Почему коммунистическая партия разрушила СССР — и грозит ли это Китаю?

Победа социалистической революции в России сто лет назад изменила ход мировой истории. Но не менее значимым для мира оказался и крах Советского Союза. Он коснулся отнюдь не только стран бывшего СССР, чья экономическая, социальная, бытовая жизнь оказалась сперва разрушена, а затем восстановлена в весьма проблематичном качестве.

Существенная часть населения Земли живёт сейчас при режимах, объявивших себя социалистическими: Китай, Вьетнам, Северная Корея и т.д. Более того, некоторые «красные» страны уже занимают лидирующие экономические позиции, а сегодня-завтра они и вовсе могут стать новыми хозяевами мира. Распад СССР для них — страшный вызов, проблема, стоящая на повестке дня. Да и остальной мир не может не гадать: куда повернёт Китай, выполнит ли он незавершенную Советским Союзом миссию освобождения труда — или станет новым, ещё более хищническим империалистическим монстром?

Так или иначе, понять причины краха СССР важно и для нашей страны, и для коммунистического движения, и вообще для всего мира — поскольку его судьба уже сильно зависит от китайского полюса силы.

В этом вопросе сложно обойти стороной написанную в 1936 году «Преданную революцию» Льва Троцкого — человека противоречивого, превратившегося из лидера Октябрьской революции в главного советского диссидента. Ему сложно отказать в прозорливости: предложенные им в годы партийной оппозиции реформы позже реализовал его соперник Сталин; реализовался, к сожалению, и данный им под конец жизни прогноз краха СССР. Какие же негативные тенденции видел Троцкий в социалистическом государстве?

К началу ХХ века Российская Империя была во многом отстающей страной. Низы российского общества испытывали как бы двойное угнетение: и со стороны отечественных господ, и со стороны мирового империализма, косвенно и прямо тянущего соки из страны. Это незавидное положение сделало возможной революцию, но одновременно придало ей особую окраску.

Оказавшись у власти, большевики обнаружили, что им предстоит непочатый край работы по выведению России из состояния крайней нужды: голода, отстающего производства, массовой безграмотности, даже отсутствия гигиены (доходило до того, что некоторые народности приходилось «приучать» мыться, строя на их территории бани).

Троцкий подчёркивает: эти проблемы — не чисто хозяйственные. Особенности экономики не могут не оказать влияние на политическую систему. Маркс подчеркивал, что для победы коммунизма требуется довольно высокий уровень развития производительных сил (техники и работников): грубо говоря, революция добьётся успеха только в обществе, в котором благ по факту уже хватает для всех, и единственным препятствием для всеобщего благосостояния становится распределение. Это сегодня мы можем всерьёз говорить о том, что мирового производства более чем достаточно, чтобы накормить, одеть и даже вывести из нищеты всю планету — проблема только в интересах «элиты», не желающей делиться своим сверхбогатством. Для России начала ХХ века всё было совсем не так.

Хотя большевизм и обобществил средства производства, их мощностей (а также квалификации работников) попросту не хватало, чтобы обеспечить каждому гражданину достойный уровень жизни. Конечно, говорит Троцкий, революция подстегнула развитие экономики, и СССР стремительно поднимал производство и сельское хозяйство. Однако всё это происходило под знаком дефицита, угрозы голода, отсутствия многих благ, которыми уже обладал Запад (характерно, что идолопоклонство перед ним началось в 20-е годы и сохранилось до сегодняшнего дня).

А значит, за всё новые появлявшиеся в России ресурсы автоматически начиналась борьба: каждый испытывал нужду, и каждому хотелось войти в число тех немногочисленных «счастливчиков», которым достанутся появлявшиеся блага. Понятно, что эта тенденция, нашедшая множество «сторонников», вела к имущественному расслоению и была несовместима с коммунизмом.

Широкие народные массы, не слишком привыкшие к участию в политике и вынужденные тяжко трудиться, чтобы обеспечить собственное существование, не могли составить сильного противовеса этому собственническому, капиталистическому тренду. «Идейный» же революционный актив отчасти был выбит Гражданской войной, отчасти — разочарован и дезориентирован не оправдавшимися надеждами на скорую мировую революцию. Наконец, над СССР постоянно висела угроза иностранного вторжения, требующая быстрой модернизации.

Совокупность этих факторов привела к тому, что в стране появился многочисленный слой бюрократии — управленцев, взявших на себя задачу организации форсированного развития экономики. С одной стороны, она была необходима для создания минимальных условий, при которых становится возможной построение коммунизма: обеспечение всех граждан нормальным уровнем жизни, политическое образование и воспитание масс, борьба с оставшимися в наследство иллюзиями и предрассудками. Но с другой стороны, эта бюрократия сама была порождением «отсталого» общества, сама находилась под властью его заблуждений и нужды.

Конечно, её авторитет основывался на достижениях и перспективах коммунистического строительства, и потому бюрократия не могла просто отказаться от социалистической направленности. Более того, экономическое её положение зависело от наличия государственной собственности, и бюрократия была заинтересована в её расширении и укреплении.

Однако она сразу прибрала к рукам всё новые и передовые блага, появлявшиеся в Советском Союзе. Укрепление государственной собственности нужно было ей не для поднятия общего уровня, а для того, чтобы обеспечить собственное благосостояние. Необходимость форсированной модернизации же выливалась в то, что рабочих нещадно «эксплуатировали», всеми методами (в первую очередь — проверенными капиталистическими) заставляли работать больше и больше. Грубые методы управления сегодня обеспечивали количество, но приносили в жертву свободу творчества, необходимую для завтрашнего качества.

«Дорвавшись» до новых и дефицитных благ (не столько товаров, сколько санаториев, дач и т.п.), бюрократия стала ревниво защищать своё место под солнцем от любых посягновений. Социальную базу опоры она нашла в нэпманах, фермерах, интеллектуалах и стремительно отрывающейся от среднего уровня рабочей аристократии — людях, оказавшихся примерно в том же положении.

Иными словами, развивая государственную собственность, бюрократы пытались сохранить и даже усилить неравномерность распределения — ставя себя и свои опорные группы в привилегированное положение, присваивая себе «дефицитные» блага. Соответственно, они не спешили проводить радикальные коммунистические реформы, на которых настаивала оппозиция внутри компартии. Троцкий утверждает, что сталинский режим проводил их только под давлением крайней необходимости, в последний момент, под угрозой обрушения экономики и советской власти, второпях и неохотно.

При этом власть давила всякую самодеятельность масс, выхолащивала прессу и идеологию (уже с 20-х годов в СССР почти прекратилось развитие марксизма), скрывала статистику и затушёвывала растущие в советском обществе противоречия, жестоко карала за любую политическую активность и тем более оппозиционность и критику. Описываемые в «Преданной революции» публичные «раскаяния» оппозиционеров и критически настроенных деятелей культуры кажутся предтечей антисоветских «откровений» творческой интеллигенции в период Перестройки.

Троцкий отмечает: в самые тяжёлые дни Гражданской войны в партии поощрялись споры и фракционная борьба, так почему же после объявления о триумфе социализма понадобилось так сильно бороться со всякой критикой и альтернативными взглядами? С какого-то момента цензура не щадила даже статьи Ленина.

Старые кадры принимали в элиту только своих родственников и ставленников, остальной же молодёжи предлагалось уходить в «политически нейтральную» науку и производство, либо прятаться в подполье и становиться диссидентами. Стоит ли удивляться, что к 50-м годам молодые политически активные интеллектуалы уже почти полностью оказались ярыми антисоветчиками, полностью отвергавшими всё, хоть как-то связанное с СССР?

Однако Троцкий не считал крах СССР делом предрешённым. Противоречие обобществлённых средств производства и привилегированного, частного характера присвоения могло разрешиться в обе стороны: как уничтожением бюрократии с переходом управления к самим массам (как планировали Маркс и Ленин), так и превращением бюрократов в полноценный правящий класс через приватизацию ими средств производства.

И всё же к 1936 году всё шло по негативному сценарию. Изначально подразумевалось, что бюрократия (управленцы) будет контролироваться коммунистической партией (идейным политическим активном), однако Сталин подчинил высшему партийному аппарату и то, и другое. Советский Союз должен был поддерживать Коминтерн, ускорять революции в других странах — в том числе чтобы они помогли СССР преодолеть отставание, делясь с ним кадрами и технологиями. Однако Сталин взял курс на «мирное сосуществование» с капиталистическими странами и превратил Интернационал в простых агентов российских национальных интересов.

В противовес этому Троцкий рассчитывал на новое поколение, родившееся и выросшее в СССР, на подъёме промышленности и в условиях крайнего «отупения», окостенения официальной линии. Он верил, что из грядущей мировой войны молодёжь выйдет набравшейся опыта и авторитета, готовой бросить вызов «старой гвардии» бюрократов. К сожалению, потери СССР оказались беспрецедентными: целое поколение было выбито, народ оказался измотан, а неидеальный, но всё же довольно «красный» сталинский режим превратился в хрущёвскую «оттепель».

Протестная энергия после войны действительно накопилась — и выплеснулась в годы Перестройки. Однако «прибрали к рукам» её уже не левые, а сами же бюрократы, желавшие разрешить противоречия Советского Союза в сторону реставрации капитализма.

Троцкий подчёркивает: появление бюрократии — не случайный процесс, его нельзя просто «исключить». Невозможно отменить «старый мир» каким-либо декретом или красивой идеей: изменения общества требуют переустройства экономики и быта. То есть — требуют продолжительной борьбы со всеми тенденциями, тянущими социум вкось и назад. Этой борьбы не избежать — но чтобы выиграть в ней, нужно не замалчивание противоречий, а их раскрытие, обсуждение, постоянное осознание и контроль.

Сегодняшний Китай во многом повторяет путь СССР: он также является отсталой, во многом ещё аграрной страной, с архаичным менталитетом, ревнивым и жадным до новых благ. Однако китайцы заявляют, что выучили горький урок Советского Союза: они понимают, какие опасности бюрократизации и поворота к капитализму стоят на пути форсированного развития страны. Официальный Китай говорит: ничего не решено, у нас в стране идёт борьба двух тенденций, однако мы вооружены осознанием этого процесса. Ставка делается на молодёжь, перестроечные тенденции — подавляются.

Читайте также: Китайские интеллектуалы против Запада: как победить капитализм?

Прав ли был Троцкий, действительно ли для победы социализма достаточно одного осознания проблемы и правильной стратегии партии? Может ли переходный процесс закончиться поворотом к социализму, если в стране долгие годы не развивается местная самоорганизация, не идёт стремительного развития Советов и профсоюзов? Насколько долго нужно и можно откладывать этот этап?

Ответить на эти вопросы может только жизнь. Россия пока что отброшена крайне далеко от всех этих проблем — но это не значит, что мы не должны изучать и собственный же негативный политический опыт, и китайскую попытку повернуть его в другую, более правильную сторону.