Про военную дружбу с Китаем, или Взгляды на табачок

Посол Китая в России Чжан Ханьхуэй опубликовал в «Российской газете» свою статью на тему текущего состояния и дальнейших перспектив российско-китайских отношений. В том числе в области военно-стратегического взаимодействия. Учитывая специфику дипломатической деятельности в целом и конкретно ее китайской модели, следует констатировать начало активного пересмотра конструкции стратегического взаимодействия двух стран. В лице своего представителя КНР только что представила свой взгляд на общие контуры желаемого результата. Стало быть, самое время задуматься над этим вопросом и нам.

Об очевидном российско-китайском стратегическом сближении говорится уже давно. Нежелательность такого процесса западными политиками озвучивалась еще даже до появление у Пекина собственного ядерного оружия в 1964 году. На конец Второй мировой войны численность ВС СССР, включая резервы, составляла 9,4 млн человек, из них до 8 млн находились на фронте. Необходимость срочного создания и укрепления Североатлантического альянса диктовалась признанием западными военными за Красной Армией того времени способности успешного завоевания как минимум всей Европы.

По оценкам Пентагона, имея армию мирного времени в районе 3 млн штыков, в случае войны Китай был способен развернуть ее до 22−24 млн, из которых теоретически до 12 млн мог выделить в отдельный экспедиционный корпус в помощь союзнику. Например, в виде «добровольцев», как это уже имело место во время войны в Корее. И пусть их вооружение и оснащение оставляло желать лучшего, в сочетании с советскими войсками они грозили создать несокрушимый красный тайфун, остановить который не смогли бы даже ядерные удары.

Это диктовало американской внешней политике задачу на всемерный раскол российско-китайской дружбы. Каковая казалась успешно решенной сначала волюнтаризмом Хрущева, осуществившего первый акт развала мировой социалистической системы, а потом экономическим сотрудничеством между Пекином и Вашингтоном как результатом триумфального визита в КНР президента США Никсона. В Вашингтоне считали, что при любом варианте развития событий экономически Красный дракон, конечно, окрепнет, но по масштабу и возможностям он по-прежнему останется заштатной страной третьего мира в ранге американской геополитической колонии.

Один из ведущих идеологов американской внешней политики Збигнев Бжезинский в своем фундаментальном труде «Великая шахматная доска: главенство Америки и ее геостратегические императивы» в 1997 году сказал прямым текстом: Россия никогда не сможет интегрироваться в Запад. Хотя такой вариант в целом рассматривается, его вероятность находится много ниже минимально допустимой. Так что, если Россию не получится полностью дезинтегрировать, рано или поздно ради собственного выживания она станет искать варианты сближения с Китаем. Оно является стратегически неизбежным.

Отсюда, кстати, берут начало базовые императивы американского стратегического плана на разрушение России как независимого и цельного государства. Хотя в одиночку Москва перехватить у Вашингтона статус единственного мирового гегемона точно не в состоянии, ее сырьевые ресурсы, промышленная и научно-техническая база, а также вооруженные силы и ядерное оружие способны решительно усилить ту сторону, которую она выберет себе в качестве партнера. Не обязательно добровольно. На что США и попытались сделать ставку после неудачи с Грузией во время войны 08.08.08.

Украинский майдан в феврале 2014-го в перспективах РФ на успешное встраивание в западный мир поставил жирную и окончательную точку. Впрочем, судя по содержанию знаменитой Мюнхенской речи Владимира Путина, российская правящая элита поняла это еще до 2007 года.

Так что практическая внешняя политика РФ в изрядной степени с прогнозом Бжезинского совпадала. С 2001 года у нас с Китаем действует Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве, девятая статья которого гласит, что в случае возникновения угрозы, которую любая из сторон сочтет существенной для себя и мира, стороны незамедлительно связываются для консультаций в целях принятия мер по ее устранению.

Иными словами, Москва и Пекин уже имеют юридически оформленный и технически принятый механизм для прямого военного сотрудничества в любых вопросах, включая совместную войну для отражения агрессии со стороны третьих стран. Правда, тогда речь шла о совершенно других внешних условиях. Два относительно слабых соседа договорились о взаимной помощи на случай, если всё станет совсем плохо. Сейчас их возможности серьезно изменились в лучшую сторону. Но механизм взаимодействия остался прежним.

И хотя обе страны старательно подчеркивают свою незаинтересованность в заключении официального военного союза, технически сближение в оборонной сфере расширяется весьма наглядно. Контингент НОАК принял участие в крупнейших российских военных учениях в восточной части страны в 2018 году. В июле текущего года во время совместных учений стратегической бомбардировочной авиации даже случился известный инцидент с Южной Кореей.

Известно, что Москва и Пекин подумывают о совместных ежегодных учениях флота, а также обсуждают перспективы формирования объединенной системы раннего предупреждения о ракетном нападении, с автоматической передачей данных друг другу.

Упомянутая в начале статья посла КНР важна именно тем, что за плотной завесой благих намерений в ней содержится очевидный намек на важное изменение фундаментальной позиции Китая в вопросе обороны. Китайское руководство будущий мир видит, безусловно, многополюсным и многосторонним, но при этом считает для него (мира) чрезвычайно полезным объединение российских и китайских возможностей по поддержанию международной безопасности.

То есть Китай очень даже не против заключить с РФ более непосредственный военный союз. Остается понять — насколько он нужен нам, и как всё это соответствует долгосрочным национально-государственным интересам России?

Сам по себе любой, даже самый подробный, договор автоматическим механизмом еще не является. К примеру, в пятой статье Устава НАТО говорится: «Договаривающиеся стороны соглашаются с тем, что вооруженное нападение на одну или нескольких из них в Европе или Северной Америке будет рассматриваться как нападение на Альянс в целом». Уж куда конкретней. Но при этом после инцидента с российским бомбардировщиком в Сирии в автоматическом исполнении договора альянс Турции отказал. Мол, не наша это война, решайте проблему сами.

Прошу отметить, это далеко не единственный подобный случай в мире. Союзнические отношения еще с XIV века имела Британия с Португалией, но когда Индия в 1961-м внаглую аннексировала португальские владения Гоа, Даман и Диу, Лондон оказывать военную помощь Лиссабону отказался. В формулировке «об этом не может быть и речи».

С другой стороны, та же Швеция, хоть юридически и не входит в НАТО, по факту всеми сторонами рассматривается как действующий член альянса, вооруженные силы которого учитываются в боевом расписании «на случай войны».

Это к тому, что соглашения, тем более в столь серьезной области, не действуют автоматически. Реализация сформулированных пунктов критично зависит от позиции политического руководства конкретной страны. В учредительном документе Организации Варшавского договора от 1955 года содержалась аналогичная по смыслу и близкая по содержанию с НАТОвской статья. Но тогда никто не сомневался в том, каким образом и в какие сроки будет принято решение, а также каким именно оно окажется.

С другой стороны, наличие официального соглашения юридически позволяет готовить и проводить соответствующие публичные мероприятия, от чего-нибудь разово-демонстративного, вроде совместного полета пары истребителей, до учений вроде российских «Центр-2019», которые по количеству задействованных сил не уступят «Востоку-2018», а то и долгосрочных программ совместной учебы оборонных сил.

Другой вопрос, что всё упомянутое для России в полном объеме доступно уже сейчас. Каких-либо дополнительных договоров нам заключать не требуется. Военная угроза? В стратегическом смысле она, конечно, имеется, но вероятность возникновения большой войны с НАТО или хотя бы только с США остается невысокой. Прежде всего, по причине их неспособности к ведению полномасштабных серьезных боевых действий с равным по технологическому уровню и ресурсам противником. У США банально отсутствует необходимое, даже по самому минимуму, количество пехоты. Шире — сухопутных сил вообще. Даже в сочетании с возможной помощью европейских партнеров по альянсу.

Помогать Китаю завоевывать Тайвань? С такой задачей НОАК вполне способна справиться и самостоятельно. Пекину наша поддержка необходима потому, что стратегия вывода Китая в мировые гегемоны начала давать некоторые сбои. События стали развиваться примерно на десятилетие быстрее расчетного. Оказалось, что прочность Запада была несколько преувеличена.

Из-за чего США сильно раньше времени оказались под очевидной угрозой утраты своих лидирующих геополитических и экономических позиций в мире, тогда как военная мощь Китая до необходимого уровня еще не дотянулась. Тем самым возникла угроза получения войны с США в пределах ближайшего десятилетия, купировать которую Пекин и желал бы заключением публичного военного союза с нами.

В то время как России куда более выгодным является как раз нынешнее положение «недооформленного союза». Это определение введено в оборот в одной из статей Российского совета по международным делам и предельно точно описывает смысл ситуации. По общему для обеих сторон вопросу противодействия США Москва и Пекин сходятся во взглядах достаточно тесно, чтобы на тему устройства и масштабов угрозы складывающемуся миропорядку смотреть одинаково. А значит, быть в состоянии оказать друг другу необходимую военную помощь.

При этом по всем остальным вопросам и направлениям позиции и подходы участников могут спокойно различаться. Местами даже очень сильно, как, например, в части признания Китая полноправным участником в решении судьбы Арктики.

Кроме того, у нас остаются развязаны руки во взаимодействии со странами, имеющими определенные трения с КНР, такими как Индия, Япония, Вьетнам, а также остаются непоколебимыми позиции в части отнесения Средней Азии к зоне российских геополитических интересов. Наличие достаточного пространства для маневра обеспечивает возможность даже выступать арбитром при поиске решения.

Ну, и самое главное, в таком статусе наш собственный вес в переговорах с Китаем остается куда более весомым, существенно компенсируя сложившуюся сильно не в нашу пользу разницу в масштабах экономики и финансов. Так что дружба, безусловно, дружбой, но табачок желательно врозь. По крайней мере, в нынешних условиях. А дальше, как говорится, будем посмотреть.