земле, к конкретной ситуации, единых рецептов. И если порядок и правила устанавливает ООН или их диктуют «иностранные инвесторы» — значит, у страны отсутствует или сильно ущемлен суверенитет. Что, собственно, и подтверждено ст. 15, п. 4 действующей российской Конституции.

И самое последнее. Как раз на днях, аккурат к всплеску очередного осеннего обострения климатических «эмоций» в российских верхах, в свет вышел коллективный труд группы авторитетных итальянских ученых «Климат: хватит катастроф!» под научным руководством Умберто Крешенти, почетного профессора прикладной геологии Университета Д’Аннунцио Кьети-Пескара, бывшего ректора и президента Итальянского геологического общества. Рассказав о десятках профессорских подписей под петицией, опровергающей теорию «антропогенного глобального потепления», ученый с мировым именем указывает не только на ее лживость и антинаучность, но и привлекает внимание к фактам откровенной травли участников его творческого коллектива и других «климатических скептиков». Например, лауреата Нобелевской премии Карла Руббиа, выдающегося физика Антонио Зикики и т. д. Главный коллективный вывод этой группы ученых был показательно сформулирован профессором Марио Джаччи: «Для успешного решения проблемы изменения климата на планете в научном понимании этого явления необходимо сделать всё возможное, чтобы о климате перестали заботиться большие финансы».

Что делать? Экологию и вопросы климата следует отделить от политики и прекратить спекулировать на этих темах в угоду определенным корпоративным, наднациональным интересам и в ущерб государственным. Ибо на самом деле климатические колебания носят циклический характер и зависят от естественных причин. Доля так называемого антропогенного, то есть промышленного фактора в этих процессах ничтожна; ни глобальные похолодания, ни глобальные потепления, которые неоднократно происходили на нашей планете и при человеке, и до человека, к его деятельности не имели и не имеют никакого отношения. И все выдумки на эту тему преследуют вполне определенные интересы.